— Вчера ночью. Торговцы в городке привыкли, что Уорсингтон выбирает для покупок довольно странное время. Мне стало совестно, что ты сидишь в таком неудобном кресле, и я купил вот это.
Она улыбнулась.
— Вы слишком добры, милорд.
— Садись же, попробуй, удобно тебе или нет, — сказал он с видимым безразличием, как будто ему было все равно, сядет она с ним рядом или нет.
Женевьева медленно обошла вокруг кушетки, и села. Если бы она села чуть дальше, она оказалась бы в самом углу диванчика.
— Тебе сегодня удалили швы? — вежливо поинтересовался Кендрик. — Могу я взглянуть?
Она протянула руку и подскочила от неожиданности, когда он нагнулся, чтобы посмотреть вблизи.
Нужно немедленно отвлечь ее внимание, иначе она снова убежит.
— Как насчет футбола? — предложил он. — У меня есть матч, записанный на видео. Я его еще не смотрел.
— Звучит заманчиво, — кивнула она. — Может, моя команда выиграет у твоих Райдеров.
Ее команда, как же. Кендрик почувствовал, что начинает хмуриться.
— Стив Янг играет как кривоногая баба, — с ударением сказал он.
— А вот и нет.
— Да-да. Я мог бы бросить мяч вдвое дальше и вдвое сильнее, чем он. И мне не нужна была бы первая линия для защиты, — грубо добавил он.
Она посмотрела на него с улыбкой.
— Конечно, милорд.
Кендрик окинул ее хмурым взглядом за то, что она осмелилась разговаривать с ним свысока, она же в ответ громко рассмеялась.
К счастью, он не был настолько рассержен, чтобы не заметить, что она расслабилась и уже не так стискивает подлокотник. Он постарался, чтобы его грозная мина не сменилась улыбкой. Было похоже, что отвлекающий маневр — самая лучшая тактика для завоевания сердца Мисс Женевьевы Баченэн.
Игра началась, и понадобились считанные секунды, чтобы Женевьева полностью в нее втянулась. Он смеялся над ее бурной реакцией, потому что она так же легко впадала в спортивный раж, как и он сам. Потом его вывели из себя ее комментарии по поводу атлетического сложения игроков. Они были не так уж и хороши, а скорее даже неуклюжи в этой своей облегающей спортивной форме. Вот он бы лихо выглядел на поле! Его так и подмывало хоть на минуту показаться ей в форме игрока. Но потом он подумал, что это был бы явный перебор.
Во время перерыва она заскучала, и Кендрик позволил ей войти в свое убежище, в глубине сердца упиваясь тем, с каким безграничным интересом она рассматривает собранные им вещи. Накануне он пошел следом за ней несколько минут спустя и застал ее в тот момент, когда она легонько проводила пальцами по тунике, которую он носил, когда был жив. Это зрелище заставило его сердце сжаться, и он поспешно ретировался, чтобы не мешать ей. Он взобрался на стены замка и дал волю слезам отчаяния, а потом начал изводить себя видом Женевьевы, которая гладила тунику, которую он когда-то носил.
Тяжело вздохнув, он положил ноги на столик, стоящий перед ним, и заложил руки за голову, удобно откинувшись на спинку кушетки. Он был глубоко разочарован тем, что не мог коснуться Женевьевы, и в то же время он чувствовал себя по-настоящему счастливым. В первый раз за все столетия он ощущал себя таким, каким он был прежде. Куда-то подевались всепоглощающие мысли о мести, которые преследовали его с утра до ночи. Исчезла горечь от предательства Матильды и Ричарда. Канула в небытие обида, которую он затаил на Провидение, даровавшее ему столь жалкую участь.
Вместо этого он чувствовал благодарность. Он никогда не думал, что семьсот лет ожидания принесут ему такое сокровище, как эта женщина. Немного поколебавшись, он согласился с тем, что даже благодарен за свое мрачное прошлое. Если бы не было темноты, как он смог бы оценить свет, который принесла с собой Женевьева?
