Неудивительно, что его последний оруженосец сбежал. Я неустанно добиваюсь перевода, а мой отец неустанно твердит мне, чтобы я был мужчиной и принимал свое назначение с достоинством. Клянусь, этому парню лучше не проявлять слабости, иначе я запру его в худшем доме престарелых, какой смогу найти.
– Черт, а я думал, это у меня проблемы с родителями, – послышался голос Фьюри позади Брайд. – Мои всего лишь хотят убить меня и избавить от страданий, не больше.
– Да, – ответил Отто с верхней ступени лестницы. – Хотел бы я, чтобы мои меня убили.
Пока Отто вел их по коридору, Вэйн наклонился и проговорил ей на ухо:
– Не позволяй словоизвержению Отто одурачить тебя. Он произносил прощальную речь на выпуске в Принстоне.
У нее отвисла челюсть.
– У меня были мозги, пока это место не иссушило их. Попробуйте пообщаться с Валериусом и Ником, и через несколько дней вы обнаружите, что впали в детство. Как бы то ни было, только не говорите Мастеру Валериусу, что я когда-либо ступал на землю Принстона. Он думает, что меня выгнали из Барбизонской школы моделей[42].
Брайд рассмеялась, затем посмотрела на Вэйна.
– Итак, это и есть тот мир, в который ты вверг меня? Без обид, но все эти люди совершенно чокнутые. Выпускник Принстона, украшающий статуи накладками и одетый как Дон Хо [43]; деверь, который на самом деле собака…
– Да, но не забывай про Табиту, – напомнил ей Вэйн. – С твоей стороны тоже имеется своя доля психов.
Она подняла руки в знак капитуляции.
– Согласна, но со мной в придачу только одна ненормальная.
– И твой папочка, помешанный на кастрации, – добавил Фьюри, который шел позади. – Думаю, что это самая извращенная наклонность, о которой я когда-нибудь слышал.
– Хочешь навестить моих родителей, Фьюри? – спросила Брайд.
– Я – пас.
Отто открыл дверь, которая вела в огромную спальню с самой изысканной, сделанной под старину кроватью, какую только Брайд видела в своей жизни. Темно-синий бархатный балдахин свисал вокруг вырезанных вручную ангелов и херувимов, украшавших деревянные части.
– Изумительно.
– Валериус всегда требует лучшего. Вы двое можете жить здесь, а того пса я размещу дальше вниз по коридору.
– Эй! – возмутился Фьюри.
– Расслабься, – сказал Отто. – Ели не нравится, я поселю тебя в гараже или еще где-нибудь.
Парочка покинула комнату, оставив Брайд и Вэйна наедине.
– Итак, мы здесь, – произнесла Брайд неуверенно.
Вэйн потянул ее к себе.
– Я не прячусь от тебя за всеми этими странностями.
– Так что ты умеешь?
– Все, что угодно. Я могу путешествовать сквозь время в любом направлении. Я мог бы перенести нас отсюда в Париж или еще куда-нибудь, где ты хочешь побывать.
Брайд задумалась. Она могла бы попросить многое, но существовала только одна вещь, которая действительно могла осчастливить ее.
– Можешь сделать меня худой?
Вэйн не выглядел довольным.
– Мог бы.
– Сделай это.
Он смотрел на нее, сдвинув брови, как будто ее требование совершенно озадачило его.
– Зачем?
– Затем, что мне всегда хотелось быть одной из тех миниатюрных женщин, какой я никогда не была.
Встав у нее за спиной, он тесно прижал ее к себе.
– Я не хочу, чтобы ты стала тощей, Брайд. Я люблю тебя такой, какая ты есть. – Когда он говорил, его дыхание щекотало ей шею и согревало тело. – У моего народа есть поговорка. Мясо для человека, кость для собаки.
– Да, но ты и то, и другое.
– Но когда дается выбор между ребрами и стейком, я каждый раз выбираю более вкусное.
Брайд ахнула, когда Вэйн прижался губами к ее шее и прикусил ее. Она закрыла глаза и втянула его теплый мужской аромат. Так здорово было находиться в его объятиях. Она чувствовала себя хрупкой и спокойной.
– Это все, что есть между нами, Вэйн? Просто секс?
Он прижался к ее щеке своей щекою таким наполненным любовью движением, что оно пронзило ей душу.
– Нет, секс – только физическое выражение того, что я чувствую к тебе. – Он взял ее руку и приложил к своему сердцу, чтобы она чувствовала его биение под своей ладонью. – Никто никогда не прикасался ко мне так, как ты. Ты – словно шепот. Нежная, мягкая. Успокаивающая. В моем мире люди только орут и визжат. Но ты… ты – мое убежище.
Его поэтическая речь привела ее в трепет.
– Боже, ты такой милый.
– Это не поэзия, Брайд. Я могу быть человеком, но я еще и животное, и это животное во мне не лжет и не лукавит. Я никогда не предполагал, что эта часть меня будет приручена, но теперь это случилось. Она не желает ни на кого нападать. Она хочет только тебя.
Как женщина могла отречься от такого?
Брайд задохнулась, когда ее одежда исчезла.
– Вэйн?
Прежде чем она успела произнести его имя, они оба лежали обнаженные на кровати, укрытые одеялами.
– У тебя к этому талант, – сказала она, когда он уткнулся носом в ее шею.
– Ты даже не представляешь какой, – выдохнул он ей в ухо прежде, чем облизал его.
В экстазе от его прикосновений Брайд чувствовала головокружение. На этот раз он не тратил времени зря. Он слился с ней один мощным толчком.
Они оба застонали в унисон.
Лицо Брайд выражало откровенное наслаждение. Для него это не было игрой. Он очень серьезно настроился завоевать ее.
Ее ладони скользили по его спине, она чувствовала движение его напряженных мускулов, когда он входил в нее, жестко и мощно. Он был волком, и он был голоден. Его зеленые глаза пожирали ее.
Вэйн не мог ясно мыслить, чувствуя ее под собой, такую мягкую. Зверь в нем жаждал полного обладания. Требовал спариться и властвовать.
Человек в нем желал ее нежности. Ее сердца.
Больше всего он хотел провести остаток своей жизни, глядя в ее янтарные глаза. Сейчас они потемнели от страсти. Ее губы слегка разомкнулись, потому что она задыхалась от наслаждения.
Вэйн требовательно впился в этот рот. Он рычал от ее вкуса, от сплетения их языков, пронзая ее снова и снова. Он умирал от голода по ней, принуждая себя быть осторожнее с ее телом, не забывать, что она – человек и хрупка.
Он умер бы, если бы причинил ей боль.
Но ох, это ощущение рук на его спине. То, как она сжимала его ягодицы. Она не просто трахалась с ним. Она занималась с ним любовью. И это значило для него больше, чем что-то еще.
Даже если бы он был бессмертен, все равно никогда не почувствовал бы ничего лучше, чем ее
