ночь в каюте. Еды у нас тоже хватит. Ну, а завтра пройдет какое-нибудь суденышко мимо этого идиотского острова.
— Ты рассуждаешь по-своему, — возразил Профессор. — Но Эмиль ведь не знает, что мы сели на мель. Откуда ему знать?
Густав растерялся:
— Ты прав. Конечно, он этого не знает. Я иногда бываю таким дураком!
— Эмиль, наверное, думает, что мы перевернулись, — печально сказал Ганс. — Что мы уже едва держимся на поверхности, цепляясь за киль лодки, что мы вот-вот потонем. — Он так расстроился, что даже высморкался. — А завтра утром дядя возвращается из Швеции.
— Да, старик, без пощечины дело не обойдется, — задумчиво сказал Густав. — Может, нам лучше навсегда остаться на этом островке? Мы здесь вполне прокормимся рыбой. Не верите? А из паруса соорудим кибитку, как у кочевников. Может, на этом идиотском архипелаге есть и кремень. Тогда мы будем вылавливать бревна и доски, сушить их и жарить на костре рыбу. Утром, в обед и вечером — рыбу. Как вам нравится мое предложение?
— Достойное тебя, — с насмешкой сказал Профессор. — Может, в один прекрасный день на этой пальме вырастут кокосовые орехи, да? В их скорлупе будем запекать яйца чаек. А кокосовое молоко лить в кофе.
— А разве у нас есть кофе? — удивился Густав.
— Столько же, сколько у тебя ума в башке! — заорал Профессор. — Ганс, а воды у нас надолго хватит?
— Если будем экономить, примерно на сутки.
— Уж будем экономить, не сомневайтесь, — строго сказал Профессор. — Нам должно хватить этой воды на два дня. Есть надежда, что завтра пойдет дождь. Тогда мы расставим пустые консервные банки и соберем дождевую воду.
— Вот здорово! — воскликнул Густав. — Профессор, ты, как всегда, отличный стратег.
— А продукты я запру, — сказал Профессор. — Я сам буду их распределять.
Густав зажал себе уши:
— Прошу вас, не говорите о еде. А то я сразу захочу есть.
Профессор подошел к берегу и стал смотреть на море. Густав ткнул Ганса в бок и тихо спросил:
— Знаешь, как он стоит?
— Нет.
— Как Наполеон на острове Святой Елены, — прошептал Густав и захихикал.
Когда пароход причалил в Корлсбюттеле, Эмиль и Вторник, сидевшие в каюте, кинулись к иллюминатору.
— А вдруг Байрон не сядет, что тогда? — спросил Вторник.
— Тогда мы с быстротой молнии выскочим на палубу и спрыгнем прежде, чем они успеют убрать чалку, — объяснил Эмиль. — Но ты зря волнуешься: вот он идет.
Мистер Байрон и Макки поднялись по трапу. У них было несколько больших чемоданов. Акробат подошел к перилам,
Макки сел на скамью. Отдали концы, заработал мотор. Пароход медленно отчаливал.
Мальчики в каюте глядели в иллюминатор на берег. Освещенные окна домов становились все меньше и меньше. За бортом плескалась вода.
— Пахнет нефтью, — прошептал Вторник, — мне плохо.
Эмиль открыл иллюминатор — в каюту ворвался холодный ночной воздух. До них долетали соленые брызги. Вторник высунул голову и глубоко вздохнул, потом сел на диванчик, улыбнулся Эмилю и сказал:
— Если бы мои родители знали, где я!
Эмиль тоже подумал о своей маме в Нейштадте и о бабушке в Копенгагене. Потом он взял себя в руки и похлопал Вторника по коленке:
— Ничего, малыш, все будет в порядке. Не унывай. И смотри в оба. В Хайдекруге должен сесть Ганс. Тогда мы будем знать, что все на своих постах. А остальное — пустяки!
Но Эмиль ошибся: Ганс Шмаух не сел на пароход в Хайдекруге! Еще больше Эмиля этому удивился господин Байрон. Он устроился рядом с Макки и почесал затылок. Они плыли мимо темнеющего в ночи леса.
Эмиль встал. Вторник испуганно вскочил вслед за ним.
— Куда ты? — прошептал он.
— Время действовать, — сказал Эмиль. — Ребята почему-то задержались. Значит, мы должны сами все проделать. Пошли!
Они поднялись по лестнице и стали бродить по палубе.
Под дымящей трубой за чемоданами сидели мужчина и мальчик.
Эмиль подошел к ним. Вторник, который все еще держал в руке пакет с бутербродами, стал рядом.
— Мистер Байрон, мне надо с вами поговорить, — сказал Эмиль.
Байрон удивленно поднял глаза:
— В чем дело?
— Я пришел по поручению моего друга, — сказал Эмиль. — Мы знаем, что вы ждете Ганса Шмауха, который должен был сесть на пароход в Хайдекруге. Мы знаем также, что вы хотите с ним бежать.
У мистера Байрона глаза засверкали от злости.
— А почему он не пришел? Это твоя работа, гаденыш?
— Выбирайте, пожалуйста, выражения. Я ведь вас не обзываю.
— Валяй, Эмиль, не стесняйся, — сказал Вторник.
— Ах, тут, оказывается, еще один гаденыш!
— Добрый вечер, господин Пашульке, — сказал Вторник.
Байрон криво усмехнулся.
— Мы пришли к вам из-за Джекки, — объяснил Эмиль. — Как вам только не стыдно бросить мальчишку среди ночи на произвол судьбы!
— Он мне больше не нужен!
Вторник решительно вышел вперед:
— А почему? Потому, что он стал слишком тяжел для вас. Мы все знаем. Но разве это основание?
— Еще бы! Я не могу с ним больше работать, и мой репертуар от этого сильно страдает. Я артист! Вы в состоянии это понять? Я мог бы выступать в Лондоне в «Колизее»! Как это я два года назад не догадался, что этот щенок будет так быстро расти! Убиться можно!..
Эмиль пришел в ярость:
— Ну и убивайтесь! Мы вам мешать не будем. Я не понимаю, как человек может быть таким бездушным. А что будет с Джекки?
— Может, ему просить милостыню? — вкрадчиво спросил Вторник. — Или утопиться в море? Вы хотите, чтобы его забрали в колонию? Мы этого не допустим, учтите!
— Мы с ребятами решили, — сказал Эмиль, — что вы должны вернуться с нами в Корлсбюттель.
— Вы решили! — Мистер Байрон сделал страшные глаза. — Не суйте нос в чужие дела, птенцы желторотые. Лучше учите уроки.
— У нас сейчас каникулы, господин Пашульке, — заметил Вторник.
— Мы ни за что не допустим, — сказал Эмиль, — чтобы вы делали несчастным одного из ваших близнецов только потому, что он растет. Я еще раз предлагаю вам вернуться с нами назад. Через несколько минут мы прибудем в Варнемюнде. Там нас ждут друзья. Если вы решите ехать дальше, мы передадим вас полиции.
Ссылка на полицию пришлась мистеру Байрону явно не по вкусу.
— Ну, так как? — спросил Эмиль после нескольких минут тягостного молчания. — Вы будете выполнять свои отцовские обязанности? Или предпочитаете попасть в полицию?
— Отцовские обязанности? — переспросил атлет с заметным облегчением.
