деревню. Она представляла собой обычное скопление старых изб, сгрудившихся вокруг облупленного Дворца культуры, стены которого украшали выцветшие росписи, изображавшие счастливую жизнь советских колхозников. Неподалеку находилась старая, пришедшая в упадок православная церковь. Весь немецкий гарнизон этой деревни состоял из нескольких старых солдат вермахта, вооруженных трофейными французскими винтовками, и пары юнцов, которым на вид было чуть больше семнадцати. Взглянув на них, Матц презрительно проронил: «Да это же дерьмо, а не солдаты! Стоит только хорошенько перднуть в их сторону, и они все повалятся!»
Шульце кивнул, и их машина направилась в сторону Дворца культуры.
— Если русские перейдут в наступление, все эти солдатики немедленно драпанут отсюда. И если это все, что осталось здесь у вермахта, то наши дела очень плохи, Матц.
— Согласен с тобой, Шульце, — со вздохом промолвил роттенфюрер.
Вполуха прислушавшийся к ним фон Доденбург не мог не признать то, что это чистая правда. Судьба немецких войск, запертых в Сталинградском котле, действительно была предрешена, и конец приближался неумолимо.
Наступила ночь. Бойцы «Вотана» уже успели высушить свою одежду и отогреться. Они поужинали, и теперь большая их часть спала на соломе, расстеленной на полу Дворца культуры. Однако фон Доденбург не мог заставить себя отдыхать. Его голова была переполнена ужасными мыслями о том, что случилось по вине Стервятника с несчастными «фронтовыми подстилками». Все это клокотало и требовало излияния, и Куно знал, что только сейчас можно поднять этот вопрос в разговоре со штандартенфюрером Гейером. Завтра они столкнутся с наступающими русскими частями, и тогда будет уже поздно говорить об этом.
Фон Доденбург побрился — впервые за последнюю неделю. Почистив форму — настолько, насколько это вообще было возможно в условиях, в которых он находился, — он вышел из Дворца культуры на обжигающий холод. Звезды ярко сияли на небосклоне.
Штаб Стервятника располагался в одной из изб рядом с церковью. Фон Доденбург подошел к дому и сказал стоявшему у дверей часовому:
— Можешь пойти и погреться на пять минут. Под мою ответственность.
Штурмбаннфюрер не желал, чтобы кто-то услышал то, что он собирался сказать сейчас Стервятнику.
Удивленный этой неожиданной поблажкой, часовой поспешил в ближайшую теплую избу. Он весь замерз, и его не требовалось уговаривать дважды.
Коротко постучав, фон Доденбург дернул дверь и вошел в штабную избу.
В избе, помимо Стервятника, находился Крадущийся Иисусик, что-то говоривший своему патрону. Гейер слушал его со скучающим видом, точно ему было совсем неинтересно то, что сообщал ему адъютант.
Отдав им обоим честь, фон Доденбург посмотрел на Крадущегося Иисусика и произнес:
— Гауптштурмфюрер, я хочу, чтобы вы стали свидетелем того, что я сейчас скажу.
У Крадущегося Иисусика от удивления отвисла челюсть.
— Свидетелем… свидетелем чего? — пробормотал он. А Стервятник уставился на фон Доденбурга с таким видом, точно увидел его впервые в жизни.
Не глядя на адъютанта, фон Доденбург бросил прямо в лицо своему командиру:
— Хочу проинформировать вас, господин штандартенфюрер, что, как только мы выберемся к своим, я собираюсь предъявить вам ряд обвинений.
Гейер воспринял эту новость с удивительным спокойствием.
— Понятно, — тихо проговорил он, — и каковы же будут эти обвинения?
— Обвинение первое, господин штандартенфюрер: дезертирство перед лицом противника. Вы отдали приказ нашему подразделению отойти, не получив на этой санкции от вышестоящего начальства.
На Стервятника это не произвело никакого видимого впечатления.
— Полагаю, фон Доденбург, вам отлично известно, почему я так поступил. Я уже излагал вам свои доводы. Что еще?
