— Ты сейчас такой задумчивый… Словно древнегреческий атлет, погруженный в раздумья…
Патриция подошла так тихо, что Густав даже не заметил этого. Она шла по комнате медленно и осторожно, стараясь не расплескать напитки, стоящие на подносе, и ее нежная, лишенная показного блеска красота в который раз поразила его. Их немудреный танец в кабачке только раздразнил Густава, и ему все труднее становилось подавлять свою любовную жажду, хотя он понимал, что следует соблюдать осторожность и не терять терпения.
Ее слова заставили его улыбнуться.
— У тебя всегда было очень живое воображение.
Патриция подала ему кружку и быстро отвернулась, пока он не заметил выражение ее лица. Своими словами, а, главное, интонацией, он напомнил ей о жарких ночах, о сбитых простынях и сладком любовном экстазе. Она все еще не могла позабыть все это, хотя и пообещала себе больше не поддаваться обаянию, источаемому ее бывшим мужем.
Под свитером ее груди заныли при воспоминании о его прикосновениях.
— Нужно же мне было чем-то заниматься, чтобы скрасить долгие одинокие вечера, когда тебя не было дома, — сказала она, ставя свою кружку на столик и с ногами изящно располагаясь на диванчике.
— Неужели ты и вправду думаешь, что мне доставляло большее удовольствие пропадать на работе, чем быть с тобой? — тяжело вздохнул Густав. — Но на первых порах было столько работы, столько важных вещей, за которыми я должен был проследить лично, что мне приходилось работать гораздо больше, чем моим служащим.
Это только говорится, что если ты начальник, то работать вовсе не обязательно, — продолжил он, помолчав. — Это самое распространенное заблуждение. Но сейчас все вошло в свое русло. У меня работают прекрасные специалисты, на которых я могу положиться. Так что мне даже не обязательно ходить на работу каждый день.
— Везет тебе…
Патриция все же не до конца поверила Густаву. Он, несомненно, по-прежнему был сильно увлечен своей работой. Так что, если она собирается вернуться к нему, ей стоит как следует подумать. Ей стало грустно от этой мысли.
— Патриция… Скажи, ты заранее решила выбрать такую тактику поведения — антагонизм?
— Нет, почему… — Патриция провела рукой по волосам. — Если ты серьезно настроен сохранить нашу семью, скажи мне честно, на какие компромиссы ты готов пойти? Долгие часы, которые ты проводил на работе, были основным яблоком раздора между нами. Зачем создавать семью, если мы друг друга почти не видим?
— Я могу работать меньше, — сразу же ответил Густав. — Сейчас это возможно, все уже отлажено. Я сделаю свой рабочий график более гибким. Мы сможем больше отдыхать вместе…
— У нас была только одна неделя отпуска за три года, Густав… — напомнила Патриция, — но через три дня после ее начала тебе пришлось возвращаться в Оттаву. Я была на Бали, одном из самых чудесных мест в мире, и совершенно одна при этом.
— Если бы ты знала, как я сожалел об этом! — Густав покачал головой и опять перевел взгляд на пламя.
Он взял кочергу и поворошил угли, наблюдая за тем, как все ярче разгорается пламя.
— Могу пообещать тебе, что так больше не случится. — Он вернул кочергу на место и повернулся к Патриции. — Я хочу быть тебе хорошим мужем и заботливым отцом нашим детям.
У Патриции перехватило горло от прилива эмоций, и она откашлялась.
— Об этом говорить рано.
— Почему?
— Мы пока еще никак не наладим отношения между нами, что уж тут говорить о детях.
— Ты боишься? — спросил он вполголоса.
— Чего?
От одной только мысли о том, что она опять будет носить ребенка Густава, сердце Патриции забилось так сильно, что у нее закружилась голова.
— Забеременеть.
То, что произошло с их первенцем, всегда будет стоять между ними, как незарастающая рана, как несмываемое пятно, как призрак из старого замка, который вновь и вновь будет преследовать их…
Патриция больше не могла сидеть, она встала и заходила по комнате.
— А ты как думаешь?
— На этот раз я всегда буду рядом с тобой, — торопливо пообещал Густав.
Он тоже встал и медленно, словно боясь вспугнуть, подошел к ней. Легкая улыбка играла на его лице, а синие глаза были словно море в бурю.
— Если ты забеременеешь, у тебя будут самые лучшие врачи, лучший уход, уж я об этом позабочусь.
Патриции очень хотелось, чтобы он обнял ее, но она не решалась сделать первый шаг. Ей так хотелось, чтобы он доказал ей, что он и вправду хочет, чтобы они были вместе… Хотелось поверить, что им движет не только желание загладить вину за смерть ребенка. Но пока она не услышала от него ни слова о любви.
— Я не могу переехать в Оттаву, ты понимаешь это? — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Его улыбка не угасла, как она опасалась. Он протянул руку и погладил ее волосы.
— Я могу переехать к тебе, если ты захочешь. До Оттавы всего сорок минут на машине. Мы сможем найти дом с большим садом, где могли бы играть наши дети.
Ах, Густав… Его слова падали в ее измученную одиночеством душу, словно долгожданный дождь на пересушенную почву.
— Можно, я обниму тебя? — неуверенно спросил он хрипловатым голосом. — Просто немного подержу тебя в своих объятиях?
Патриция ринулась к нему, не говоря ни слова. Крепко прижимая ее к груди, Густав осторожно положил ладонь на ее затылок, а другой рукой обвил ее талию. От нее пахло цветами, солнцем и дождем, всем, чем природа сегодня так щедро их одарила. Густав неожиданно вспомнил пряный навязчивый аромат духов Эстер. Женщина в его руках была лишена искусственности…
Он вспомнил их первую встречу. Она сидела в переполненном автобусе и, казалось, была поглощена своим журналом по искусству балета. Но он сразу понял, что это не совсем так, потому что время от времени она бросала на него взгляд украдкой. Густав вышел на той же остановке, что и она, и сразу же, без обиняков спросил: «Какую кухню вы любите больше всего?».
Она оторопела и испуганно ответила: «Итальянскую», после чего он пригласил ее в лучший итальянский ресторан в Оттаве. Она согласилась, и он дал ей свою визитку на тот случай, если она захочет проверить, тот ли Он человек, за кого себя выдает. Он шел по улице, и ему хотелось петь от счастья. Он точно знал, что эта девушка обязательно придет на свидание, потому что электричество, проскочившее между ними, было почти осязаемо. Потом он долго и красиво ухаживал за ней, проявляя удивительное терпение, боясь напугать ее своей страстью…
Но сейчас Густав понимал, что он вряд ли сможет демонстрировать терпение или осторожность, ведь его тело имело на этот счет свое собственное мнение. Он дотронулся губами до ее волос, погладил руками хрупкую спину, удивляясь тому, как удачно она вписывается в его объятия. Просто создана для них… Если бы он мог освободить ее от всей этой одежды и уложить на толстый арабский ковер…
Густав почувствовал, как Патриция легонечко вздохнула, а затем ее охватила мелкая дрожь. Он рукой приподнял ее подбородок и голодным взглядом впился в бездонные зеленые глаза.
— Я никогда не переставал желать тебя, — прошептал он, и Патриция почувствовала, что он говорит правду.
— Секс только усложнит все… — прошептала она, но не сделала попытку освободиться из его объятий. — Я еще ничего не решила. Мне все еще нужно время.
— Разве я предлагал заняться сексом? — возмутился Густав, и веселый огонек вспыхнул в его глазах. — Давай лучше займемся любовью. Ты ведь согласна с тем, что это разные вещи?