Она ворвалась в его безрадостное существование как ураган, и не успел он оглянуться, как очутился в ее радостном мире. Как он мог не поддастся очарованию ее смеха, которым она встречала его неуклюжие попытки ее напугать? Как он мог не восхищаться ее неуемной энергией, энтузиазмом и радостью, которую она черпала из повседневных мелочей? С ее помощью он вспомнил острый запах соленого ветра, ему казалось, что он снова касается земли в саду, чувствует вкус простых блюд, приготовленных Уорсингтоном.
И потом еще была она сама. Как женщина. Ее несмелая улыбка приносила ему несказанную радость, ее смех очаровывал его, он был в плену ее прекрасны карих глаз. Он обожал смотреть, как Женевьева снует по замку в своей забавной красной ночной одежде, в которой она напоминала взрослого ребенка.
Единственное несчастье заключалось в том, что он никогда не сможет быть для нее тем, кем он хотел бы быть. Ему не дано ее обнять, погладить ее волосы, поцеловать. Никогда не лежать ему ночью рядом с ней, крепко прижимая к себе ее стройное тело. Никогда не поднимет он ее на руки и не отнесет на берег, чтобы там любить ее в теплых лучах летнего солнца.
Может, надо было, чтобы прошло семь столетий, чтобы он мог по-настоящему сожалеть о том, что никогда уже к нему не вернется. При жизни он, наверняка, не обратил бы на нее внимания. Главным для него тогда было получить рыцарское звание и отправиться на поиски приключений. После того, как закончился крестовый поход, он скитался по Европе, нанимаясь на военную службу. Это была суровая жизнь, полная опасностей, крови и смертей.
Он стал циником. Тогда он этого не сознавал, но случилось именно это. Женщины были для него в некотором роде жизненным удобством. Он мельком вспомнил с десяток женщин, которые добивались его расположения по той или иной причине. Многие из них затаскивали его в постель просто ради победы или развлечения. И это нисколько не ранило его чувств. Рассказы красавиц о его любовных подвигах только улучшали его репутацию.
Были также женщины-мстительницы, которые использовали его, чтобы досадить другим мужчинам. По утрам он не раз имел стычки с рассерженными обманутыми мужьями. О таких женщинах он старался не вспоминать.
Были еще две или три девицы с мечтательными глазами, которых он сразу предупредил, что никогда на них не женится. Он мог предложить им лишь короткую любовную интрижку, что было для них даром небес, потому что впереди их ждало безрадостное замужество.
Случались в его жизни вдовы или женщины, старше его по возрасту; они ценили его чувство юмора, считали себя ему ровней и не тратили время на глупые игры. Это была любовная связь по взаимному согласию, без всяких обязательств. Такие отношения приносили удовольствие, пока они продолжались, и оканчивались они дружелюбно, без обид.
Тут ему пришло в голову, что среди всех этих женщин, мысленно прошедших перед его взором, не было Матильды. Он усмехнулся. Нет, он никогда не любил ее по-настоящему. Она была лишь средством для осуществления цели.
А целью была Женевьева.
Он уронил руки на колени и закрыл глаза. Интересно, что сказала бы Женевьева, если бы он признался ей в любви?
Женевьева ходила по святилищу Кендрика, прикасаясь ко всем собранным здесь предметам. Интересно, а он сам когда-нибудь прикасался к ним? Она подошла к витрине, за которой находилась его одежда. Каждый день она открывала стеклянную дверцу и нежно гладила выцветшую ткань.
Она опустила стекло и постаралась отвлечься. Она теряла рассудок. Никак по-другому нельзя было объяснить то, что она чувствовала в последнее время. Кендрик был призраком. Даже если бы он им не был, он был человеком из другого, чуждого ей мира. Казалось, он готов был предложить ей дружбу, а как насчет других чувств? Она покачала головой. Наверное, ему это и в голову не приходило.
Она подошла к письменному столу и подняла глаза на портрет. Наверное, когда-то это была чудесная семья. Она могла легко представить, как мальчишки строят друг другу разные каверзы: даже на портрете
