я хочу, чтобы она вернулась!
— В таком случае, милорд, я не вижу ничего дурного в том, чтобы вы занялись ее поисками.
— Не будь жестоким, Уорсингтон, это на тебя не похоже.
— Я не имел в виду, чтобы вы покидали замок, милорд. Мы живем в современном мире. Вы помните популярную рекламу?
С этими словами Уорсингтон повернулся и ушел.
Кендрик хлопнул себя по лбу, проклиная собственную глупость. Почему он об этом не подумал? Он повернулся и ринулся к выходу с крыши.
— Черт возьми, Уорсингтон, подожди! Я ведь не могу набрать номер на чертовом телефоне!
Женевьева с благодарностью позволила таксисту уложить в машину пакеты с покупками. Потом она со стоном упала на заднее сидение. У нее болели все мышцы. Ходить по магазинам — очень тяжелая работа.
Возле гостиницы она дала таксисту такие чаевые, что лицо его расплылось в улыбке. Затем она распорядилась отнести покупки в номер, а сама отправилась в небольшой чайный магазинчик. В Штатах она особенно не увлекалась чаем, но здесь, в Англии, она стала его большой поклонницей. Единственное, что ей не нравилось, так это то, каким образом ароматный чай действовал на ее умственные способности. Она начинала расслабляться, а затем в голову приходили ненужные мысли, которые причиняли ей боль. Так было в самом начале.
Когда неделю назад Женевьева приехала в Лондон, она чувствовала себя совершенно разбитой. Она накупила одежды и драгоценностей на тысячи фунтов, но лучше ей не стало. По мере того, как шло время, она почувствовала, как ее охватывает странное безразличие. Потом она начала размышлять. Ей стало казаться, что она может в какой-то мере понять боль Кендрика. Разве Матильда не разрушила его жизнь так же, как он разрушил жизнь Женевьевы?
Но разве ее жизнь лежала в руинах? В конце концов, у нее было тело — а ведь это настоящее благословение! Она могла путешествовать, знакомиться с новыми местами, пробовать новые блюда, вдыхать странные и удивительные ароматы. Кендрик ничего этого не мог. Может быть, Кендрик и разрушил ее мечты, но разве он в какой-то мере их не восстановил? Он разделил с ней кров. Он научил ее футбольным правилам. Он даже предложил помочь ей основать в Англии новую фирму.
Он дал ей намного больше. Он сделал так, что она почувствовала себя красивой. Он смотрел на нее с любовью в глазах и предложил стать ее героем. Он подшучивал над ней, пел для нее, отдавал приказы направо и налево. Разве все это не стоило чуточки прощения?
Правдой было и то, что до этого он ее совсем не знал. Ведь одна его улыбка могла заставить Женевьеву сделать для него все, что угодно. Он разрушил ее прежнюю жизнь, совершенно не сознавая, что делает. А положа руку на сердце, ей следует признать, что он и в этом не виноват. Да, он уничтожил фирму, но не всю ее жизнь. Жизнь стала намного интересней, чем прежде.
Она поставила чашку на стол и отодвинула ее от себя. Через несколько дней она вернется домой и если Кендрик захочет, она подпишет этот документ. Если же он не захочет, она бросится ему на шею и признается, как сильно его любит.
Она поднялась к себе в номер. Это была красивая комната. Надо бы взять с собой рекламный буклет, чтобы Кендрик посмотрел на фотографии. Пускай увидит, как изменился внешний вид постоялого двора с тех пор, как развязная девица стащила здесь у Ройса оружие.
Зазвонил телефон.
Женевьева посмотрела на него. Даже не поднимая трубки, она знала, кто находится по ту сторону линии связи. Она вытерла руки о джинсы и глубоко вздохнула. У нее не было причин волноваться. Это только Кендрик. Она разговаривала с ним раньше. Она справится и в этот раз. Откуда тогда взялось чувство, что она находится на пороге чего-то очень важного? Она подошла к прикроватному столику и уставилась на телефон.
Он продолжал звонить.
Она быстро схватила трубку.
— Алло? — спросила она, чуть дыша.
— Ты хоть представляешь себе, сколько чертовых гостиниц, мотелей, общежитий, пансионатов и меблированных комнат находится между Сикерком и Лондоном?
Она опустилась на кровать, потому что ноги отказывались ее держать.
— Не знаю, но чувствую, что ты их всех проверил.
— Женевьева, я не знаю…
— Кендрик, ты не должен…
— Пожалуйста, — сказал он охрипшим голосом, — дай мне закончить. То, что я сделал, непростительно. Я не буду винить тебя, если ты никогда больше не захочешь меня видеть. Если бы я мог покинуть Сикерк, я отдал бы тебе замок и исчез навсегда.
— Кендрик, поверь…
— Я куплю тебе все, что нужно для твоей новой фирмы. Выбери город, найди здание и соответствующее оборудование, а я позабочусь обо всех формальностях. Я расскажу всем, какой ты замечательный эксперт в области реставрации помещений. У тебя будет столько работы, что придется нанять целую армию помощников. Мне кажется, лучше всего подошел бы Нью-Йорк, но если ты захочешь вернуться в Сан-Франциско, я постараюсь вернуть тебе твой старый дом. Или найду тебе новый. Все, что пожелаешь.
Женевьева почувствовала, как начинает цепенеть ее тело. Это было вовсе не то, что она ожидала услышать.
Она надеялась, что он позовет ее назад, в Сикерк, а не отошлет обратно в Штаты.
— Понимаю… — сказала она тусклым голосом.
— Это не сможет заменить того, что я отнял у тебя, но к сожалению, не в моей власти сделать все так, как было прежде.
— Понимаю, — повторила она, удивляясь, почему не может выжать из себя других слов. — Значит, ты хочешь, чтобы я вернулась в Штаты.
— Я знаю, что ты не хочешь вернуться в Сикерк.
Она продолжала хранить молчание. Ее боль, как будто комок горечи, застряла глубоко в горле. Он не хотел, чтобы она вернулась. Она яростно заморгала, чтобы из глаз не полились слезы.
— Если хочешь, я могу выслать твои вещи… Я знаю, ты не хочешь за ними возвращаться…
— Ах вот как, тебе уже все известно! — Она резко оборвала его и бросила трубку телефона. Чтоб он провалился! Он должен был сначала извиниться, затем признаться ей в вечной любви, сказать, что не может жить без нее, что ему невыносима сама мысль о том, что он встретит еще один день, когда ее нет рядом. У нее и в мыслях не было, что он позвонит и сообщит, что она может не утруждать себя поездкой в Сикерк за вещами. Пускай бы он их выбросил в ров с водой!
Телефон зазвонил снова. Она сорвала трубку с рычага после того, как раздалось не менее двадцати звонков.
— Слушаю!
Сначала было молчание, потом низкий голос эхом отозвался у нее в ухе.
— Возвращайся домой.
Он не предлагал, не просил, а требовал.
Это был самый чудесный приказ, который она когда-либо слышала. Женевьева медленно выдохнула воздух.
— Конечно, милорд.
Снова тишина.
— Я люблю тебя.
— О, Кендрик, — она схватила бумажный носовой платочек, — я тоже тебя люблю.
Он громко прочистил горло.
— Не слышу, чтобы ты начала собирать чемоданы.
Женевьева обняла себя руками. К чему ей красивые, цветистые фразы, если дома ее ждет деспотичный, самонадеянный, совершенно невыносимый рыцарь? Она весело рассмеялась, чувствуя на
