продажная шкура, интриган, истаскавшийся любовник. Тут же подробно рассказывалась история о «духе Ленина» и два или три неприятных анекдота, касающихся того, что «у мещан» называется личной жизнью. Под памфлетом я увидел свою подпись.
– Ясное дело, – сказал я, – но я не подписывал это.
– В самом деле?
– Я две недели не выходил из дома: я был болен и Англареса не видел уже три недели.
– Я вам верю, но все-таки это неприятно.
– Особенно мне, поскольку я тут ни при чем.
– Я знаю, вы бы не стали подписывать эту гадость.
– Вы думаете, что эта подпись меня связывает?
– К несчастью, да.
– Послушайте, Саксель, я не хотел бы вас дольше беспокоить. До свидания.
– Вы хотели о чем-то попросить?
– Чепуха. До свидания.
– До свидания.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Когда я был у выхода, мне на память пришла целая серия выражений, вроде «лучше не получится», или «так раздражаться – это что-то необычное», или «какая чудная история». Вот так запросто потерять друга мне показалось ненормальным. Я зашел в кафе и позвонил Англаресу. Его не было дома. Ладно, мне нужно пойти на площадь Республики и найти там Венсана или добыть его адрес; может быть, против него уже выпустили какой-нибудь другой памфлет. Я позвонил и Одиль, чтобы сообщить ей новость, но она куда-то ушла.
Уже смеркалось, но для Англареса и его друзей еще было слишком рано. Я зашел домой и ждал в темноте нужного часа; было время все обдумать, и, когда я снова вышел на улицу, у меня было веселое настроение. Я добрался до площади Республики к семи часам; Англареса окружала довольно многочисленная группа. Здесь были Вашоль, Владислав, Шеневи и прочие, которых я более-менее знал, и прочие, которых я не знал вовсе.
– Сколько же времени мы вас не видели, – сказал Англарес любезно и немного церемонно.
– Я болел.
– Не слишком серьезно?
– Как видите.
Дискуссия возобновилась на том месте, где я ее прервал. Художник Владислав защищал точку зрения ультралевых, а Шеневи выдвигал против него точку зрения также ультралевых; они ожесточенно спорили. Я послушал их с минуту, но, абсолютно не проникшись интересом к их узкополитическим страстям, спросил у Англареса, где сейчас живет Венсан Н., желая вместе с тем узнать его судьбу: оказалось, что пока еще он был «нашим», поскольку мне тут же дали его адрес. Я продолжал:
– А воссоединение, к которому вы приступали? Англарес улыбнулся:
– Собственно говоря, воссоединения не произошло, – сказал он, – но достигнутые результаты великолепны. Он добавил, понизив голос:
– Группа Сальтона распалась, вы видите: Владислав среди нас.
Последний в этот момент заявил:
– Мы должны совершать революцию при помощи самых радикальных инфрапсихических средств и сражаться с буржуа самым отвратительным для них оружием – экскрементами.
– Нужно скатиться в грязь и вдохнуть воздух преступления, – заявил один из неофитов.
– И не забудем в этой борьбе о мощном оружии – раннем безумии, – сказал какой-то человечек, съежившийся, как куколка насекомого или как что-то подобное.
Англарес сообщил мне, что это В., бывший «единый ничегонеделатель».
– Мы никогда не совершим революцию, если не сможем искусно околдовать целиком всю буржуазию, – промолвила еще какая-то личность с самым безразличным видом.
– Это У., – шепнул мне Вашоль, – он перешел к нам от «спиритов-инкубофилов».
Я понял, что Англарес благодаря своему маневру насобирал «учеников» почти отовсюду; я говорю: «учеников», хотя на этот момент у них вроде бы имелись идеи (?) – свои, личные. Поскольку Англарес, как мне показалось, был расположен поболтать со мной, я потихоньку сообщил ему, что собираюсь жениться. Он вздрогнул. Услышавший мои слова Вашоль сморщил нос.
– Вы собираетесь жениться? – сказал Англарес самым презрительным тоном.
Я воздержался от объяснений причины моего поступка. Вместо этого сказал:
– Саксель будет моим свидетелем.
Он схватился за пенсне и водрузил его на нос. Он сверлил меня взглядом, демонстрируя безусловные успехи в магнетизме.
– Вы смеетесь надо мной, Трави.
У него был очень красивый голос: глубокий, переливчатый, полнозвучный. – Почему же? – сказал я.
Он не ответил, стараясь прийти в себя. Вмешался Вашоль: