восторжествовал. Чудо свершилось, и его мир изменился навсегда.
Глава 6. Быстрая Молния откликается на зов
Могущественнейшие из всех сил природы — могущественнее наводнений и штормов, — неутомимые углубители долин и выравниватели гор, скульпторы, высекающие очертания континентов, — Wuche Miskwame, Ледники. Их предназначения выполнены. Во времена далекой древности они ползли по поверхности земли, медленно, неумолимо, как движутся сферы по своим орбитам, формируя и моделируя подходящие просторы для ног человека. Они вырыли для него озера и реки; они разбивали, дробили и перемешивали земные напластования; они навечно установили направление течения вод, превосходно сыграв свою роль в заключительном грандиозном «творческом усилии» Господа в Его величественном подвиге Созидания. И теперь, завершив свою работу, — sisi-koot-up-mao! — они умирают.
На краю Северного моря, где его миссия сократилась нынче лишь до поставок каждое лето океану миллионов тонн айсбергов, лежит Ассисуи — Ледяной Скребок. Сколько себя помнят самые старые из эскимосов, этот огромный одинокий ледник всегда назывался Ледяным Скребком. Никогда не было у него другого имени. Возможно, лет этак тысяч пятьдесят тому назад его могли бы назвать «Землекопом». Теперь это была обширная, плоская, медленно двигающаяся ледяная гора, неохотно отдающая океану свои последние драгоценные секреты — дважды в течение трех лет гигантские мерзлые остовы мастодонтов.
Обращенный к морю склон Ассисуи разрушен, изборожден трещинами, покрыт многочисленными пещерами и глубокими промоинами; во время летних штормов прилив ревет в них громовыми голосами, и целые скалы и ледяные утесы откалываются от него с ужасным грохотом и уплывают в открытое море.
Но со стороны, противоположной этому неровному и выщербленному, беспокойному и воинственному морскому краю, а также на вершине, Ассисуи ровный, как стол.
Этой ночью ледяное плато сверкало и искрилось под зимней луной и звездами. Северное Сияние погасло. Прямо над головой светилось перламутровое Сердце Неба — отражение обширных ледовых полей. Температура повысилась, и мороз был не более двадцати градусов ниже нуля.
В самом центре плато, со вновь обретенной душой собаки, возрожденной в нем спустя двадцать поколений волков, стоял Быстрая Молния — до этой ночи предводитель стаи белых волков и самый могучий среди них всех. И рядом с ним, прижимаясь своим прекрасным золотистым телом, переливающимся шелковистым блеском при свете луны и звезд, стояла Светлячок, шотландская овчарка, которая ушла с обледенелого корабля, вмерзшего в ледяной припай за много миль отсюда. В течение нескольких часов в крови Быстрой Молнии совершились чудесные перемены — с тех самых пор, как он пошел по следу овчарки от корабля, догнав ее как раз вовремя, чтобы сразиться за нее с Уопаском, полярным медведем. Раны его перестали кровоточить; он больше не ощущал жгучей боли, ибо наконец душа Скагена из двадцатилетней дали полностью овладела им, и теперь его кровь знала лишь трепетную радость супружества. В нем, спустя двадцать поколений предков-волков, победила капля собачьей крови. На вершине Ассисуи он ощущал биение новой жизни. Она пульсировала в его великолепном сером теле — сером, тогда как все его собратья среди волков Арктики были белыми; она распаляла его кровь; она светилась новым огнем в его глазах. И Светлячок, едва ли понимая, что творится в его дикой душе, но зная, что в этом замерзшем мире она нашла своего супруга, тихонько поскуливала рядом с ним.
Быстрая Молния отвечал ласковым прикосновением носа к шелковистой желтой шерсти, такой густой на ее затылке. Затем он снова окинул взглядом мир с вершины Ассисуи, умирающего ледника. Со стороны моря лежали бескрайние ледяные поля. Со стороны материка тянулась огромная снежная пустыня, раскинувшись вплоть до холмистой и изрытой тундры, образующей порог Земли. Со дня своего рождения, почти три года назад, Быстрая Молния знал только этот мир. Он жил в нем, боролся в нем, вырос в нем до могучего сильного зверя, но в нем всегда таилось некое призрачное видение другой жизни, которую он никогда не знал и которую не мог понять, — его наследие от Скагена, собаки белого человека из двадцатилетнего прошлого.
