составляли ее чисто вымытые темные волосы; короткая консервативная стрижка с остальным ее видом как-то не вязалась. К волосам прилипли капельки воска, словно застывшие слезы. Ссадины на шее женщины, образовавшие воспаленный красный воротник, указывали на удушение веревкой. Каких-либо заметных следов борьбы не было видно. Я почувствовал пробивающийся сквозь аромат цветов запах разложения. Когда человек превращается в тлен, приятным этот процесс не назовешь.
Хембри взглянул на меня.
– Какого она, по-твоему, возраста, Карсон?
– Думаю, в районе сорока, голос-минус.
Судебный эксперт нажал невидимую кнопку фотокамеры, и в сумраке комнаты раздался звук, похожий на зуммер игрового шоу: бз-з-з-з.
– Ответ неправильный. Ей ближе к пятидесяти, но не более. – Он нагнулся над телом и пощупал бицепс. – Хорошая физическая форма, тонус мышц компенсирует фактор старения. Точнее, компенсировал. Сколько, интересно, пятидесятилетних уличных проституток вы видели с таким мышечным тонусом?
Большим и указательным пальцами я показал «ноль». Большинство уличных девок до пятидесяти не доживает, а если такое и случается, то выглядят они на все восемьдесят. Я присел у края кровати и взял у Хембри руку женщины.
– Эта рука работала, – отметил я, обнаружив на ладони и пальцах мозоли. – Причем это была работа на улице, я не имею в виду топтание тротуаров. Взгляните на кольца.
Я стянул с пальцев жертвы пару колец из непонятного металла со стеклянными вставками.
– Грошовое барахло, – сказал я. – Если бы она носила их хоть какое-то время, остался бы след.
– У них странный вид, – заметил Хембри. – На одном какой-то узел, на другом – шпага. А вот здесь – луна.
– У нее есть кольцо и на большом пальце ноги, – указал я. – Мотив магического пятиугольника.
– Сатанизм? Готика? – Хембри приподнял волосы возле уха жертвы. – А здесь, Карсон, имеется особая примета.
У основания шеи я увидел родимое пятно – небольшую красную отметину на коже, напоминавшую пролитое вино. Хембри посветил своим маленьким фонариком на затылок женщины. В складках были видны рыжеватые линии, похожие на штрихи, сделанные ржавым металлическим пером.
– Взгляни-ка сюда, – сказал он, направляя свет на сгиб руки.
– То же самое, – подтвердил я. – Что может давать такой цвет?
– Ничего определенного сказать нельзя, пока не попадем в лабораторию. – Хембри был предельно аккуратен и никогда не старался что-то угадывать, чтобы потом не пересматривать свое мнение. Но знакомая мне интонация в его голосе свидетельствовала о том, что какая-то гипотеза у него уже точно есть.
– Давай, Бри, выкладывай. – Я шутливо хлопнул его по чахлому бицепсу. – Я не стану потом допекать тебя этим. Так что ты думаешь по этому поводу?
Он по-прежнему держал луч фонарика на руке женщины, продолжая внимательно ее рассматривать.
– Я думаю, что лучший офицер года не должен быть такой занозой в заднице.
– Тело находить горничная, – рассказывал Гарри менеджер «Уютных хижин» Салим Хаккам, когда я вошел в маленькую комнатку конторы, наполненную табачным дымом. – Горничная кричать мне в офис, я уронить на пол чашку с кофе, набирать 911. Она очень кричать, эта горничная.
Хаккам стоял за ободранной стойкой, покрытой жаростойким пластиком, и сосредоточенно курил сигарету без фильтра, пахнущую, как тлеющая сапожная щетка, и время от времени сбрасывал пепел в банку из-под колы. Толстый Хаккам крепко держал сигарету тремя пальцами, будто боялся, что ее могут отнять.
– Можем мы с ней поговорить? – спросил Гарри.
Хаккам глубоко затянулся:
– Горничная кричать… прыгать машина, уехать. По улице тоже кричать. – Слова вырывались из него в промежутках между затяжками дымом.
– Когда она вернется?
Хаккам печально покачал головой.
– Так кричать – обратно не возвращаться.
– Кто снимал эту комнату? – спросил Гарри. – Они зарегистрировались, когда приехали?
Хаккам отвел глаза в сторону. Глядя на него, Гарри тяжело вздохнул.
– Мистер Хаккам, в этой истории вы ни при чем до тех пор, пока не начнете мне врать.
Сквозь дым было видно, как глаза Хаккама настороженно заморгали.
– Не врать полиция. Вчера после обед звонить телефон. Хотеть заказывать домик вечер четверг.
С таким мы оба сталкивались уже и раньше.
– И вы не знаете, кто снял у вас комнату?
– Я не видеть. Приехали поздно.
– А оплата? – спросил Гарри.
– Кто звонить, сказать деньги в почтовый ящик. Я смотреть. Деньги там. Кто звонить, сказать оставляй дверь открытой, ключ внутри на стол. Деньги хорошие, почему нет?
– Вы машину хоть видели?
– Нет.
– У вac есть конверт, в котором были деньги?
– Сжигать с мусор.
– Кто звонил – мужчина или женщина?
Хаккам покачал головой и поднял руку на уровень лба.
– Голос не здесь высоко, как женщина… – Он опустил руку до низа живота. – Не здесь низко, как мужчина. Середина. – Он пожал плечами. – Я подумать, кто звонить, мог специально менять свой голос.
– Сколько денег вам заплатили, мистер Хаккам? – спросил Гарри.
– Пятьсот долларов.
– Примерно в десять раз больше обычного. Вы ведь заподозрили, что дело тут нечисто, так? Про наркотики подумали?
Хаккам отвел глаза и в очередной раз набрал полную грудь вязкого дыма. Я предположил, что легкие у него должны выглядеть как мешки с грязью.
– Мой дело сдавать домики, не спрашивать про чужие дела.
Он нахмурился, сделал последнюю затяжку и бросил пропитанный смолой окурок в банку. Тот зашипел и погас, а из банки поднялся коричневатый дымок, словно эта отрава по-прежнему не хотела сдаваться.
Мы снова направились к домику под высокой южной сосной, хотя прятаться в тень при такой жаре было бессмысленно. При отсутствии соседских отношений результат разговора с Хаккамом был предсказуем. Дела шли плохо, и он с радостью сдавал комнату тому, кто щедро платил за секретность: это могли быть наркодилеры, пакующие или раздающие свой товар, или порнодельцы, снимающие свой грязные ленты. Хаккам в точности сделал все, как его просили, в надежде на повторный такой же бизнес.
Мы уже подошли к углу домика, за которым была входная дверь, как Гарри вдруг замер, схватил меня сзади за куртку и дернул, чтобы я остановился.
– Стервятники, – сказал он, указывая за угол. – Слетается стая, слюни глотая.
У Гарри была склонность говорить в рифму, хотя в свое время я называл это его болезнью. За шесть лет нашей дружбы я научился расшифровывать добрую половину его образных выражений. И со «стервятниками» я уже сталкивался. Чтобы убедиться в этом, я заглянул за угол.
Репортеры.
Сдерживаемые Лейтоном Уитроу, они уже толпились у входа. Их привели сюда то ли рации со сканером частот полицейских переговоров, то ли какой-то рудиментарный инстинкт, безошибочно влекущий их к месту трагедии, как бабочек на огонь. Здесь были представители радиостанций, пары телевизионных компаний и несколько репортеров печатных изданий.
Гарри печально кивнул.