— Есть кое-что еще. — Фон Доденбург почувствовал, как в груди у него неудержимо вскипает ярость; на его правом виске задергалась жилка. Но он старался держать себя в руках. — Вы бросили на произвол судьбы колонну женщин-военнослужащих из вспомогательных частей вермахта, которые встретились вам по пути. В результате все эти женщины были изнасилованы, а затем убиты русскими казаками.
Это обвинение фон Доденбурга, судя по всему, достигло своей цели. Стервятник внезапно резко выпрямился. Лицо его побагровело.
— Что вы сказали, штурмбаннфюрер?
Фон Доденбург повторил свое обвинение. «Ну, теперь-то этому наглому выскочке точно конец: Стервятник немедленно разжалует его в ССманны», — подумал про себя Крадущийся Иисусик.
— Разве у вас есть какие-либо доказательства для того, чтобы подкрепить столь смехотворное утверждение? — закричал Гейер.
— Мне удалось спасти одну женщину из числа тех, что вы бросили по дороге. Сейчас она находится среди нас — и подтвердит все, о чем я только что сообщил вам. Это могут подтвердить и мои бойцы. Они все были там, где казаки расправились с нашими женщинами.
Неожиданно фон Доденбург почувствовал, как к нему полностью вернулось ледяное спокойствие. Так всегда случалось с ним в самых критических ситуациях.
Несколько секунд Стервятник обдумывал его слова, поглаживая свой огромный нос. Он всегда машинально делал это, когда оказывался в трудной ситуации. Затем он рявкнул:
— Адъютант, приведи сюда эту женщину. Быстро!
Крадущийся Иисусик выбежал из штабной избы. Дождавшись, когда он исчез, Стервятник мягко проговорил:
— Фон Доденбург, вы же мой заместитель. Второй по старшинству офицер в батальоне. И вы не можете не знать, что, если мне будет предъявлено официальное обвинение в дезертирстве перед лицом противника, то это неминуемо навлечет самые серьезные последствия и на вас тоже?
— Возможно. Но я всегда смогу сослаться на то, что мне просто приходилось выполнять ваши приказания. — Фон Доденбург выдавил улыбку. — Разве не так говорят все немцы, когда попадают в беду? «Мы лишь выполняли чужие приказы!»
— Но что вам все это даст? — спросил Стервятник. — Ничего, кроме лишних проблем. А если мне удастся благополучно вывести батальон из Сталинградского мешка, никто не посмеет предъявить мне никаких обвинений. Наоборот, через несколько месяцев я получу свои генеральские звезды, и тогда командиром «Вотана» станете уже вы. Ну и командуйте им на здоровье!
— Вы никогда не получите этих генеральских звезд, — холодно произнес фон Доденбург. — Я лично сделаю все, чтобы этого не случилось. — Если только…
— Господин штандартенфюрер! — Это был Крадущийся Иисусик. Его лицо раскраснелось от удовольствия, а маленькие хитрые глазки с открытой неприязнью уставились на фон Доденбурга. — Разрешите мне кое-что доложить вам?
— Ну конечно же! — нетерпеливо бросил Стервятник.
Крадущийся Иисусик наклонился к самому уху Гейера и прошептал ему что-то, косясь на застывшего перед ними фон Доденбурга.
Когда Стервятник выслушал своего адъютанта, выражение его лица заметно изменилось. Он выпрямился и поправил монокль в глазу. Оттолкнув одной рукой Крадущегося Иисусика, он пристукнул другой по стулу и процедил:
— Итак, мой дорогой фон Доденбург, получается, что вы прелюбодействовали с русской военнопленной, которая к тому же является источником важной разведывательной информации. Так-так, интересно, что скажет на это наш обожаемый рейхсфюрер, который с таким трепетом относится ко всем своим расовым теориям? А самое главное, было бы очень любопытно узнать, что скажет наш разведывательный отдел, если выяснится, что вы лично отпустили эту пленную. Я полагаю, фон Доденбург, что для вас пришло время самому давать объяснения, не так ли?
