на той неделе ее осмотрит консультант.
— Спасибо тебе, Анна, что так быстро сумела организовать консультацию.
— Не надо меня благодарить, — отозвалась та, краснея. — Это я перед тобой в долгу, Стейси. Мне совестно оттого, что я наслаждаюсь безоблачным счастьем, а все бури обрушились на твою бедную голову. Нет, правда, дорогая, вид у тебя ужасный. Ты часом не захворала?
— Нет, я здорова. Немного устала, вот и все.
Анна с сомнением покачала головой.
— Что ж, тогда дай мне инструкции. Сообщить Андрэ твой номер телефона?
— Нет, не стоит.
На следующий вечер Анна была занята в отеле на каком-то важном приеме, и впервые с тех пор, как Стейси вернулась домой, они с матерью ужинали вдвоем.
Убрав со стола, Стейси сказала:
— Пока ты смотришь телевизор, я, пожалуй, позвоню Люси.
— Передай ей привет и скажи, что завтра утром мы ее ждем.
Стейси поднялась в спальню, позвонила сестре. Потом, отчего-то чувствуя себя преступницей, торопливо набрала номер домашнего телефона Андрэ.
— Алло? — отозвался знакомый голос. Он пролетел сотни миль и исказился в телефонной мембране, но при звуке его Стейси по-прежнему охватывала дрожь.
— Это я, Стейси, — сказала она по-английски.
— Стейси! Наконец-то!
Слава Богу, он говорит по-английски! Стейси стало чуть полегче.
— Анна сообщила мне, что ты звонил.
— И отказалась дать мне твой номер! — гневно подтвердил Андрэ. — Стейси, я требую, чтобы ты немедленно...
— Успокойся, — перебила она, — мой телефон тебе вовсе не нужен.
— Почему это? — От волнения Андрэ перешел на французский. — Не нужен? Еще как нужен!
— Я имею в виду, — быстро проговорила Стейси, — что та маленькая проблема, которой мы оба опасались... словом, она больше нам не грозит.
— То есть ты не беременна, — хрипло вымолвил Андрэ.
— Да... то есть нет, не беременна.
— И давно ты это знаешь?
— Со вчерашнего вечера.
— Ты довольна?
— Разумеется, довольна! Просто счастлива, — заверила Стейси. — Как поживает твоя бабушка?
— Шлет тебе горячий привет... и свои соболезнования. Извини, я должен был сразу выразить тебе свое сочувствие.
— Спасибо.
— Как твоя мама?
— Очень устала.
— А ты?
Андрэ чуть понизил голос, и в нем зазвучали новые нотки. Когда он говорит по-английски, подумала Стейси, у него немного иной голос. Более низкий и хрипловатый... и с легким акцентом, от которого замирает сердце.
— Спасибо, сносно, — вежливо ответила она. Сносно... Сердце разрывается от боли, жизнь бесцветна и бессмысленна, а так... что ж, вполне сносно. — А ты как поживаешь, Андрэ?
— Гораздо лучше — после того как наконец услышал твой голос.
И после того как убедился, что я не нарушу привычное течение твоей жизни, с горечью подумала Стейси.
— Бабушка собирается написать тебе, — продолжал Андрэ.
— Она очень расстроилась? Письмо Анны не вызвало у нее нового приступа?
— Как ни странно, нет. Она, конечно, была потрясена до глубины души, но, едва оправившись от удивления, всерьез задумалась над твоим происхождением, Стейси.
— Из-за нашего сходства с Анной?
— Не только. — Андрэ перешел на родной язык. — Извини, английским я владею куда хуже, чем ты французским. Я хочу, чтобы ты знала: бабушка с первой минуты прониклась к тебе такой симпатией, что до сих пор не хочет верить, будто ты ей не внучка.
— Мне приятно это слышать... — пробормотала Стейси. Эту тему ей, увы, трудно было бы обсуждать на любом языке. — Прости, Андрэ, мне пора.
— Погоди! Сначала дай мне свой номер те...
Но Стейси, заслышав на лестнице шаги матери, проворно положила трубку, твердо решив сохранить свой звонок к Андрэ в тайне от матери. И от Анны.
Тем же вечером, а вернее поздно ночью, Стейси неспешно обходила нижний этаж, проверяя, все ли готово к завтрашнему дню. Анна, решительно отвергнув возражения Джеки и Стейси, настояла на том, чтобы угощение для поминок было доставлено с кухни ее отеля.
Стейси запирала на ночь входную дверь, когда в кухне зазвонил телефон. Стейси сломя голову бросилась в кухню, схватила трубку прежде, чем звонок успел разбудить мать... и в изнеможении привалилась к стене, с неистово бьющимся сердцем вслушиваясь в голос Андрэ.
— Стейси? Я тебя не испугал?
Голос его звучал с привычной властностью, но к ней примешивалось смятение. Что за дикая смесь?! — мельком подумала Стейси, силясь овладеть собой.
— Ты меня слышишь?! — окликнул Андрэ.
— Слышу. Как ты узнал номер?
— Меня осенило, что, если бабушка пишет тебе письмо, она должна знать твой адрес. Тогда я поехал к ней на виллу, выпросил адрес, а дальше дело техники.
— Почему же ты ей просто не позвонил?
— Боялся, что по телефону не смогу ее уговорить. Кроме того, я никогда не звоню бабушке поздно ночью — боюсь ее взволновать.
— Меня ты взволновать не побоялся.
— У меня не было выбора. — Андрэ помолчал. — Ты не спрашиваешь, почему я, собственно, позвонил. Разве тебе не интересно?
— Думаю, ты и сам мне это скажешь, — ровным голосом отозвалась Стейси, хотя ей стало любопытно.
— Я просто хотел, чтобы ты знала: услышав сегодня, что ты не беременна, я ощутил разочарование.
— Ты уверен, что употребил точное слово?
— Я не слишком силен в английском, — досадливо бросил Андрэ и повторил то же самое по- французски. — Теперь понятно?
— Н-не совсем, — пролепетала Стейси. — Почему ты разочарован?
— Стейси, — сказал Андрэ терпеливо, словно разговаривал с недоразвитым ребенком, — если ты над этим чуть-чуть подумаешь, может, и сама догадаешься.
И, к немалой досаде Стейси, отплатил ей той же монетой — повесил трубку, даже не попрощавшись.
Утро перед похоронами тянулось бесконечно. Стейси пыталась занять себя — накрывала на стол, раскладывала на блюдах бутерброды, доставленные посыльным из «Мэри Инглэнд», составляла букеты из хризантем и лилий, а управившись со всем этим, принялась сворачивать в виде лилий камчатные салфетки.
К ней подошла Джеки, напряженная и бледная, в сером костюме, который надевала крайне редко.
