удивленное выражение лица племянника. — У нас повсюду свои информаторы, мой дорогой Курт, — объяснил он. — Я мог бы рассказать тебе некоторые интересные подробности о вашем маленьком гауптштурмфюрере Гейере. Он любит ездить верхом не только на лошадях, поверь мне. Но я не буду ничего говорить; это могло бы потрясти твою чувствительную молодую душу. Видишь ли, Курт, моя полиция следит за всеми аспектами жизни нашей нации. Мне нужны сведения о каждом человеке, дабы я мог направлять мысли людей в нужную сторону. Только таким образом мы можем устранить все чужеродное, то есть разрушительное, из национального сознания. Полиция как очиститель и учитель великой немецкой нации — вот что является моей целью! — На мгновение его глаза фанатично заискрились. Затем он снова сделал большой глоток коньяка и снял сапоги со столешницы. — Но, Курт, давай не будем больше терять времени впустую. Посмотрим, что может предложить двум мужественным солдатам католический город Трир, который, как хвастаются местные жители, был уже стар в те времена, когда Рим был еще молод.
Ожидая свой большой черный «мерседес», который должен был отвезти их в город, он фамильярно подтолкнул Курта Шварца в бок.
— Ты слышал историю о двух монахинях и кровяной колбасе? — спросил он и начал первый из множества непристойных анекдотов, с которыми, в исполнении дяди, молодому лейтенанту пришлось познакомиться той ночью.
Райнхард Гейдрих споткнулся и чуть не упал в темном коридоре гостиницы.
— Успокойся, дядя, все спят! — убеждал Шварц главу службы имперской безопасности рейха.
— не обращая на него внимания, пьяно завывал тот.
Наконец Шварц сумел протолкнуть дядю в дверь номера и, закрыв за собой дверь пяткой, вздохнул с облегчением. Он позволил Гейдриху упасть в кресло и затем расстегнул ему на шее рубашку. В любом случае ему удалось без каких-либо инцидентов доставить мертвецки пьяного главу РСХА в гостиницу. Никогда в жизни он не участвовал в подобных пьянках, даже когда был кадетом в Бад-Тельце. За последние шесть часов его дядя пил все: коньяк, джин, виски, вино — все, в чем были хоть какие-то градусы. Наверное, его желудок был сделан из чугуна.
Внезапно Гейдрих покачнулся и поднялся на ноги.
— Сейчас я обмочусь, — пьяно произнес он.
Он вытянул перед собой руку, как слепой, и потащился в ванную.
Шварц упал на стул, который тот только что освободил, и с удовольствием вытянул ноги, обутые в сапоги. Боже, он отдал бы все, только чтобы оказаться в своей постели! Курт чувствовал, что мог бы проспать без пробуждения все следующие сорок восемь часов. Он сонно прикрыл глаза. Его грудь мягко поднималась и опускалась.
Но этой ночью унтерштурмфюреру Шварцу не суждено было спать. Внезапно прозвучал выстрел. Он подскочил на стуле. Шум донесся со стороны ванной. Он бросился туда.
Его дядя уставился на свое отражение в разбитом зеркале, одной рукой держась за раковину, а другой — за свой служебный пистолет. Рука сильно дрожала. Он состроил себе гримасу, отразившуюся в осколке стекла.
— Теперь я достал тебя, еврейская рожа! — медленно произнес он.
Шварц ошеломленно посмотрел на него. Его дядя выглядел совершенно трезвым.
— Что вы сказали? — спросил он.
Гейдрих повернулся к нему.
— Я сказал: «еврейская рожа». — Он засмеялся, но в его смехе не слышалось радости.
— Что вы имеете в виду, дядя? — удивленно протянул Шварц.
— Все очень просто, мой дорогой Курт, — сказал Гейдрих, его голос звучал совершенно четко и ясно. — Твой отец и я — мы оба евреи. Фамилия твоей бабушки — Зюсс, Сара Зюсс, и я уверен, что твое изучение расовой антропологии и генеалогии в Бад-Тельце подскажет тебе, что это значит, — семья Гейдрихов является еврейской.
— Еврейской?
Гейдрих насмешливо посмотрел на племянника сверху вниз.
— Да, мы оба — евреи[22].
Глава шестая
Постепенно зима 1939-1940 годов, самая суровая из всех, сохранившихся в людской памяти, уступила место весне. Черные тополя, стоявшие по границам территории, которую занимали казармы дивизии «Адольф Гитлер», понемногу начинали зеленеть. Теперь солдаты второй роты, когда унтер-фюреры больше не смотрели на них, шевелились гораздо медленнее. Зимой они помимо собственной воли двигались намного быстрее, просто чтобы согреться. Но вот пришла весна, и делать все в темпе галопа, как того требовал обершарфюрер Метцгер, становилось слишком жарко.
— Твою мать! — ворчали они. — Да если только дать ему разгуляться, он нас и срать заставит в темпе галопа!
Весна также, казалось, положила конец длинному периоду «сидячей войны»[23] на Западе. Ровно в 5:20 утра 9 апреля 1940 года в Копенгаген вошел немецкий военно-транспортный корабль «Ханзештадт Данциг», полный немецких солдат и офицеров. Генерал Курт Химер, глава немецкого экспедиционного корпуса, который прибыл в датскую столицу за два дня до этого в гражданской одежде, выскочил на причал и показал кораблю, где ему следует пришвартоваться. Когда немецкие солдаты сошли на берег, судьба Дании была решена. Страна, фактически беззащитная, сдалась без боя и стала германским протекторатом на все время войны. Все прошло очень легко. В целом за победу над датчанами пришлось заплатить всего двадцатью погибшими немецкими солдатами.
Следующей была Норвегия, хотя на сей раз сопротивление оказалось упорнее. Заголовки газет «Фёлькише Беобахтер» и рейнской «Вестдойче беобахтер», которые можно было просмотреть в комнатах отдыха, пестрели сообщениями о сражениях в окрестностях Нарвика, Тронхейма и Форнебю, а также описаниями героических дел баварских горных стрелков генерала Дитля.
В тот месяц в дивизию «Адольф Гитлер» начало в изобилии поступать новое вооружение. Это подсказывало солдатам второй роты, что их боевое крещение не за горами. Старые грузовики и машины исчезли — их заменили новенькие, сверкающие свежей краской бронетранспортеры. Каждый взвод получил по одному пулемету MG-42 с воздушным охлаждением, позволявшем выстреливать до 800 патронов в минуту. Утром того же дня боевая подготовка была специально прервана, чтобы личный состав дивизии смог прослушать официальное сообщение из штаба фюрера о том, что Нарвик пал. Затем в дивизию прибыла первая партия огнеметов. Когда особая команда из армейской Службы специального вооружения извлекала из грузовиков свой смертоносный груз, солдаты второй роты начали значительно переглядываться между собой.
