Полковник громко кричал, когда санитары разрезали его сапоги. Пахло потом, кожей, кровью. У меня дрожали руки.
Так началось то, что я ненавижу всей душой.
Вернулись после первого рейса водители санитарных машин. Санитар, отвечающий за эвакуацию раненых, докладывал обер-фельдфебелю медицинской службы Гросхейде без положенных по уставу формальностей:
— Подумайте только, господин обер-фельдфебель. Пока мы ехали в госпиталь, один солдат, раненный в грудь, умер. Думаете, госпиталь принял его от нас? Ни в какую. Мертвецов им не нужно. Мы пытались сплавить его властям в какой-то деревне — надо же человека похоронить. Но и гражданские не приняли мертвеца.
— Как же вы поступили?— спросил Гросхейде.
— Сбросили его в кювет. Труп есть труп.
В это время грузили новую партию раненых. На лицах санитаров страх и растерянность. Когда захлопнулась дверца кузова, водитель санитарной машины сострил:
— Надеюсь, не все угодят в кювет.
Гросхейде знаком приказал замолчать.
Я вспомнил инструкцию об оповещении родственников погибших: «…Похоронен со всеми воинскими почестями на кладбище героев войны».
Меня мучает жажда, я не могу ничего есть. Выручает фляга с водкой, после которой многое забывается.
В мои обязанности входит штемпелевать письма.
Беккер, самый старший из нас (ему сорок восемь), пишет своей матери:
«Милая мама, не беспокойся обо мне. Ничего дурного со мной не случится. Мы же только санитары. А через месяц все будет позади…»
Получит старушка такую весточку, пойдет к соседке или в лавку за покупками и скажет там: «Уже недолго осталось, не больше месяца. Мне об этом сын с фронта написал».
А здесь, в школе все комнаты и закоулки забиты ранеными. И в коридорах набросали солому, кладут изувеченных людей прямо на пол.
Еще вчера эти солдаты браво распевали: «Сегодня наша вся Германия, а завтра будет наш весь мир». И вот настало это «завтра», а они лежат безучастные ко всему, что делается в этом мире. Жаждали завоевать весь земной шар, а теперь валяются на соломе с перебитыми руками и ногами, рваными ранами, несчастные и беспомощные.
Пришел приказ эвакуировать всех раненых. Завтра мы двинемся вперед.
Всю ночь гудели самолеты: низко, басами — значит с бомбами; тонко, с металлическим визгом — значит пустые, уже сбросили смертоносный груз.
Наш маленький отряд отправился на Восток на грузовике. Впереди — Кемпно, Жирардув, Здуньска-Воля.
Невыносимая жара. Деревни вдоль дороги разорены, разграблены. Всюду пожары, плачущие женщины, дети.
Наши лица покрыты густым слоем пыли, мы с трудом узнаем друг друга.
Над землей стоит запах горелой соломы и тлеющего тряпья. Нет дома, не тронутого огнем. Огонь пожирает все. На месте домов торчат обгорелые кирпичные трубы.
Я спросил у связиста, сидевшего со своей рацией в канаве:
— Кто поджег эти дома?
— А ты что, не знаешь? — ответил он. — Эсэсовцы!
В первом же неразрушенном доме отряд решил сделать привал. Там уже расположились связисты. Прямо через окно они лопатами выбрасывали на улицу обмолоченное кем-то зерно. У колодца казначей связистов поил кур. Подбежали какие-то солдаты и стали ловить кур.
В доме все перевернуто вверх дном. Доктор Айкхоф дико ругается. Что ж, солдаты после этого стали лишь осторожнее. Надо воровать так, чтобы не видел доктор.
В супе, помимо положенной говядины, сегодня плавали и куски куриного мяса.
Когда темнеет, горящие дома освещают дорогу. Дым ест глаза. Мосты впереди разрушены. Установлены временные переправы. На тот берег переправляемся осторожно, одна машина за другой. Можно сломать себе шею, пока переберешься по настилу — кое-как набросанным доскам — на другую сторону. А там вдоль берега выстроилась длинная очередь — женщины, дети, старики, телеги, повозки, скот. Это беженцы-поляки, которых настигла война. Их скопилась не одна тысяча. Реки — трудное препятствие. Эти люди хотели бы вернуться домой, но солдаты не пускают беженцев на переправу. И вот так день за днем, на берегу, под открытым небом. Начался падеж скота. Умирают дети. Поляки роют могилы тут же на берегу. Горе застыло в глазах отчаявшихся людей. Отважные пытаются перейти реку вброд. До середины еще можно добраться, а там — непреодолимое течение. К берегу несутся душераздирающие крики, но грохот орудий поглощает все.
Километр за километром вышагивают беженцы, но вряд ли они найдут свои дома. Их уже нет — лишь печи да трубы высятся над дымящимися развалинами.
Стемнело. Кто-то из поляков умоляет разрешить ему пройти еще пять километров. Но с наступлением темноты штатским категорически запрещено передвигаться по шоссе. Им приходится ждать рассвета тут же на пашне, в поле, где их застала ночь.
Наш маленький санитарный отряд с трудом продвигается вперед. В Здуньска-Воля мы задержались: расчищали дорогу от дымящихся балок. В городе полыхал пожар, вихри горячего воздуха затрудняли дыхание.
Следующее пристанище — Лодзь.
Мы еще не успели выложить соломой полы классных комнат в новом школьном здании и переоборудовать спортивный зал, как стали прибывать первые транспорты с ранеными.
Их сваливают на солому, кое-как обрабатывают раны, на скорую руку перевязывают. Ранения большей частью тяжелые. Лечить их на месте невозможно. Раненых, как говорят санитары, «сортируем по вкусу» и отправляем дальше — в госпитали или в эпидемический лазарет. Все пропахло карболкой, эфиром, потом и бензином. Очнувшиеся от наркоза раненые или кричат, или плачут.
Поток машин не прекращается. Санитары забыли об отдыхе. Стали привыкать к кровавому зрелищу.
Но один случай все же вывел нас из состояния отупения. Прибыл автобус, до отказа набитый беженцами. Автобус сбился с дороги и угодил под огонь. Шофера не задело, а своих пассажиров он привез прямо в госпиталь.
Я открыл дверцу автобуса. Прямо мне на руки упала женщина. Она стонала и громко причитала. Я подхватил ее, пытаясь поставить на ноги. Женщина кричала, как насмерть раненное животное. С перепугу я ее уронил. Как обращаться с женщинами? Этому санитаров не обучали.
Двое солдат уложили ее на носилки и внесли в дом. До нас донесся ее жалобный стон:
— Аделе, моя милая Аделе…
Рядом с ней в автобусе ехала дочь, лет двенадцати. Она и сейчас сидела там, прямая и застывшая, словно сонная. Пуля угодила ей прямо в сердце, пригвоздила к месту.
