ничто не спасет от мамы.
После завтрака я отправилась в сад вместе с Элис и Хейзел. Стояла замечательная погода, поэтому мы улеглись на травку и смотрели, как по небу проплывают кудрявые облачка. Хейзел все никак не могла успокоиться и время от времени отпускала шуточки по поводу Сэма и несостоявшегося свидания. Наконец, Элис не выдержала:
– Слушай, Хейзел, по-моему, уже не смешно. Забудь ты об этом!
Мне тут же захотелось броситься Элис на шею, но я сдержалась, иначе бы Хейзел в который раз прицепилась ко мне.
Через некоторое время пришла Глория и сообщила, что родители уже ждут меня за территорией школы. Элис и Хейзел встали проводить меня, хотя я бы предпочла, чтобы они этого не делали.
У нашей машины, конечно же, имелись четыре колеса, двигатель, все как положено, и в дождливые дни я даже была рада, что она у нас есть, но рядом с какими-нибудь крутыми тачками она смотрелась просто развалюхой. Спорим, родители Хейзел наверняка катаются на джипе или на чем-то подобном.
Как только я увидела свою семейку, то тут же забыла про машину, чья несовременность была ничем по сравнению с тем, что предстало моим глазам.
Папа с Рози выглядели еще ничего (может, конечно, и не совсем нормально, но, по крайней мере, не позорили меня). А вот мама – это отдельный случай. Она смотрелась просто жутко. Интересно, когда она причесывала волосы последний раз? Скорее всего, недели две тому назад, только толку от этого было ноль – они торчали во все стороны и разлетались на ветру. В своей мешковатой старой одежде мама была похожа на огородное пугало: в полинялых брюках и майке, которую я помню с тех пор, как мне стукнуло шесть лет. (Спорим, она носила ее, когда ей самой было шесть.) Моя мамочка была обута в грубые коричневые сандалии, и, конечно же, она не имела ни малейшего понятия, что можно сделать маникюр и педикюр. Но самым ужасным было то, что когда она подняла руку, чтобы помахать мне, все могли видеть ее небритые подмышки. Растительность была настолько длинной, что, кажется, вот-вот начнет развеваться на ветру, подобно волосам на голове.
Фу-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Как только родители заметили меня, они тут же бросились со всех ног, чтобы поцеловать и обнять.
Они что, не смотрят телевизор?
Или они не знают, что дети моего возраста не переваривают, когда им устраивают телячьи нежности на людях?
Они совсем не помнят, что такое быть подростком?
Или, может быть, они таким образом мстят мне за всю разбросанную по полу одежду и залитый кафель в ванной?
Рози подбежала к Элис, а та схватила ее на руки и закружила. Должна признать, что эти-то двое всегда были подружками. К счастью, даже Хейзел нашла Рози миленькой. Она пощекотала ее, а затем достала из кармана конфетку. Я захихикала. Слава богу, мама не видела этого, иначе она бы уж точно постаралась, чтобы Хейзел исключили из лагеря, а все мои беды начались бы по новой.
Папа посмотрел на часы.
– Пойдемте, сегодня такой чудесный день, и я не хочу провести его на парковке.
Мама посмотрела на Элис:
– А твои родители приедут сегодня?
Элис покачала головой:
– Нет, им бы, конечно, очень этого хотелось, но они так заняты.
Мама не одобрила услышанное. Для нас с Рози она никогда не была слишком занятой. В этом были свои и хорошие, и плохие стороны – по преимуществу, правда, почему-то плохие.
– Может быть, хочешь поехать с нами? – внезапно предложила мама. – Мы всегда будем рады тебе, к тому же, уверена, Мэган обрадуется.
Вот клевая мысль! Я чуть не расцеловала маму, наплевав на то, кто это увидит.
