делайте, что хотите, но не забывайте: народ для вас не вьючный осел!
— Осел зажиреет — лягает хозяина! — крикнул кто-то из баев.
Поднялся такой шум, будто прорвалась плотина под напором весенней воды. Дейхане с руганью обрушилась на баев. Халназар безуспешно пытался унять разгоряченных людей.
— Народ! Эй, люди!.. — взывал он, но на него не обращали внимания.
Бабахан тоже что-то кричал и размахивал руками, но его слова не доходили до спорящих. Тогда поднялся Мамедвели, воздел руки к небу, слезящиеся глаза его смотрели тоскливо. Те, что стояли ближе к нему, немного притихли. Мамедвели не стал медлить и заговорил:
— Люди! Пророк наш в самые страшные минуты не утрачивал мудрости. Берите пример с нашего пророка, не впадайте в отчаяние. Какое бы решение не пришлось принять, принимайте его с общего совета. Прислушайтесь к словам Халназар-бая, он глупого не скажет!
Когда восстановилось спокойствие, заговорил Халназар:
— У нас у всех одна печаль, одна забота. Я — один из вас, и старшина тоже из вашей общины. Ударишь корову по рогам, у нее дрогнет все тело. Кто сам себе желает худа?.. — Не слушая едких замечаний и резких выкриков, раздавшихся со всех сторон, он продолжал, все более воодушевляясь собственными словами: — Нашел свой след, беды уже нет! Нам надо сообща найти свой путь. И труп верблюда — непосильный груз для осла! Хоть у царя теперь, может быть, и ослаблена мощь, нам против него не устоять. У нас только один путь избавиться от беды, одна надежда: пусть белый царь, если нужно, берет у нас скот, деньги, но пусть освободит наши души и от службы в войсках, и от тыловых работ. Давайте так и скажем баяру-полковнику.
Мамедвели, поглаживая бороденку, удовлетворенно крякнул:
— Хей, молодец, бай-ага, вот это дельный совет!
Халназар закончил свою речь словами:
— Царь милостлив, может быть, он согласится.
Большинство сочло этот совет правильным. Было решено передать просьбу народа полковнику. По предложению старшины выбрали четырех представителей для переговоров об отмене мобилизации на тыловые работы. Это были те же выборные по налоговым делам — Халназар-бай, Нобат-бай, Покги Вала и Сары.
Глава девятнадцатая
С тех пор как Артык лишился коня, он не бывал еще в городе. Какое-то непреодолимое чувство отвращения и горечи испытывал он всякий раз, когда вспоминал пыльное поле у полотна железной дороги, где его навсегда разлучили с гнедым. Он больше не хотел видеть это проклятое место.
Каждый день он ходил смотреть, как поднималась пшеница на его участке, как наливалось зерно в еще зеленоватых колосьях. Обвязав голову синим платком, закатав штаны выше колен, он, измазанный глиной, ходил с лопатой на плече по узким канавкам, то открывая, то перекрывая воду. Иногда он подолгу стоял задумавшись. Вверху, в сияющем голубом небе, лилась бесконечная песня жаворонка, упругие стебли пшеницы, раскачиваясь на ветру, с мягким шумом кланялись во все стороны, и на душе у Артыка становилось светлее. В такие минуты он думал об урожае, об Айне, и губы его расплывались в улыбке. Правда, враги сильны и коварны; отняв у него коня, они хотят отнять и любимую девушку. Но Артык не верил, что им это удастся. Ведь сказала же ему Айна: «Умру — земле достанусь, не умру — буду твоя!» Перед ним возникал нежный образ девушки, и он принимался напевать:
А то вдруг начинал разговаривать со своей Айной, словно она и в самом деле стояла перед ним. В эти минуты он показался бы самому себе смешным, если б мог видеть себя со стороны.
Однажды, стоя так и напевая, Артык почувствовал, как его голой ступни коснулось что-то скользкое и холодное, и в тот же миг увидел пеструю змею, которая ползла, подняв голову. Его улыбающееся лицо исказилось от страха и отвращения. Взмахнув лопатой, он ударил змею по голове. Змея пометалась и замерла без движения. Артыку вспомнился недавний случай.
Как-то ночью он проводил полив своего участка. Ему захотелось спать. Выбрав сухой бугорок, он прилег на нем и тотчас уснул. Проснулся — у левого бока под мышкой лед. «Змея!» — молнией пронеслось в голове, и сердце похолодело от страха. Все же он не потерял самообладания; осторожно запустив правую руку за ворот рубахи, он схватил мягкое холодное тело змеи и в мгновенье ока отбросил в сторону. Только после этого, чуть не задохнувшись от волнения, вскочил на ноги. При свете луны он видел, как извивающееся тело гадины с шумом шлепнулось в воду...
Глядя на убитую змею, Артык с суеверным ужасом думал: «Это не простая змея, это дух моего врага. Она преследовала меня, но я все же размозжил ей голову. Так будет и с моими врагами». Он взглянул на свои мускулистые ноги, на могучие руки и улыбнулся: ему ли бояться? Нет, он молод, силен, ему не страшны никакие враги!
В тот день, когда происходило бурное собрание мирабов, эминов и дейхан у старшины, Артыку так и не удалось поговорить о своем коне с Бабаханом. Раздраженный и злой, арчин ушел в кибитку, даже не взглянув на него.
Артык пешком отправился домой.
Солнце клонилось к закату. Усталость и жажда томили Артыка. Все же он завернул на свой участок, чтобы еще раз полюбоваться богатым урожаем.
Пшеница стояла густой стеной, стебли ее, доходившие до подбородка, отливали желтизной сухого камыша. Зеленоватые, клонившиеся к земле тяжелые колосья были длиной в ладонь. Артык вытянул шею, поднялся на носки и не смог окинуть взглядом все поле. Пшеница шумела и волновалась вокруг — он словно купался в ней. «Надо делать шалаш, переезжать сюда и приниматься за уборку», — подумал он и пошел на участок, засеянный вместе с Аширом.
Посевы на целине тоже радовали глаз. Здесь пшеница поднялась до пояса. Кунжут взошел редковато, но уже начал ветвиться. Для хлопка солончаковая, поросшая сорняками почва оказалась совсем непригодной. Два раза Артык пропалывал поле, и все же сорняки почти заглушили хилые, уже начавшие желтеть стебли хлопчатника. Артык был недоволен ими, но когда он взглянул на дыни, засеянные по краям канавок, его глазам представилась совсем иная картина. Толстые зеленые стебли, пробежав расстояние в пять-шесть шагов навстречу друг другу, схватились и переплелись зелеными усиками, а землю сплошь покрывали широкие листья, между которыми пестрели большие желтые цветы. Подняв листву, Артык увидел лежавшие на земле завязи величиной с большой клубок ковровой шерсти. Сорвав две еще зеленые дыни, он положил их в рукав чекменя и зашагал домой.
Шекер словно чувствовала, что брат возвращается не с пустыми руками. Едва Артык подошел к кибитке, как она выскочила навстречу и запрыгала вокруг него:
— Артык, что принес? Скажи, что?
Артык засмеялся:
— Угадай, тогда дам!
— Дыньку принес, дыньку!
Шекер не знала, что у Артыка в рукаве, но ей так хотелось недозрелой, хрустящей на зубах дыни! Артык вынул одну и подбросил ей прямо на руки:
— Держи, сестренка!
Шекер, словно ей дали золотой, вприпрыжку побежала к матери. Нурджахан с молитвенным благоговением посмотрела на дыню с незатвердевшей, еще зеленой кожицей:
— Дай-то бог!
