— Сынок, кирпич для нее приготовлен на кобыльем молоке. Камень дает трещину, а этот нет.
Объяснение старика вызвало улыбку у Тыжденко, но он промолчал, чтобы его не обидеть.
Когда Артык забирался на башню, он насчитал сто пятьдесят широких ступеней, а когда посмотрел сверху вниз, — старик показался ему не больше муравья. У него захватило дух от такой высоты.
Артык осмотрел и мавзолеи Тёребек-Ханум и Шейх-Шерефа. Он был в восторге от их архитектуры, красок, узоров на изразцах и еще раз пожалел о том, что так мало знает.
— Оказывается, я ошибался, когда говорил, что наши предки могли только ездить верхом да кочевать. Смотри, какие прекрасные строения! Алеша, ты много читал, может, что-нибудь и про это расскажешь?
Тыжденко тотчас же ответил:
— В тысяча двести двадцатом году арабский историк Якут ибн Абдулла, побывав в Ургенче, сказал: «Я больше этого, богаче этого, красивее этого города не видел». А ведь знаешь, Артык, он был построен почти за две тысячи лет до нашего времени. Много прошло здесь разных народов. Хорошо строили города родоначальники туркмен, — трои предки, Артык.
— Я слышал о Салырчагане, но о сельджуках ничего не слыхал. Значит, эти места — наши?
— Теперь — ваши.
— А раньше?
— Я уже сказал, что было раньше.
— Где же тот город?
— Его семьсот лет назад разрушил Чингиз-хан.
— Алеша! Раньше разрушали, теперь разрушают,— когда же мы будем строить?
— Будем, Артык, будем. Наша дружба, наша борьба — порукой тому. Новый мир будет прекрасен!
— А сумеем ли мы выстроить такие города?
— Подожди, вот завоюем мирную жизнь, — будем строить еще красивее!
Мечта, овладевшая Артыком, вдруг унеслась в будущее... Вот протянулся от Амударьи через всю пустыню Кара-Кум широкий канал. Сколько воды! По берегам цветущие сады, города. Аула Гоша не узнать!.. Безудержный полет его фантазии вдруг замедлился. Дымящаяся линия фронта встала перед глазами. Алеша заметил, как на лицо Артыка легла тень. Но раньше, чем он успел спросить, Артык сказал:
— Алеша, на коней!
И пришел, наконец, долгожданный день — день, когда Красная Армия вышла на подступы к Красноводску.
Красноводск с двух сторон окружен горами, с третьей раскинулось Каспийское море. Надо было атаковать врага в лоб. Но здесь была крепость. Многочисленные ловушки, колючая проволока, батареи дальнобойной артиллерии были похожи издали на муравьиные кучи. Пятнадцать вражеских военных кораблей стояли на рейде под парами. «Дивизия тигра», полк «Волк», «Дикая дивизия» — таковы были названия белых частей. Деникинские генералы считали, что Красноводск неприступен.
В ночь на 6 февраля 1920 года Красная Армия начала атаку. После полуночи на полуострове Уфра послышалась редкая перестрелка. Но в следующую минуту ущелья гулким эхом отозвались на грохот орудийной пальбы.
Воздух наполнился запахом пороха. Загремели батареи над ущельем Гипс, куда прорвались пехотные части Красной Армии. Загрохотали пушки с полуострова Уфра. Занимая удобные позиции на высотах, белые видели передвижение частей Красной Армии. Захватив чуть свет первые неприятельские окопы, красноармейцы не могли двинуться дальше, — снаряды и пули сыпались отовсюду дождем, преграждая путь. В особенности силен был шрапнельный огонь с кораблей. Но вот красноармейская батарея выдвинулась на высоту и повела огонь по судам, стоявшим на рейде. От одного удачного попадания загорелось судно, груженное боеприпасами. Густой дым поднялся к небу. С оглушительным грохотом начали взрываться ящики со снарядами, разливая огонь на другие пароходы, на берег. Пехота снова пошла в атаку. Это решило дело — среди белогвардейцев поднялась паника. Джигиты Артыка прорвались в город. Кони шли полным наметом. В руках всадников блестели обнаженныe сабли. С кораблей били шрапнелью. Один из снарядов разорвался под ногами у Мелекуша. Конь, подброшенный взрывом, опрокинулся, увлекая за собою Артыка. Тыжденко спрыгнул с седла, обнял за плечи и приподнял Артыка. Не отводя глаз от потускневшего лица друга, он повторял, почти не надеясь, на отклик:
— Артык! Да открой же глаза, Артык!.. Посмотри — мы гоним врага!
Словно возвращенный к жизни этими словами, Артык поднял веки. Но, видимо, он не мог понять, где он и что с ним. Со всех сторон гремело победное «ура».
— Артык, слышишь?
— Алеша!..
— Да, это я, Артык! Мы победили!
Артык поднял голову. По лицу его скользнул ясный луч сознания...
Ашир со своей сотней во весь опор мчался по берегу. Взрывной волной сбило шапку с его головы.
— Ой, беда! — вскрикнул Ашир и схватился за голову. Вслед за тем он расстегнул ворот гимнастерки, снял тюбетейку и сунул ее за пазуху. Тюбетейка сразу согрела его сердце. Взмахнув саблей, он крикнул:
— За бессмертную любовь! Сотня, вперед!
Было за полдень. Тихий ветер, разгоняя тучи, уносил их к южному краю земли. Сверкало зимнее морозное солнце. Спокойное море играло под его серебристыми лучами. Скопище пароходов, уходивших к западу, маячило на поверхности, моря далеким пугалом. Последний белогвардейский снаряд попал в нефтяную цистерну, и в районе станции вспыхнуло два пожара. Повалил черный дым. Среди этого дыма взвилось над городом красное знамя.
Раздалась торжественная музыка духового оркестра.
Артык смотрел на это алое знамя, и мысль его была широка, как никогда. Она обнимала и то, что видели глаза, — безбрежные дали Каспийского моря, и то, что осталось позади, вплоть до Амударьи. В ней был весь путь его — путь горячего стремления к свободе, к счастью народа, путь ошибок, раскаяния, испытания кровью, борьбы вместе с народом и несказанного счастья победы.
