что он оставил... или имела, если бы имущество на самом деле принадлежало мне и Брюсу! «Фалез» и доход от поместья — собственность Филипа Дрю, хотя я не думаю, что он в курсе дела.
Расширенными глазами Харриет недоверчиво уставилась на сестру. Она подозревала связь с семьей Эрншо, но не такую.
— Откуда такая уверенность? — спросила она. — Собственно, откуда ты все это знаешь, если сам доктор Дрю остается в неведении?
— Я ездила в Лондон с одной целью — проверить записи. Я нашла все, что хотела... или, вернее, не хотела! И не о чем спорить, Филип Дрю имеет все права на «Фалез». У меня нет никакого права!
Харриет потребовалось время привыкнуть к новости, и она осторожно присела на низкую французскую кровать.
— И что ты собираешься делать? — наконец спросила она.
Гэй снова приняла удивленный вид.
— Я только что сказала, что намерена делать, — ответила она. — Выйду за Филипа и потом скажу ему правду.
Харриет не просто изумилась — она была шокирована.
— Но так нельзя! — задохнулась она. — Ты должна сказать ему сейчас, немедленно!
Сводная сестра посмотрела на нее с легким оттенком враждебности в фиалковых глазах.
— Неужели ты и в самом деле такая простушка?! — воскликнула она. — Неужели ты честно думаешь, что я пойду на риск потерять «Фалез», выложив Филипу Дрю правду до того, как он наденет мне на руку обручальное кольцо? Не сомневаюсь, что справлюсь без особого труда, — мягкий розовый ротик Гэй растянулся в исполненной самодовольства улыбке, — но, пока все не сладится законным образом, с подписями, свидетелями и так далее, полезно иметь страховой полис. Филип не совсем страховой полис, но представляет собой угрозу всему моему будущему счастью, если позволить ему остаться холостяком еще немного... хотя, естественно, пусть лучше остается холостяком, чем женится на другой! Поэтому я все спланировала и именно с этого момента начинается осада... до тех пор, пока ты не получишь удовольствие держать мой букет и перчатки, когда местный священник нас обвенчает!
Харриет ошарашило ее хладнокровие, логика и странное равнодушие, стоявшее за окончательной раскладкой планов сестры. Кроме того, — по причине, которую Харриет больше не скрывала от себя, — она испытывала такое безысходное ощущение безнадежности, что потеряла даже способность к новым возражениям. В глазах Гэй промелькнул намек на сочувствие.
— Бедняжка! — вздохнула она. — Очевидно, в ту ночь ты испытала шок. Когда...
Харриет дрожащим голосом ответила:
— Не просто шок. Я не поверила своим глазам!
— И в то же время все объясняется совершенно естественно, правда? Прямой потомок! И к тому же по главной линии. В каком-то смысле это даже волнует кровь... Филип так потрясающе похож на Эрншо времен Регентства, словно вернулся в мир после перерыва в сто с лишним лет! Жуть, верно? — Фиалковые глаза заблестели взволнованно. — Как, по-твоему, он может оказаться таким же жестоким и безжалостным, как тот, другой Эрншо? Потому что в таком случае мне следует найти способ управлять им, правда?
Почти помимо собственной воли Харриет запротестовала:
— Нет, нет, конечно, не может! Да и другой Эрншо на самом деле не такой уж изверг, как нам известно.
— Хочешь сказать, ему многое пришлось вынести? — Мягкие губы опять растянулись в насмешливой улыбке. — Ну, с женами иногда бывает трудно. Но с мужьями тоже. Немного терпимости с обеих сторон время от времени не помешает.
Харриет пришла в ужас:
— По-моему, это звучит ужасно.
Гэй пожала плечами:
— Ах, но ты ведь не была замужем, дорогая, не так ли? И еще не знаешь, какое опустошение и разочарование приносят усердные попытки делать вид, что в браке все хорошо, когда на самом деле все совершенно наоборот. — Возможно, сама того не желая, она вдруг многое открыла перед сестрой. — Мужчины даже не пытаются притворяться, только женщины. Они ненавидят других женщин, подозревая, что те тоже несчастны. А когда начинают заводить романы, это означает, что они действительно несчастны. Мне ужасно жаль бедную покойную жену Эрншо.
