На следующий день около полудня в штаб нашей дивизии поступил приказ, предписывавший расстрелять всех военнопленных, захваченных нами в последние три дня, в качестве возмездия за негуманное обращение с попавшими в плен немецкими военнослужащими. И, как нарочно, именно в эти злополучные дни к нам в плен попало около четырех тысяч человек. Они молча, не поднимая глаз, с неподвижными лицами, выслушали переводчика, сообщившего об ожидавшей их участи.
Пленных ставили в ряд по восемь человек на краю противотанкового рва. Когда раздался первый залп, все восемь человек свалились вниз, будто сбитые с ног гигантским кулаком. Но уже выстраивалась следующая партия. Было странно наблюдать, как эти обреченные на смерть люди использовали оставшиеся им последние минуты пребывания на этом свете. Один, например, аккуратно сложил свою шинель и положил ее рядом на землю, прежде чем отправиться в последний путь. Быть может, он надеялся, что его шинель еще поможет уберечь кого-то от холода, или он сызмальства привык бережно относиться к вещам. Другие жадно затягивались напоследок свернутой из газетного обрывка самокруткой. Никто не пытался написать прощальные строки родным.
Внезапно один из приговоренных, высокий грузин или осетин, схватил лежавшую около него на земле лопату и с силой ударил по голове – нет, не немецкого солдата, находившегося поблизости, а стоявшего рядом красного комиссара.
– Большевик, проклятый! – проговорил он, задыхаясь.
Командовавший экзекуцией капитан подошел к нему и спросил:
– Офицер?
– Да, – ответил кавказец.
– Ступайте за мной, – приказал капитан и попытался отвести кавказца в сторону.
Но тот разгадал намерения капитана и гордо покачал головой.
– Вот мой фронт, – проговорил он медленно, указывая на мертвых товарищей. Затем, отбросив папиросу, он занял место в ряду на краю противотанкового рва.
Глава 3
Вдоль Черного моря к Мариуполю
Отступление частей Красной армии Юго-Западного и Южного фронтов постепенно превратилось в паническое бегство. Терпевший поражение за поражением маршал Буденный (главком войсками Юго- Западного направления в июле – сентябре 1941 г. –
Следующим утром мы уже достигли окраин Херсона.
Русская артиллерия, поддержанная корабельными орудиями Черноморского военного флота, вела ураганный огонь, однако снаряды падали далеко влево от нас, практически не причиняя нам никакого вреда.
На железнодорожных путях стоял состав из платформ, груженных танками Т-34, которым так и не довелось побывать в бою. Наш командир еще не принял решение относительно дальнейшего продвижения. В городе в нескольких местах полыхали пожары, часто доносился грохот мощных взрывов: взлетали на воздух склады с боеприпасами. Наконец молодой офицер родом из Австрии получил задание разведать ближайший городской квартал.
– Я хочу, чтобы вы меня сопровождали, – сообщил он мне по телефону.
Наш мотоцикл с ревом понесся по пустынным улицам. Никаких признаков неприятеля. Там и сям попадались горевшие здания. Повернув за угол, мы увидели испуганного пожилого мужчину в гражданской одежде, бежавшего к ближайшему дому.
– Стой! Стой!
Незнакомец замер как вкопанный на месте. Подойдя к нему, я попытался расспросить его, пользуясь чрезвычайно скудным запасом известных мне русских слов. Как он утверждал, красноармейцев в этом квартале не было.
– Магазины? Вино? Шнапс?
– О да, – улыбнулся мужчина, – это можно найти направо за углом в большом кирпичном здании, там же находятся, – продолжал он, – и подвалы НКВД.
– Мы не станем брать в плен этого старика, – заявил австрийский офицер. – Но давай-ка снабдим его хотя бы бутылкой вина. Пойдем посмотрим.
Нужное нам здание мы увидели сразу. Ворота были раскрыты настежь, и мы, не раздумывая, въехали в узкий проход, ведущий во внутренний двор. И тут мое сердце замерло: двор был полон вооруженных красноармейцев, их было сорок или пятьдесят человек. Тесный проход не позволял развернуться. Офицер вскинул свой автомат, красноармейцы не пошевелились. Я слез с седла, подошел к ближайшему солдату и на ломаном русском языке спросил:
– Хочешь сигарет? Настоящих немецких?
– Да, да… – Лица солдат радостно засветились.
Я протянул пачку сигарет, и мы закурили. Краем глаза я наблюдал, как австриец, держа автомат наготове, помогал водителю повернуть мотоцикл. Сердце по-прежнему тревожно сжималось.
– Войне конец… – сказал я. – Сталин плохо для России…
Собравшиеся вокруг меня красноармейцы, ухмыляясь, согласно закивали. Один из них принес мне полный ковш вина, я отпил половину, а остаток передал лейтенанту.
– О боже! – рассмеялся он, уже успокоенный. – Откуда, черт побери, это?
Я спросил моих русских друзей, и они указали на мрачный вход в подвал. Взглянув на своих товарищей, стоявших у мотоцикла, я со смешанными чувствами последовал за тремя или четырьмя красными солдатами в подземелье. Мои проводники зажгли спички и тускло осветили довольно обширное помещение, до колен залитое вином. Я указал на небольшой бочонок, и мои русские помощники с радостными возгласами выкатили его во двор. Затем мы погрузили бочонок на мотоцикл, с кряхтеньем принявший на себя дополнительную тяжесть. Прежде чем пуститься по объятым пожарищами улицам в обратный путь, я предложил красноармейцам сложить оружие, пообещав вернуться в скором времени.
Едва мы успели передать вино нашему командиру, как поступил приказ о переходе в наступление. Уже через несколько минут наши солдаты спешно выкатывали бочки с вином НКВД. Помогавших русских мы затем оставили при нашей части и использовали для выполнения различного рода работ. Таким образом, это вино принесло им счастье.
Херсон был для нас первым настоящим морским портом, который мы заняли в Советской Украине. (Одесса, оказавшаяся в глубоком тылу наступавших немцев и румын, успешно отражала все штурмы врага с 5 августа по 16 октября, когда защитники Одессы (86 тыс.) были эвакуированы на кораблях в Крым. –
Наладить контакт между нами и запуганным населением помогли дети, во множестве шнырявшие вокруг. Главную роль при этом сыграл сахар – даже здесь, в богатой Украине, почти недоступное лакомство для простых людей. Здешние девушки держались приветливо, но вели себя вполне достойно, соблюдая приличия. На первых порах я познакомился с пожилой женщиной, к моему удивлению бегло говорившей по-немецки. Родом она была из одного немецкого поселения в Поволжье. Довольный, что мне удалось найти кого-то, с кем я мог свободно беседовать, я пригласил ее посетить меня на отведенной мне квартире. Сначала она сомневалась, следует ли принять мое приглашение, но потом все же согласилась. Мне и двум другим солдатам отвели для постоя большую комнату, прежние ее жильцы бежали за Днепр перед нашим приходом.
– О чем я должна вам рассказывать? – несколько торжественно произнесла женщина после первой чашки чая. – Ведь вы все равно не поймете душу русского человека. Для этого нужны другие мерки. Русским испокон веков навязывали чуждые им культурные традиции других народов… А русскому человеку всегда
