маламутов и от «джентльменов в белом» — полярных медведей. Однажды раненый медведь чуть не убил ее, и с тех пор овчарка запомнила белое чудовище как самое ужасное из всех, живущих на земле. Но медведь, как известно, приходит из моря, а здесь у нее под ногами была прочная и твердая опора.
Наконец овчарка решительно свернула ко входу в исполинскую трещину в стене ледяной горы, узким и глубоким ущельем уходившую в самые ее недра. Быстрая Молния сделал попытку отозвать ее. Инстинкт подсказывал ему необходимость избегать подобных ловушек. Но Светлячок, поколебавшись долю секунды, дала ему понять, что, если он не желает следовать за нею, она пойдет одна. Быстрая Молния добродушно потрусил за ней. Однако дурное предчувствие не покинуло его. Он насторожился и стал более внимательным. Основание трещины поднималось вверх наподобие крутой горной тропинки, и они упорно карабкались по ней, пока на высоте двух или трех сотен футов не остановились снова. Лунный свет наполнял ущелье. Он сверкал и искрился, отражаясь от ледяных стен, бесчисленных сосулек и гигантских ледяных утесов высоко над их головами. Его яркость среди этих мерцающих стен не уступала яркости бледного северного солнца, но Быстрая Молния был нечувствителен ко всему этому великолепию, безразличен к его чудесам. Пока они стояли здесь, его предчувствие уступило место подозрению, подозрение — ощущению медленно, но неотвратимо приближающейся реальности. Он почуял запах! Когда Светлячок сделала шаг, намереваясь продолжать путь, он тихо заскулил. В его голосе появилась новая нотка. Она удержала и остановила овчарку. Она заставила ее поднять голову и без каких-либо других объяснений, кроме магнетического контакта, возникшего между ней и Быстрой Молнией, подсказала ей, что сюда, в трещину, кто-то проник.
Целую минуту простояли они неподвижно, и в эту минуту до них донесся звук: клик, клик, клик, — как будто кто-то быстро постукивал по льду металлической палкой. Спустя еще несколько секунд в их поле зрения появился Уопаск, огромный полярный медведь. Пока Уопаск перебирался через крутой выступ у входа в трещину, обоняние Быстрой Молнии полностью ощутило его запах. Это был особый запах, запах, который Быстрая Молния не смог бы забыть никогда, — сильный мускусный дух медведя, того самого, с кем он дрался в эскимосском иглу много дней тому назад! И Светлячок, увидев Уопаска, узнала в нем существо, которого она боялась больше всего на свете!
Уопаск, почуяв так близко добычу, остановился. Дурной медведь, каннибал, чудовище, отведавшее вкус человеческого мяса задолго до того, как Быстрая Молния преградил ему дорогу в иглу, — сейчас он стал еще злее. Зазубренный наконечник эскимосского копья глубоко вонзился ему в плечо. Напрасно пытался он избавиться от него. Упрямая железная заноза заставила его хромать, сделала его еще более злобным и жестоким. И снова Быстрая Молния услышал глухое и зловещее рокотание грома в глотке медведя. Он ответил рычанием, и в унисон ему раздался жалобный и испуганный вой золотисто-желтой шотландской овчарки.
Она больше не была гордой и победоносной представительницей женского пола. Она дрожала. Она тесно прижималась к Быстрой Молнии, своему защитнику, своему господину, своему единственному другу в этот ужасный час.
Точно так же, как Быстрая Молния понимал бессмысленность открытой борьбы там, у иглу, так он сознавал это и теперь. Другого выхода не было. У них оставался единственный путь к возможному спасению: отступление дальше наверх, вдоль по сужающейся трещине. Он повернулся, но без панической поспешности. Толчком плеча он указал Светлячку направление, и она пустилась бежать мелкой рысцой, а когда он последовал за ней, — помчалась со всех ног. Сзади до них доносилось костяное постукивание длинных когтей Уопаска, и этот звук заставлял овчарку стрелой мчаться сквозь лунный свет. Трещина становилась все более узкой и неровной. И тут, совершенно неожиданно, они достигли ее конца. Казалось, будто они бежали вдоль гигантской ледяной бутылки и наконец добежали до ее дна. Вокруг с трех сторон ледяные стены возвышались на сотню футов вверх, обрывистые, крутые и гладкие. Быстрая Молния мгновенно оценил ситуацию. Он не был испуган, и все же он знал, что ему придется вновь встретиться лицом к лицу со смертью. Глаза его искали какую-нибудь трещину, выемку, ледяной выступ, из-за которого он мог бы защищать себя и Светлячка. И тут он увидел — у самой дальней стены «бутылки» — темную тень, вселившую в него надежду. Он бросился к ней; овчарка ни на шаг не отступала от него. Тень отбрасывал плоский выступ в ледяной стене на высоте около шести футов над дном ущелья. Этот выступ был их последней надеждой, — и последним убежищем.
