Машины проехали, мужчина перешел улицу и оказался прямо рядом с нами. Мы с Элис опустили головы и сделали вид, что в жизни не видели более интересных трещин в асфальте. Мужские ноги зашагали прочь от нас. Симпатичные, кстати, ноги, не слишком большие, не слишком маленькие, в шикарных синих ботинках. Не поднимая головы, я наблюдала за тем, как синие ботинки идут к кофейне. Через несколько секунд я уловила запах дорогого одеколона. Не то чтобы я очень разбиралась в таких вещах, но почему-то я подумала, что именно так пахнут мужчины, которые идут на свидание.
– Думаешь, он? – спросила я.
Элис вздохнула.
– Есть только один способ это узнать. – И без всякого предупреждения крикнула: – Норман!
Как только мужчина обернулся, Элис схватила меня за руку и затащила в дверной проем.
– Точно он, – сказала она.
Потирая свою несчастную руку, я выглянула из-за угла. Норман оглядывался по сторонам, не понимая, кто на пустой вроде бы улице окликнул его по имени. Затем пожал плечами и вошел в кофейню.
Элис осталась в укрытии, вид у нее был очень сердитый. А я, вытянув шею, следила за развитием событий. А куда деваться? Мужчина стоял в дверях кофейни и оглядывался. Будь это воскресный спектакль, я бы крикнула: «Она у тебя за спиной!» – и все бы рассмеялись. Но это был не спектакль, и на счастливый конец рассчитывать не приходилось.
Вероника сидела за столиком у окна. Мне было хорошо ее видно. Пальто она аккуратно сложила на соседний стул. Она теребила цепочку на шее и стучала пальцами по столу. Обычно Вероника себе такого не позволяет, бережет накладные ногти. Похоже, она жутко нервничала.
Она подняла голову и заметила Нормана. Поправила волосы – снова. Улыбнулась и помахала. Норман направился к ней. Она привстала и протянула ему руку. Он взял ее ладонь обеими руками, в кино мужчины так делают, когда изображают искреннее чувство. Она улыбалась ему, как самая счастливая в мире женщина. Норман стоял ко мне спиной, так что мне не было видно, улыбается ли он в ответ. Скорее всего, да. Я повернулась к Элис. Она по-прежнему разглядывала трещины на тротуаре. Наверное, уже так хорошо их изучила, что могла бы нарисовать по памяти. Хотя, пожалуй, и хорошо, что она всего этого не видела.
Норман все никак не мог отпустить руку Вероники. По-моему, я наблюдала самое долгое рукопожатие в истории человечества. И тут случилась катастрофа. Норман подался вперед и поцеловал Веронику в щеку.
Мне захотелось сесть на жесткий, холодный, потрескавшийся тротуар и заплакать. Я бы плакала, пока река слез не унесла бы меня далеко-далеко от этого ужасного места.
Глава девятая
Мне, понятно, не хотелось рассказывать Элис все подробности. Поэтому ей пришлось меня уговаривать. Целых двадцать две секунды. Впечатляющий результат – даже для Элис.
Элис внимательно меня выслушала. Она не кричала, не визжала, даже ногой не топнула. Не стала ломиться в кофейню, чтобы спросить Нормана, какое право он имеет целовать ее маму. Она просто молчала, и это пугало меня до чертиков. Я бы пережила, если б она стала злиться или надулась, но молчание – это было очень странно. Я не знала, что мне с ней делать.
Мы приплелись домой. Элис сразу пошла в свою комнату, легла на кровать и уставилась в потолок. А я пошла на кухню и заварила горячий шоколад. Я мешала и мешала, но вкусной пенки, как в кофейне, все равно не получилось. Я бухнула в кружки побольше розовых зефирок. Потом порылась в шкафчиках и нашла шоколадное печенье. Я старательно расставила все на подносе. Я сомневалась, что это поможет, но ничего другого мне в голову не пришло.
Я отнесла поднос в комнату Элис. Она буркнула «спасибо», но поставила кружку на пол и пить не стала. К печенью она тоже не притронулась, и я поняла, что дела совсем плохи. Элис обожает шоколадное печенье так же, как моя мама – кашу из экологически чистой крупы.
Она все лежала и смотрела в потолок. Я отхлебнула шоколада и подумала, чем бы я могла сейчас заниматься, будь я дома. Конечно, шоколада с печеньем дома нет, но обстановка, думаю, была бы повеселей. Да где угодно сейчас веселей, чем в комнате Элис. Я хотела помочь Элис, утешить ее, но не знала как. Затея с печеньем провалилась, а других идей у меня не было.
Как же я ненавижу трагедии. Мне хотелось всего-навсего нормальных каникул в компании лучшей подруги. Неужели это так много?
Лет через пятьсот Элис наконец заговорила. Голос у нее был тихий и хриплый, как будто она разучилась разговаривать. Может, и впрямь разучилась – не припомню, чтобы она когда-нибудь так долго молчала.
– Он действительно ее поцеловал? Ты уверена?
– Да, уверена, – ответила я и вздохнула. – Но не в губы, клянусь. Только в щечку.
– И что ты думаешь? – сказала Элис уже громче.
– Может, они просто друзья. Сейчас друзья сплошь и рядом при встрече целуются. У взрослых так принято. Наверняка они просто дружат.
Сама я, конечно, в это не верила. И зачем я рассказала ей про этот дурацкий поцелуй? Я была слишком потрясена, в этом все дело.
Элис меня не слушала.
– Интересно, когда она собирается нам о нем рассказать? Небось скоро приведет его домой, – размышляла она вслух. –
Ее боевое настроение мне не нравилось. Почему Элис не умеет принимать все как есть? Почему она всегда уверена, что может все изменить?
– Может, все не так плохо. Может, ты постепенно привыкнешь. Как другие дети, – сказала я как можно мягче.
Элис резко села и уставилась на меня.
– Я – не «другие дети». Я не собираюсь привыкать. Не собираюсь с ним дружить. Не собираюсь с ним разговаривать. Я не позволю ему вломиться в нашу семью. Я…
Она замолчала на полуслове.
– Ты что? – с опаской спросила я.
Она улыбнулась, но не ответила.
– Ну же, Эл. Говори. Что ты задумала? – В который раз я задавала вопрос и боялась ответа.
Элис снова улыбнулась.
– Только что осенило. Теперь я точно знаю, что делать.
– И?
Она улыбнулась еще шире.
– Я буду такой наглой, капризной и противной девицей, что Норман сбежит от мамы. Я так его напугаю, что он навсегда исчезнет из нашей жизни.
Только не это! Я рисовала себе одну кошмарную сцену за другой. Всерьез запахло жареным. Я хотела помочь Элис, но этот ее план никуда не годился. Вечно она ищет неприятностей на свою голову! Надо остановить ее, пока не случилось беды.
– Но твоя мама же не дура. Она тебя в два счета раскусит. Тебе это с рук не сойдет. Она тебя убьет.
И я не шутила. Я видела, как Вероника может психануть из-за сломанного ногтя. Представить страшно, как она взбесится.
Элис передернула плечами.
– Ну, может, сначала и посердится малек, – беззаботно сказала Элис.
– Малек посердится? – выдохнула я.
Элис сделала недовольную мину.
– Ладно, может, она очень сильно рассердится, зато потом скажет мне спасибо. Я сделаю ей одолжение. Просто она не сразу это поймет.
Она потянулась за горячим шоколадом – который уже превратился в холодный. Элис невозмутимо