— И все-таки ты готова выйти замуж за другого Эрншо, даже не будучи до конца уверена — поскольку сам он, очевидно, не знает этого! — что он Эрншо.
— Скажем так, я готова пойти на риск. И меня всегда привлекала опасность. — Гэй закончила причесываться перед зеркалом и с улыбкой повернулась к Харриет: — И поверь мне на слово, нет сомнений, что Филип Дрю — настоящий Эрншо. Я доказала это, к моему полному удовлетворению, во время визита в Лондон. Он имеет право называть себя Филип Дрю-Эрншо... но, похоже, Филип Дрю его вполне устраивает. И вполне возможно, он знает, что относится к роду Эрншо.
— И еще — возможно, он согласился подменить доктора Паркса, потому что хотел быть поближе к «Фалезу», — заметила Харриет. — Если это не так, почти невозможно поверить в такое странное совпадение, как его принадлежность к роду Эрншо.
Судя по всему, Гэй была склонна согласиться с сестрой.
— Ну, так должна я вывести его на чистую воду, верно? — сказала она. — Вот только поработаю над ним еще немного времени и установлю кое-какие важные факты.
— Например? — осведомилась Харриет, хотя точно знала, какой последует ответ.
Сводная сестра ласково коснулась ее щеки и с нежностью, хотя и слегка рассеянно, провела по ней пальцами.
— Ну, во-первых, что именно он имеет в виду, когда его глаза говорят мне, до чего же я привлекательна, — наконец немного мечтательно ответила она. — В глазах мужчин я и раньше встречала то же самое выражение... но оно не всегда означает скорый брак. А Филип до того закоренелый холостяк, что, вероятно, почти убедил себя в вечности такого положения вещей. Впрочем, у меня есть несколько весомых причин для скорейшего вступления в новый брак... и если понадобится, я по-настоящему возьмусь за Филипа! Направлю на него все свои чары!
Гэй взглянула на свое отражение в зеркале и улыбнулась — словно отлично знала, что редкий мужчина даже закоренелый холостяк — найдет в себе силы сопротивляться ее чарам, если она, как сама же выразилась, по-настоящему возьмется за дело.
Сильные и противоречивые чувства, которые как всесокрушающий ураган ворвались в самые сокровенные уголки ее души, напугали Харриет, и она обрадовалась возможности наконец освободиться от сестры. Девушка закрылась у себя и, сидя теперь уже на своей кровати, вступила в борьбу с подступающим ощущением полной безысходности.
Дело не в том, что после одного воспоминания, неотвязно преследующего Харриет, ее отношение к Филипу Дрю полностью изменилось... Разумеется, она не позволила себе потерять голову от мимолетного эпизода, вероятно уже забытого им через сорок восемь часов. Но после удара о чердачную балку Харриет не знала, как относиться к Филипу, сейчас в ее глазах он стал совсем другим человеком, не тем, кто с самого начала вызвал у нее антипатию. Как оказалось, в нем причудливо сочетались врач и властный, эгоистичный мужчина — еще одно проявление его личности, к тому же Филип изредка оказывался способен на чудеса нежности и невероятную человечность. Следуя логике своих умозаключений, Харриет могла назвать доктора Дрю даже ранимым, но здравый смысл не позволил ей окончательно запутаться в паутине собственного романтического воображения.
Ибо не оставалось сомнений: после почти неощутимого мига, когда Харриет почувствовала холодную бритую щеку Филипа Дрю на своей щеке и он поцеловал ее в лоб, она все время хотела видеть его в романтических снах, сохранить его только и единственно для... себя?
Появление самой этой мысли — и этого вопроса — вызывало яростные отрицания Харриет. Свои подлинные чувства она скрывала даже от себя. Но не сомневалась, что первый же серьезный анализ причин такой резкой перемены ее отношения к Филипу Дрю: сна — лишенного всякой романтики! — ласки, которую он мог подарить испуганному ребенку, и обещания, что после его ухода она проведет хорошую ночь — как и случилось! — прольет свет на истинное положение дел, и самый изощренный самообман не