Отступив на пятнадцать или двадцать шагов, Быстрая Молния разбежался и в могучем прыжке достиг узкой площадки. Это был единственный способ объяснить Светлячку, что она должна делать; и теперь он скулил сверху, умоляя ее, пока не поздно, последовать его примеру. Клацанье когтей Уопаска по льду слышалось совсем близко, и Светлячок сделала отчаянную попытку. Ей не хватило двух футов, и она упала вниз, скуля от боли и ужаса. Она прыгнула вторично и на этот раз достигла края выступа, так что одну-две секунды висела, зацепившись за него лапами, пытаясь вскарабкаться наверх. И вновь она сорвалась, и из груди Быстрой Молнии вырвался рычащий вопль ярости, когда он увидел огромную тушу Уопаска, быстро приближающуюся к ним. Он приготовился к прыжку. Еще двадцать секунд, и он схватится с медведем в последней великой битве. В эти секунды ужас и близость смерти влили в Светлячка новые силы, и она еще раз взметнулась в прыжке на ледяной выступ. Две трети туловища достигли его, и Быстрая Молния, проворно захватив зубами ее густую желтую шерсть, помог ей довершить остаток пути. И как раз вовремя. Чудовищная лапа ударила по тому месту, где только что находилось золотистое тело овчарки. Поднявшись на дыбы, Уопаск вытянулся во весь свой гигантский восьмифутовый рост, и его огромная голова и плечи появились над ледяной площадкой. Быстрая Молния, не мешкая, вцепился медведю прямо в нос, и тот издал такой страшный рев, полный невыносимой боли и бешеной злобы, что он сотнями эхо загромыхал между стенами ущелья и в пещерах ледяной горы. Прижавшись к отвесному ледяному обрыву, Светлячок наблюдала, как в десяти футах защищается ее друг и господин. В глазах ее появился новый блеск. Сейчас они напоминали сверкающие бриллианты. Избалованное и изнеженное создание, она никогда не участвовала в драках. Тем не менее в ней струилась доблестная воинственная кровь колли, шотландских овчарок. Совершенно неожиданно Быстрая Молния, и только Быстрая Молния, заполнил собою весь ее мир. Она видела, как движутся огромные белые лапы Уопаска, словно наделенные собственным разумом и волей. Одна из них внезапно вытянулась вперед, ухватила Быструю Молнию, изогнувшись вокруг его тела, — и овчарка без звука бросилась на эту белую изогнутую лапу, точно на живого врага. Зубы ее, острые, как иголки, впились в мякоть мохнатой лапы Уопаска; лапа выпрямилась, и рев, какого Уопаск никогда еще не издавал, вырвался из груди белого исполина. Ибо Светлячок, нападая в слепой ярости, нашла самое чувствительное место во всем его полуторатысячефунтовом теле.
Окровавленный и почти размозженный ударом огромной лапы, Быстрая Молния отскочил назад, и Светлячок последовала за ним. Клыки ее теперь сверкали — молочно-белые, прекрасные, как и вся она. Они отбежали к дальнему концу выступа, когда Уопаск, подтянувшись, вскарабкался на него, и здесь — их окончательное спасение! — обнаружили в ледяной горе трещину четырех футов шириной. Быстрая Молния втолкнул туда перед собой овчарку, и едва Уопаск добрался до входа в трещину, они находились уже в десяти футах от него. Трещина сужалась так стремительно, что еще через двадцать футов громоздкое тело медведя не в состоянии было продвинуться дальше, и рев его злобного разочарования потряс ледяную гору до самого подножия.
Все выше и выше сквозь узкую щель продолжали карабкаться Быстрая Молния и Светлячок, пока в конце концов не выбрались на обширное ледяное плато на вершине. Плато находилось высоко над морем и высоко над равниной. Вниз к бескрайней снежной пустоши сбегал обращенный в сторону материка пологий склон глетчера.[1] Мир вокруг лежал в великолепии лунного и звездного света. Быстрая Молния, глухо и жалобно заскулив, — что можно было с определенной долей воображения принять за благодарственную молитву во спасение, — устало опустился на брюхо у края ледяного обрыва и окинул взглядом открывшееся перед ним пространство. Кровавый след тянулся за ним из щели в ледяной горе. Раны его продолжали кровоточить, и Светлячок ощущала запах его крови; ее била мелкая дрожь, и в душе, которую дал ей Господь, она осознала свой долг и свою миссию. Она приблизилась к нему. Тесно прижавшись, она легла с ним рядом; низкий мягкий воркующий звук дрожал в ее горле, наполненный тайной познания, неясных обещаний и невысказанных надежд. И затем, нежно и осторожно, ее теплый язык принялся вылизывать кровоточащую рану на его плече.
И Быстрая Молния, все еще вглядываясь в пустынные снежные равнины, больше не замечал одиночества, пустоты и холодной заброшенности своего мира. Дух Скагена, Большого Дога, наконец
