Относительно одиночества он понял, что это не так уж и плохо. Оно научило его верить в себя, в свои силы. После козней и интриг Донни он стал еще сильнее, чем был прежде.
У него появились бесстрашие, внутренняя сила и непревзойденная ясность.
Но все это отступило перед видом раненой и истекающей кровью Леты.
— Я не хочу потерять тебя, Лета.
— Тогда не бойся этого. Поверь, что я буду здесь с тобой, всегда.
Опять же, это было легче сказать, чем сделать. Но он должен доверять ей. Верить ей несмотря на то, что израненная часть его не желала верить никому, кроме самого себя.
Он притянул ее к себе и приник к впадинке между ее ключицами.
— Я верю тебе, Лета. — Она подняла руку и запустила ее глубоко в его волосы, одновременно притягивая его для поцелуя. И он чувствовал, как с каждым биением его сердца Лета становится сильнее.
Айдан прервал поцелуй и увидел, что она ему улыбается.
— Твои страхи имеют силу. Это то, чем питаются Долор и Тимор. Не давай им силу, которой они не заслуживают.
Кивнув, он поглядел вокруг.
— Кстати о Тиморе, что с ним случилось?
Лета покачала головой.
— Я не знаю точно.
— Мы победили их?
— Мне бы хотелось ответить «да», но я так не думаю.
— Вы не побили их… пока. — Они взглянули наверх и увидели Деймоса, стоящего над ними с отчужденным, мрачным выражением лица.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Лета.
Он устало выдохнул, хотя в его глазах плясали смешинки.
— Вмешиваюсь в кое-что меня не касающееся, но если подумать, то я просто обязан так или иначе ввязаться в это дело. Какого черта? Бесить богов — то, что у меня получается делать лучше всего.
Лета нахмурилась.
— И что конкретно ты имеешь в виду?
— Короче говоря, Долор нашел человеческую жертву на той стороне. Сейчас он принял человеческую форму. Его абсолютно неожиданное рождение и послужило причиной того, почему он исчез отсюда так внезапно. Он собирается умертвить тело Айдана, пока его сознание заперто здесь.
Лета выругалась, когда узнала, что Долор нашел себе донорское тело. Большинство людей было склонно отступить, и отказывалось лишать жизни кого-то, чье тело бог мог использовать для убийства их врагов.
Видимо, на этот раз удача Лете и Айдану удача изменила.
— Кто стал его жертвой?
Деймос дернул подбородком в сторону Айдана.
— Его племянник. Донни отдал парня призраку, чтобы обеспечить Долора телом для его целей.
Айдан похолодел от услышанного.
— Невозможно!
Демон покачал головой и безжалостно произнес:
— Ты хочешь, чтобы Бог Боли выполнил твое требование, — ты должен заплатить за это очень высокую цену. Кровь и прах, мой друг. Кровь и прах.
Это потрясло Айдана до глубины души. Он знал, что брат его ненавидел, но не настолько же… Бог свидетель, Донни не стал бы убивать собственного сына только, чтобы ему отомстить.
Или стал бы?
Нет, это немыслимо.
— Он не мог сделать что-либо подобное.
Но, взглянув на Деймоса, он понял — по свету в его глазах — правду, которую никак не желал принять.
— Ты говоришь о человеке, который стремился извести своего брата. Брата, который слепо его любил и бескорыстно содержал его ленивую задницу. Почему ты думаешь, что на это он не способен?
Потому что Айдан помнил, когда они вместе были детьми. Помнил их общий смех. Тяжелые времена, когда они выступали объединенным фронтом против мира, который пытался их сокрушить. Без Донни он не смог бы справиться со смертью родителей. У него не было уверенности в том, что он преодолел и совладал бы с этим самостоятельно.
Как мог тот мальчик, который часто смеялся вместе с ним, превратиться в чудовище, способное на убийство собственного сына?
— Я не могу в это поверить. Просто не могу. Как может зависть сделать такое? Как? Она не может озлобить кого-то до подобной крайности, верно? Ну, в самом деле…
Деймос кинул на него сочувствующий взгляд, но в нем не было ни утешения, ни поддержки. Ни спокойного понимания этой жестокой реальности.
— Может и делает это. Поверь мне. За мои миллиард или около того лет существования я видел вещи намного хуже, чем эта, — первый в истории убийца предал смерти собственного брата лишь по той причине, что был охвачен этой незначительной эмоцией. Зависть превращается в ненависть, которая в свою очередь становится отравой. Любого, пораженного ею, она будет изводить до тех пор, пока не съест заживо. Твой брат был в ярости от того, что ты достиг чего-то в своей жизни, что у тебя есть фанаты, готовые на все ради тебя. Он не мог вынести этого; не мог понять, почему ты обладаешь чем-то подобным, в то время как он нет. Единственная его цель — указать тебе твое место, чтобы ты оказался там, где тебе надлежит быть… ниже него. Если он не может обладать этим, то, черт возьми, и ты не будешь.
Но Айдан до сих пор не понимал, почему Донни испытывал к нему такие чувства.
— Но я никогда не позволял известности вскружить мне голову. Я нисколько не изменился. Я всегда помнил, кто я и откуда я вышел.
— Да, — согласился Деймос. — А ты помнишь старую песню Джо Уолша[38] «Life's Been Good»?
— Что из этого?
— Все так изменились, я же остался прежним.
Айдан застыл в тишине, а эти слова эхом отдавались в его голове. Он не вспоминал об этой песне годами, но Деймос был прав. Он все еще был тем же самым мальчиком, который летом бегал босиком, потому что они были вынуждены беречь свои ботинки для школы. Он все еще говорил «спасибо» и «пожалуйста» всем окружающим, независимо от того, кем они являются.
Но Донни… он не тот человек, которым был когда-то. В ту же минуту, когда Айдан дал ему почувствовать вкус денег, он начал обращаться с людьми так, будто они были ниже него. Будто он тем или иным образом был лучше их, хотя деньги эти не были им заработаны.
И Донни не единственный, кто изменился. В жизнь Айдана входило множество людей, и не меньшее их количество проходило через нее. Те, кому не было никакого дела до голодающего актера и его попыток прорваться, стали его близкими друзьями, как только он начал получать лучшие роли. Айдан неожиданно превратился в важную персону, и люди стали искать с ним знакомства. Он же по-прежнему чувствовал себя подобно начинающему актеру, которому закрыт вход в горячие ночные клубы, потому что он недостаточно для них хорош. Подобно тому актеру, от которого окружающие отмахивались как от ничтожества.
И, кроме того, была Хизер…
Проклятие, эта песня старины Джо оказалась пророческой. Это заставило его задаться вопросом, кто же так кинул поэта-песенника, что он сумел столь красноречиво выразить свои мысли и чувства.
Деймос выступил вперед.
— Мы должны разбудить вас обоих. Долор направляется сюда, чтобы поразить вас, пока вы оба находитесь без сознания.
Лета выругалась.
