элегантным, с копной белоснежных волос и самого авторитетного вида.
— Оказывается, доктор Лоусон был внизу. Он занимался одним из заболевших слуг, похоже, страдающих от того же.
Лорд Алекс произнес это, не обращаясь ни к кому в особенности, и вошел в комнату как человек, облеченный некой властью и потому имеющий право на известную свободу обращения.
Прокаженный, вероятно, был бы встречен Томасом более приветливо, чем его друг. Амелия заметила, как сжались и окаменели его челюсти, каким ледяным стал взгляд. Очевидно, он хотел показать лорду Алексу, что его присутствие нежелательно.
— Доброе утро, Томас. Как я понимаю, это и есть пациентка?
Доктор говорил непринужденно, что, как поняла Амелия, объяснялось его многолетним знакомством с Томасом.
Доктор подошел к постели и посмотрел на Амелию оценивающим взглядом.
— Да, доктор Лоусон, это леди Амелия Бертрам. У нее лихорадка, и она жалуется на боль в желудке.
— Гм. Дайте-ка мне ее осмотреть. Не волнуйтесь, моя дорогая, я не причиню вам боли.
Он ободряюще улыбнулся ей, но это ничуть ее не успокоило: не очень-то она доверяла врачам.
Вынимая инструменты из саквояжа, доктор обернулся, посмотрел на Томаса и деликатно кашлянул.
— Не будете ли вы, джентльмены, так любезны и не оставите ли меня на некоторое время наедине с леди Амелией, чтобы я мог ее обследовать?
— Да, конечно. Мы все обсудим с вами позже, когда вы закончите осмотр, — сразу отозвался Томас и неохотно последовал к двери за Картрайтом.
Оказавшись в коридоре, Картрайт повернулся к нему лицом.
— В чем дело, черт возьми? Что все это значит?
— Сейчас не время и не место обсуждать это, — коротко ответил Томас и добавил: — Почему бы тебе не пойти и не смыть с себя грязь?
Ноздри Картрайта начали гневно раздуваться. Несколько секунд они стояли, меряя друг друга взглядами, потом Картрайт резко повернулся на каблуках и направился в свою комнату в противоположном крыле. Шаги его заглушал мягкий бархат ковров.
После ухода Картрайта Томас принялся шагать по коридору перед дверью в спальню Амелии.
Двадцатью минутами позже дверь отворилась, и появился доктор Лоусон. Увидев Томаса у двери, он вздрогнул, от неожиданности.
— Что с ней? Что с Амелией?
Столь фамильярное упоминание его пациентки по имени не ускользнуло от внимания доктора. И он слегка приподнял брови.
— Не вижу ничего серьезного, думаю, несколько дней постельного режима поставят ее на ноги. Я не заметил застоя в легких, и сердце у нее крепкое. Немного опухли железки на шее, но это неудивительно, раз у нее повышенная температура.
Доктор Лоусон переложил свой саквояж из одной руки в другую.
— Но если лихорадка не пройдет за пару дней, пошлите за мной снова. Мне не встречалось повторное заражение скарлатиной, но всякое случается.
Брови Томаса взметнулись вверх.
— Что вы имеете в виду, говоря о повторном заражении?
— Я говорю о том, что она переболела скарлатиной в тринадцать лет. Она вам не рассказывала? Ей повезло — у нее не было осложнений. Только в прошлом году у меня от этой болезни умерли четверо пациентов.
На лице Томаса появилось паническое выражение, и доктор Лоусон поспешил добавить:
— Можете быть уверены, сейчас у вашей юной леди не скарлатина. У нее желудочный грипп. За последние две недели я сталкиваюсь с десятым случаем этого заболевания. Как я сказал, самое большее дня через три девушка будет здорова.
Томас пытался убедить себя, что его беспокойство — нормальная вещь. Она была дочерью его друга и в некотором смысле его знакомой. Конечно, ее благополучие вызывало некоторую его озабоченность.
«Некоторую озабоченность?» — услышал он ехидный внутренний голос. За последние двадцать минут его волнение очень походило на волнение мужа, ожидающего благополучного рождения наследника.
— За леди Амелией будут ухаживать наилучшим образом.
Доктор Лоусон склонил Голову в поклоне.
— В этом я ничуть не сомневаюсь.
Он вытащил часы из кармана сюртука и бросил на них быстрый взгляд.
— Мне пора. Всего доброго, Томас.
Снова положив часы в карман, доктор направился к двери.
Томас проводил его. Не останавливаясь и не поворачиваясь, доктор Лоусон сказал:
— Я посещаю этот дом свыше тридцати лет. Можете не провожать меня. Уверен, вы хотите сами убедиться, что ваша гостья удобно устроена и спокойно отдыхает.
Доктору Лоусону не пришлось повторять это дважды — Томас уже стоял перед дверью в комнату Амелии и кончиками пальцев нажимал на нее. Но петли все же предательски заскрипели.
Горничная, сидевшая возле постели Амелии, наклонила голову, когда он вошел. Томас направился к постели, ощущая ее неодобрительное молчание. Но это был его дом, и Амелия оставалась в нем на его попечении, а потому он имел полное право позаботиться о ее благополучии.
— Мадемуазель спит, — прошептала горничная.
Томас остановился у постели, и при виде Амелии сердце его сжалось. Ее голова покоилась в пене подушек. Он впитывал это зрелище: веером лежащие на щеках темные загнутые ресницы, контрастирующие с лихорадочным румянцем щек. Черты ее лица во сне смягчились, и она выглядела совершенно беспомощной. И прекрасной.
Не сводя взгляда с ее лица, он ответил:
— Да, я вижу. — И после затянувшейся паузы спросил: — Доктор дал ей какое-нибудь жаропонижающее лекарство?
— Он оставил лауданум от боли в животе.
Горничная продолжала смотреть на него, и взгляд у нее был недоуменным и выжидательным.
Томас медленно кивнул. Он хотел убедиться, что Амелии удобно и она отдыхает, и, на его взгляд, это так и было. Ему следовало уйти, но ноги отказывались подчиняться его безмолвной команде.
— Тогда я оставлю вас ухаживать за ней. — И все же он не двинулся с места и продолжал смотреть на нее. — Немедленно известите меня, если ей станет хуже. Вы меня поняли?
Горничная ответила двумя сдержанными кивками.
Томас в последний раз бросил взгляд на спящую Амелию и вышел.
Глава 19
Томас нашел Картрайта в библиотеке, сидящим в кресле. Он переоделся, сменив костюм для верховой езды на чистую одежду, и волосы его были еще влажными после ванны.
При появлении Томаса Картрайт стремительно вскочил на ноги.
— Как она? Что сказал доктор?
Томас ответил не сразу. Он подошел к низкому поставцу и налил себе капельку рому, хотя обычное время принятия напитков еще не наступило. Какими бы ни были его чувства, ему было нестерпимо видеть Амелию в объятиях Картрайта или своего друга в интимной обстановке ее спальни. Это казалось ему фамильярностью, недопустимой при столь коротком знакомстве.
Томас осушил содержимое бокала одним глотком.
— Так я могу ее увидеть? Мисс Фоксуорт очень встревожена. Я заверил ее, что буду держать ее в
