— Хватайтесь за мою руку! — с тревогой сказал он. — Я вас вытащу!
Она замотала головой.
— Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. — В ее глазах стояли слезы.
Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы.
— Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! — едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки.
— Ну, как впечатления? — спросил Шульце, когда они вернулись.
— Это неописуемо, — ответил Хагедорн.
— Да, да, — согласился Кессельгут. — Глетчеры, перевалы, белые просторы — куда ни глянь! Никакими словами не выразишь.
— Особенно белые просторы! — подтвердил молодой человек. Хильда строго посмотрела на него.
В это время проснулась тетя Юлечка. Ее лицо покраснело от загара. Она зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала:
— Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило.
— Что случилось?
— Ничего необычайного, — сказала девушка.
— Но ты же говоришь ему «ты»! — воскликнула тетя.
— Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, — заметил Хагедорн.
— Он мне тоже тыкает! — сказала Хильда.
— Дело в том, — объяснил Фриц, — что мы с Хильдой решили говорить друг другу «ты» ближайшие пятьдесят лет.
— А потом? — спросила тетя Юлечка.
— Потом мы разведемся, — сказала племянница.
— Сердечные поздравления! — радостно воскликнул Кессельгут.
Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил:
— Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники?
— С вашего разрешения, — заявила девушка. — Случайно располагаю отцом.
Хагедорн воспользовался этим и спросил:
— Он хотя бы симпатичный?
— С ним можно ладить, — сказала Хильда. — К счастью, у него очень много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет.
— Ну а если он меня на дух не примет? — с тревогой спросил молодой человек. — Может, ему хочется, чтобы ты вышла за директора банка. Или за ветеринарного врача, живущего по соседству. Или за школьного учителя, напротив которого он каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А когда он узнает, что у меня даже нет работы!
— Работу ты найдешь, — утешила его Хильда. — Если же он и потом будет возражать, мы перестанем здороваться с ним на улице. А этого он не выносит.
— Или мы сделаем его как можно быстрее десятикратным дедом, — задумчиво предложил Фриц. — И сунем весь десяток внучат в его почтовый ящик. Это всегда действует.
Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши.
— Вот это правильно! — сказал Шульце. — Вы его одолеете, старого черта, не сомневаюсь!
Кессельгут предостерегающе поднял руку.
— Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине Шульце!
Для тети Юлечки это было уже слишком. Она поднялась и сказала, что хочет вернуться в Брукбойрен.
— Но канатной дорогой я не поеду!
— Пешком дорога еще опаснее, — сказал Хагедорн. — Да и займет она четыре часа.
— Тогда я останусь здесь и дождусь весны, — категорически заявила тетя.
— Но я уже купил всем обратные билеты, — сказал Кессельгут. — Неужели ваш придется выбросить?
Тетя Юлечка боролась с собой. Это было захватывающее зрелище. Наконец она сказала:
— Ну тогда, конечно, другое дело. И первой зашагала к станции. Бережливость рождает героев.
Надежды и планы
После обеда, когда пожилые дамы и господа решили немного вздремнуть, Хильда с Фрицем отправились в лес. Они шли, взявшись за руки. Время от времени они переглядывались с улыбкой. Иногда, остановившись, целовались и нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали. Им хотелось обнять каждую встречную ель. Счастье навалилось на их плечи сладостным грузом.
Фриц сказал задумчиво:
— Ведь мы, собственно, два довольно умных существа. Я, во всяком случае, принимаю это за истину. Почему тогда мы ведем себя так же нелепо, как другие влюбленные? Держимся за ручки. Бродим и скачем на безлюдной природе. Нам хочется откусить друг другу носы. Разве это не глупо? Прошу вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное.
Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала:
— О великий султан, позволь твоей весьма недостойной служанке заметить, что ум в любовном концерте народов еще никогда не играл первую скрипку.
— Встаньте, драгоценная графиня! — воскликнул он с пафосом, хотя она не стояла на коленях. — Встаньте! Кто настолько умен, что знает пределы ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной!
Она сделала книксен.
— Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу, и позвольте мне искупаться в моих слезах.
— Быть посему! — объявил он по-королевски. — Только не простудитесь!
— Ни в коем случае, мэтр, — сказала она. — Температура пролитых слезинок обычно колеблется между двадцатью шестью и двадцатью восемью градусами по Цельсию.
— Так и быть! — воскликнул он. — А когда вы приступите к исполнению служебных обязанностей при моем дворе?
— Когда захочешь, — ответила она и принялась танцевать, несмотря на горные ботинки. — Это — умирающий лебедь, — пояснила она. — Прошу обратить особое внимание на мою длинную шею.
— Продолжайте, — сказал он. — Вечером я за вами приду.
Он повернулся и пошел. Она, с притворным страхом, рыдая, кинулась за ним. Он взял ее за руку и сказал:
— Глупышка!
— Но лебедь же умер, — сказала она прерывистым голосом. — А оставаться одной в лесу с такой большой мертвой птицей — ой-ой-ой!
Он дал ей шлепка, и они продолжили путь. Через некоторое время он перешел на серьезный тон.
— Сколько я должен зарабатывать, чтобы мы могли пожениться? Ты любишь шикарную жизнь? Сколько стоило кольцо, что у тебя на пальце?
— Две тысячи марок.
— Ничего себе! — воскликнул он.