Элис замялась:
– Спасибо, очень мило, но…
Моя подруга замолчала и бросила выразительный взгляд на Хейзел. Я тоже посмотрела на Хейзел, пытаясь решить, что хуже, взять ее с собой и подвергнуться насмешкам или оставить ее наедине с Элис. Интересно, если Хейзел поедет с нами, будет ли она потом до конца нашего пребывания в лагере вспоминать дурацкие шутки моего папы и чумовой видок моей мамы?
У меня даже чуть не разболелась голова, так я пыталась что-нибудь решить, но мама положила конец моим мучениям:
– Извини, Мэган, боюсь, у нас только одно свободное место в машине. Мы можем взять Элис, но без вашей подруги.
Я промолчала. Сейчас не время говорить, что Хейзел мне вовсе не подруга, и если я никогда ее больше не увижу, то не слишком расстроюсь.
Мы все посмотрели на Элис, ожидая, что она скажет. Кажется, Элис, как и я, не могла решиться. Наконец она заговорила:
– Спасибо, Шейла, но думаю, мне лучше остаться, иначе Хейзел будет целый день совсем одна и ей будет скучно.
– Ее родители должны приехать, – заметила я.
Хейзел недовольно посмотрела на меня:
– Может, и нет. Спасибо, что осталась со мной, Элис.
Никто даже не успел ничего сказать, как Хейзел схватила Элис за руку и практически потащила по направлению к школе. Я помахала им на прощание, но, по-моему, этого никто не увидел.
Мама покачала головой:
– Что за нахальная девчонка!
«Ты и половины не знаешь», – подумала я, залезая на заднее сиденье нашей старенькой машинки. Как бы мне хотелось рассказать обо всем маме, но я знала, что это будет непоправимой ошибкой, потому что мама тут же захочет разобраться во всем сама, и дело кончится полной катастрофой. Так что я предпочла промолчать. Тем временем папа завел двигатель, и мы отправились проводить наш совместный день.
Мы чудесно провели время. Стояла по-настоящему теплая погода, поэтому наша семья в полном составе отправилась на пляж. Мы с Рози строили песчаные замки, папа читал газету, а мама вязала нечто из ниток, напоминающих по цвету болотную тину. Наверняка будет кому-то подарочек, этакий свитер-сюрприз. Надеюсь только, что не мне.
Солнце стало припекать, поэтому мы все дружно решили искупаться. Увидеть купальные костюмы моих родителей было для меня настоящим шоком. (Проведя две недели с нормальными людьми, я уже почти забыла, какой чудной может быть моя семейка.) Купальник мамы был просто огромным, его украшали гигантские выгоревшие на солнце и полинявшие цветы. Судя по фасону, в этом купальнике когда-то плавала бабушка моей бабушки. Бедную Рози мама одела в странный купальник, который к тому же свободно на ней болтался. У меня закралось страшное подозрение, уж не сама ли мама его связала. (Слава богу, что Рози еще слишком мала, и ей просто не может быть стыдно.) На папе были узкие блестящие плавки. Несколько человек на пляже уставились на него, а двое мальчишек в открытую над ним потешались.
Мы плавали до тех пор, пока не покрылись гусиной коже, а наши зубы не начали стучать от холода. У меня побелели пальцы, поэтому как только я вышла из воды, то тут же бросилась к своим вещам и закуталась в полотенце. Я старалась не думать ни о чем холодном, например, о мороженом.
Когда мы все высушились и согрелись, мама встала и принялась рыться в своей огромной сумке, которую всюду за собой таскала.
– А я прихватила еду, – произнесла она так, словно только одно упоминание о пикнике должно заставить нас скакать от радости.
Сначала мама достала связку бананов, но они так измялись в сумке, что превратились в кашу. Даже мама, которая считала, что выкидывать еду почти так же грешно, как и убивать, не стала настаивать на том, чтобы мы их ели. Порывшись в другой сумке, мама вытащила на свет божий сэндвичи с (я не шучу!) нутом[Нут – бараний горох – род травянистых растений семейства бобовых.].
Ну почему моя мама не может положить в сэндвичи что-нибудь нормальное, то, что кладут миллионы