И вот собака белого человека — белой женщину — стоит нынче ночью рядом с ним на вершине Ассисуи. Стройная, гибкая, прекрасная красотой чистой породы и тщательного генетического отбора, отраженных в каждой линии ее изящного тела, Светлячок являла собой живое олицетворение мечтаний и неясных стремлений, которые отличали Быструю Молнию от всех его собратьев по стае белых волков. Ее воспоминания все еще продолжали оставаться яркими и живыми. Казалось, всего лишь вчера она ощущала ласку мягких белых рук женщины в тысячах миль отсюда к югу, женщины, чье лицо выражало печаль и вместе с тем гордость, скорбь и вместе с тем любовь в тот день, когда хозяин забрал ее с собой на большой корабль. Они отправились на север — она и ее хозяин, — на север, в пустой и замерзший мир; и хозяин сменил ей имя на Светлячок, потому что именно так он ласково называл женщину. А теперь в нескольких милях от берега стояла большая пирамида из камней, под которой лежал ее мертвый хозяин, и женщина, хозяйка, которую она боготворила, находилась в тысячах миль отсюда, — надеясь, мечтая, молясь… — и ничего не знала. О женщине Светлячок вспоминала, как вспоминают лишь о великой мечте. О женщине живой, ожидающей, зовущей, — где-то там, далеко! Хозяин был мертв, и Светлячок знала, что он никогда не поднимется из-под каменной пирамиды и что она никогда не услышит его голос. Могильные камни разрушили и сломали ее мир. Много раз лежала она подле них в печали и одиночестве. Все чаще и чаще уходила она с корабля. А затем таинственная рука духа, направляющего судьбы животных, повела ее вдоль побережья в бесплодных поисках несбыточного; и по ее горячим следам пришел Быстрая Молния, воодушевленный другой неосуществимой надеждой; и они встретились и вместе дрались с Уопаском, полярным медведем, — и теперь на вершине Ассисуи они стоят бок о бок, наполненные теплой и живой радостью дружбы и супружества.
И тем не менее к трепетному чувству вновь возникшей нежности и преданности у Светлячка примешивался страх. Ведь прошло не более двух часов с тех пор, как они дрались с Уопаском, — там, внизу, у берега моря, — и спаслись, лишь вскарабкавшись по узкой трещине на вершину Ассисуи. Она дрожала, прижимаясь к плечу Быстрой Молнии. В жалобных нотках ее голоса был заключен вопрос и — растерянность. Нежные гортанные звуки, которые она издавала, заставляли Быструю Молнию напрягать мускулы до твердости стали. Это был его мир. Он понимал его. Он знал, что жить означает бороться. Всю жизнь он боролся и — убивал. И он жаждал снова сразиться с кем-нибудь — немедленно! Эта жажда кипела у него в крови. Он пылал героическим воодушевлением юного отважного кавалера, сопровождающего робкую и прекрасную девушку сквозь грубую толпу. В переполнявших его чувствах с первых часов их медового месяца он стремился показать себя. А в окружающем мире лучшим способом «показать себя» было либо победить кого-нибудь в поединке, либо убить в сражении. Он не был удовлетворен своей оборонительной битвой с Уопаском. Поэтому он отскочил на несколько ярдов от Светлячка, гордо подняв голову на вытянутой шее, вздыбил шерсть на загривке, словно щетку, и прошелся пружинистой, вызывающей походкой.
„Посмотри на меня хорошенько, Светлячок, — казалось, говорила вся его фигура. — Я не боюсь никого на свете, даже Уопаска! Я могу победить всякого волка, который когда-либо появлялся на свет! Я могу бежать быстрее и дальше любого волка в мире! Стоит тебе лишь сказать, и я вернусь и задам деру самому Уопаску!“
И Светлячок смотрела. Она была восхищена этим диким великолепным зверем, выступавшим здесь перед ней. Она подбежала к нему и одобрительно залаяла, глядя вместе с ним в никуда.
Кровь бурлила в жилах Быстрой Молнии до такой степени, что он почти готов был взорваться. Какого черта здесь не может подвернуться ничего подходящего? — думал он. Он отбежал назад, к щели, откуда они выкарабкались на вершину Ассисуи, и зарычал. Сейчас он готов был приветствовать появление здесь самого Уопаска. Но Уопаску в этот миг было не до него. В то самое время, когда Быстрая Молния и Светлячок стояли у края трещины, со стороны отдаленного конца Ассисуи донеслась дикая какофония звуков — лай и визг собак, крики людей и рев Уопаска. Несколько мгновений Быстрая Молния прислушивался. Затем, прижав уши к затылку, он мелкой рысцой побежал по склону в сторону звуков,
