Он умолк, завидев, что Хамиль вылазит из шатра. Поднявшись на ноги, он покачнулся и зашатался так сильно, что Марха кинулась к нему и поддержала, понимая, что он болен, и ужасаясь безжизненной тяжести его тела, привалившегося к ее плечу. Люди заговорили наперебой, но она не прислушивалась.
– Батюшка, что с тобой?
Вместо ответа он усмехнулся, лукаво, с намеком, и медленно перевел глаза на дочь, – осоловелые глаза, едва заметные под набрякшими веками. От него исходил смолистый запах, напоминающий ладан. Марха застонала, поняв, что это такое. Земля у нее под ногами качнулась и поплыла.
– Снова этот белый дым, да? Ох, отец, ты же обещал… – выкрикнула она, отталкивая его.
– Ого! – он покачнулся и осел на землю – Ты, злая зверушка!
– Как ты мог! О… это она, я понимаю, она тебя… Она доставала для тебя это зелье! Будь она проклята!
Люди уже бежали к ним. Марха вырвалась и нырнула в отцовский шатер. Рими, голая, стоя на четвереньках, отчаянно скребла землю в дыре на грязном полу, пытаясь засыпать торчащую из нее трубку. Марха вцепилась ей в волосы, приподняла и хлестнула по лицу. Женщина завизжала, как поросенок, и попыталась ответить тем же, но руки ее не слушались.
– Гадина! Ах ты, грязная помойная гадина! – Марха ударила ее снова. – Ты давала моему отцу дурман! Я потащу тебя к архону! Я тебя прикончу!
Скуля и ругаясь, Рими пыталась вырваться. Марха уже вцепилась ей в горло, когда Китта схватила ее саму сзади за локти. Из могучих рук богатырши вырываться не стоило.
– Делиа, пусть эта шлюшка оденется, и вышвырни ее отсюда! – распорядилась Китта, вытаскивая наружу Марху. – А ты, юная госпожа, пойдешь со мной.
Акробаты столпились вокруг Хамиля, засыпая его вопросами. Китта доставила Марху к костру, где стоял Саламандр, изучая потухшие угли так, словно они его и впрямь очень интересовали. Акробаты, по одному, по двое, высказав все, что думали о Хамиле, расходились в разные стороны. Марху сотрясали рыдания, от горя или от ярости, она не смогла бы сказать. Ледяной голос Китты подействовал, как холодный душ:
– С ним и прежде такое случалось, не так ли?
– Много лет назад. Но он обещал бросить, и держался. Ведь именно из-за этого моя мать ушла от него!
– И оставила тебя с ним? – не поверил Винто.
– Он меня не отдал. И обещал бросить, обещал… Она с трудом сдержала слезы и подняла взгляд.
Китта, подавленная, отвернулась, тряся головой. Винто, запустив руки в волосы, уставился в землю и замолчал.
– Ладно, – сказал он наконец. – Мне очень жаль тебя, малышка Марха, но мы с ребятами будем отделяться. Мы и сами по себе сумеем заработать на обратный путь до Главного острова, а там уж что- нибудь придумаем. – Он повернулся к Китте и добавил: – Вы с Делией, ежели хотите, присоединяйтесь!
Китта, покусывая губы, задумалась, потом посмотрела на Марху:
– Только если ты поедешь с нами, девочка. Я тебя здесь не оставлю!
Марха не в силах была сказать ни слова, словно язык у нее распух и прилип к небу, и только немо смотрела в лицо подруги.
– Ах ты, маленькая сука, гадюка ядовитая! – выкрикнула Рими, подойдя к ним, – уже одетая и облаченная невесть откуда взявшимся достоинством. – Лучше убирайся с ними! Думаешь, я соглашусь с тобой иметь дело после этого?
Марха не нашла слов для ответа.
– Заткнись, – вмешалась Китта. – Пусть ее отец сам скажет, что он думает.
– Отец будет петь под ее дудку, – еле выдавила Марха шепотом, не узнавая собственного голоса. – Если они вместе курят, он будет слушать только ее. Из-за этого он потерял первую жену, он это помнит…
Она снова заплакала, по-детски всхлипывая, презирая себя за слабость. Сквозь слезы она увидела, как Рими злобно пялится на нее, выпучив глаза, лицо ее плыло, словно темная луна. Марха вскинула руки и шагнула к мачехе; но тут кто-то крепко обхватил ее и удержал; это был варвар-жонглер.
– Хотя тебе, моя голубка, и будет весьма приятно исцарапать рожу этой красотке, но сие занятие весьма невыгодно, а также является напрасной тратой времени и сил. Дурманное зелье вцепится в нее покрепче твоих ногтей, только чуть погодя.
Рими, ругаясь, как матрос, развернулась на каблуках и удалилась. Марха вывернулась из объятий жонглера и отерла лицо рукавом. Когда она огляделась, Хамиля нигде не было видно, однако по тому, как целенаправленно двигалась Рими в сторону пальмовой рощи на краю караван-сарая, можно было догадаться, что он прячется именно там. Винто со своими акробатами, Китта и Делиа, даже Саламандр – все они смотрели на Марху, словно на больную, готовую испустить дух.
– Тебе нельзя с ними оставаться, – сказала Китта. – Просто нельзя. Не знаю, что с тобой может случиться, но…
– Я могу предположить, – проворчал Винто. – Она уже не ребенок, Китта! Она должна знать правду. Скажи, как по-твоему, много ли пройдет времени, пока этот кабан, этот выродок-отец заставит Марху и Рими продавать себя, чтобы доставать зелье?
У Мархи снова земля поплыла из-под ног, но она знала, что должна сделать. Саламандр мягко положил ей руку на плечо, но она стряхнула ее.
– Нам стоит заняться упаковкой, – резко сказала Марха. – Винто, ты можешь взять одну лошадь с повозкой в счет невыплаченного жалованья, – голос ее срывался, но она заставила себя успокоиться. – Может, имеет смысл скинуться деньгами, тогда нам хватит на отъезд отсюда сегодня же!
