услышал о смерти Малика, не застрелил бы Билли Уэста, не узнал бы о его роли во всей этой кровавой цепи событий. Я бы жил спокойно и безмятежно в раю, вместе со своим старым приятелем Томбоем, не догадываясь о том, что он сделал в далеком прошлом. Катал бы на лодке туристов, выпивал, и дни тянулись бы неспешной, однообразной чередой.
Но в жизни так не бывает, и мир устроен иначе. Жизнь сурова и несправедлива. И если неведение есть блаженство, то знание есть необходимость. По земле ходят страшные люди, и, может быть, они еще придут за мной или за вами. Не будешь бдительным, не пожелаешь пачкаться, не обезвредишь их, и однажды они придут, схватят тебя за горло, и тогда будет уже поздно.
Говорят, один человек не может быть судьей, присяжными и палачом. Некоторые даже говорили это мне. То же самое, подозреваю, мог бы изречь и сам Парнэм-Джоунс. Я во многом с этим согласен, но бывают случаи, когда к правосудию и справедливости ведет только короткий, прямой путь, и тебе ничего не остается, как пойти напрямик, потому что о другом варианте — отпустить человека, совершившего такое, что и представить тошно — даже думать невыносимо.
Я возвращался к машине, когда зазвонил телефон. Номер был незнакомый, поэтому я нажал кнопку приема и не стал ничего говорить.
— Звоню, чтобы узнать, как у вас дела, — сказал Николас Тиндалл. Удивительно, но после всего случившегося за последние сутки его голос был все равно что дуновение свежего ветерка.
— Все кончено, — устало сказал я.
— И люди, пытавшиеся расстроить мой бизнес?..
— Все мертвы. Включая журналистку.
— Мисс Нилсон? Знаете, у меня с самого начала было такое чувство…
— Да, она участвовала в этом.
— Вы огорчены, что ее не стало?
— Я огорчен другим — тем, что она была такой. Хитрой и злобной.
— Мы все такие, какие есть, друг мой.
Тиндалл был, конечно, прав, но я не мог не думать, какой могла бы стать Эмма, не будь ее отцом Эрик Тадеуш. И, что самое печальное, нам никогда не узнать, что было бы, если бы…
— Я должен вам что-нибудь? — спросил он.
— Нет, мы квиты. Вас еще, может быть, подергают, но скоро все прекратится. Обещаю.
— Это мне и хотелось услышать. Благодарю за хорошую работу. Может быть, еще встретимся. Всегда рад воспользоваться услугами такого человека, как вы.
— Нет, спасибо. Поставим точку. Больше мы не встретимся.
— Как хотите.
Я ответил, что хочу именно так, и дал отбой. Потом выключил телефон и забросил его в лес. Остальные проблемы пусть решают другие.
Я ехал на север, пока не добрался до йоркширских болот. Там, среди холодных серых холмов, где не видно ни деревца, ни жилища, я открыл багажник и сказал Тео Моррису, что он может уходить.
— Куда?
— Куда угодно. Но уходи прямо сейчас, пока я не передумал.
Предупреждение сработало. Моррис живенько выскочил из багажника и без оглядки припустил в сторону долины. Наверное, он замерз, устал и не знал, куда попал, но, думаю, у него гора свалилась с плеч.
Я сел в машину и поехал дальше.
Эпилог
Три недели спустя
Был поздний вечер кануна Рождества, и дождь лил не переставая. Машина доехала до конца дороги и остановилась. Лобовое стекло запотело, и водителя почти не было видно.
Я подождал секунд тридцать, дав ему возможность осмотреться, выступил из-за дерева и подошел сбоку. На мне был длинный серый плащ, серая шапочка-бини, а большую часть лица скрывал черный шарф. В руке я держал запечатанный водонепроницаемый пакет с документом, над которым работал последние три недели, а также координаты того места, где упокоилась Хейди Робс.
Стекло опустилось. Детектив Джон Галлан настороженно посмотрел на меня. Прямой и открытый с виду парень, на пару лет меня моложе, с черными курчавыми волосами и лицом, морщинки на котором говорили, что он не прочь посмеяться в хорошей компании.
— То, что находится здесь, содержит информацию чрезвычайной важности, — сказал я, подходя к окну. Сцена вполне могла бы войти в крутой боевик вроде «Миссия невыполнима».
— Вы уже сказали это по телефону. — Он посмотрел на пакет, потом снова перевел взгляд на меня. — Что это?
— Информация, имеющая отношение к одному старому расследованию. Человека признали виновным и осудили за преступление, которого он не совершал.
— Почему обратились ко мне? — Галлан даже не попытался взять пакет. — Почему не отнесли в ближайший полицейский участок?
— Я читал о вас, о делах, которыми вы занимались, и думаю, вам можно доверять. И еще я думаю, что содержимое документа привлечет ваше внимание. Особенно когда вы увидите имя человека, замешанного в ту старую историю. Важно, чтобы он попал в надежные руки честного человека.
— Как вы добыли информацию?
Я не смог удержаться от улыбки. Типичный для полицейского вопрос, попытка выяснить как можно больше. На его месте я спросил бы о том же.
— Скажем так, меня привели к ней обстоятельства. — Я подал пакет, и Галлан положил его на соседнее сиденье.
— Ничего больше сказать не хотите?
Я покачал головой:
— Ничего. Мне больше с этим делать нечего. — Я отступил от машины. — Спасибо, что приехали. И счастливого Рождества.
— Пожелал бы вам того же, — сказал он, задумчиво глядя на меня, — но я же не знаю, кто вы такой. Может, вы и не заслуживаете счастливого Рождества, а?
— Не знаю, — ответил я после короткой паузы. — Все зависит от точки зрения.
— У меня точка зрения простая — если вы хороший человек, то заслуживаете, а если плохой — нет.
— То же самое сказал бы один мой старый друг. Судя по тому, что я о вас слышал, вы хороший человек, так что радуйтесь. — Я повернулся и зашагал прочь.
— Вы не ответили на мой вопрос, — бросил он вслед, но я не обернулся и через несколько секунд услышал, как машина дала задний ход.
Я не ответил ему по той простой причине, что и сам не знал ответа.
Двадцать лет назад все было иначе. Было черное и было белое. Я был молод и рвался вверх, мечтая о будущем, которое вылеплю собственными руками. Не знаю, был ли когда-нибудь идеалистом, но я и впрямь считал, что делаю нужное дело, и гордился этим, хотя к полицейским уже тогда относились не так, как когда-то. Мне казалось, что быть полицейским лучше, чем бизнесменом или программистом. Меньше денег, но больше кое-чего другого. Я мечтал, что когда-нибудь женюсь и обзаведусь детишками, что пробьюсь вверх и дослужусь до инспектора или даже старшего инспектора, что буду защищать своих товарищей от нападок правительства, что посоветую министерству внутренних дел сократить бумажную волокиту и дать полиции свободу действий в борьбе с плохими парнями. Что люди будут спать спокойно, зная, что их охраняют такие, как я.
