путешествия, покупать новую машину, пока она сама не скажет, не закричит во время тихого ужина вдвоем: «Да неужели ты не видишь?!» Но она никогда не скажет – потому что сейчас не смеет протянуть руку и погладить собаку.
Так вот, эта фотография – самое печальное, что я знаю о браке.
На другой выставке я не запомнила даже имя автора. Какой-то японец на букву А. (Позже нашла, Нобуеси Араки.)
Там было много любительских порнографических снимков: связанные проститутки, снятые простенькой камерой, – целая стена маленьких черно-белых карточек.
Там были огромные фотографии – крупные планы цветов, похожих на половые органы, и половых органов, похожих на цветы.
Там были пары – фотография человека и пейзаж, и каждая пара похожа между собой по геометрии картинки.
То есть ничего особенного.
Но была небольшая серия про женщину и кошку, документальная, с датами в углу каждого снимка.
Первая – японка средних лет и ее черно-белая кошка, весной. Потом женщина заболевает и долго-долго, все лето и всю осень, болеет, а кошка при ней. К зиме женщина умирает. Последняя картинка – кошка идет по оснеженной крыше, оставляя цепочку небольших темных следов.
И это – вообще все, что я хотела знать, но боялась спросить.
Мне снилась полутемная комната и девушка за белой занавеской, за ее спиной горела лампа, поэтому я видела только тонкий, небольшой, невозможно обаятельный силуэт. Она подошла ко мне, и какой-то мужчина, совершенно неузнаваемый, обнимая ее за плечи одной рукой, протянул другую и провел по моей шее сверху вниз. И я поняла, что он нужен мне прямо сейчас, а от его девушки, видимо, избавиться нельзя, но это не имеет особого значения. Я прижалась к нему и, повторяя «скорее, скорее», взлетела – невысоко, правда, – совершенно отчетливо понимая, что лечу от желания им обладать. И он, что особенно приятно, оторвался от пола вместе со мной. Я проснулась от негромкой, но яркой грозы, а еще от того, что меня довольно прилично пучило из-за выпитого на ночь шоколадного молока. Я сплю при открытых окнах, и в комнате было довольно свежо, но сильно подозреваю, что летала не силой страсти, а на вполне недвусмысленной реактивной тяге… Я не настоящая леди, простите.
Кот сидел на подоконнике и смотрел грозу, потом забоялся[8] и прибежал ко мне жаловаться – на погоду, на ветер, всполохи, раскаты, капли, на все то некомфортное, что увидел там, за окном.
Мы немного поговорили, а потом я все-таки закрыла рамы. Хотя знаю, что от шаровых молний меня отделяют еще четыре этажа и высокие деревья, но было бы крайне неприятно именно сейчас… крайне. Однажды ко мне уже прилетала небольшая лиловая молния, это было в рязанской деревне, в бывшем бабушкином, а теперь моем доме. Гроза только началась, и я включила электроплитку, зная, что через несколько минут вырубится свет и я не успею приготовить завтрак. Со мной был маленький ребенок, и его не следовало оставлять без еды. И вот когда я пыталась пожарить глазунью, раздался громкий хлопок, и прямо передо мной повис яркий лиловый шар, размером с елочный. Повисел недолго (и, к чести моей, я думала только о том, что если меня сейчас убьет, то ребенок останется один с моим трупом, в запертом доме, а взрослые придут к обеду) и сбежал за окно по проволоке – ее как раз накануне прикрутили в качестве заземления. Так меня и не убило.
И сегодня я закрыла окна, немного послушала, как нарастает гром, а потом заснула. Утром попыталась понять, кто из мужчин мог мне присниться. Выбрала одного, написала эсэмэску: «Сегодня во сне я захотела тебя так сильно, что даже взлетела, невысоко». Я всегда стараюсь уложиться в семьдесят знаков – не из скаредности, а для целостности впечатления. Он ответил: «Иду по улице с маленькой зеленой птичкой в руках». Господи, на каком языке мы разговариваем?
Нет, я ошиблась, это был не он.
И вот я замечаю, что уже семь дней, как мне следовало бы… ну, я не знаю, извергнуть неоплодотворенную яйцеклетку, что ли, поэтическим языком говоря, а ПМСа при этом ни в одном глазу. То есть существует вероятность, что у яйцеклетки появился достойный повод задержаться в тепле на девять месяцев. А я до сих пор не замужем, между прочим. А еще колеса пила от головной боли, с фенобарбиталом, от которого, как известно, зародыши сильно портятся… Но я была уверена, что «ни мальчика не будет, ни девочки»; стресс у меня постоянный, а релакса никакого, потому что настоящих самураев попускает от секса, алкоголя и наркотиков, но алкоголь мне противен, на наркотики нет времени, и не царское дело – трахать кого попало только ради здоровья. И вот я нагуляла себе нарушение цикла. На всякий случай купила тест и сделала с ним что положено. И знаете, он показал мне две полоски. Только одна была не в нужном месте, а где-то сбоку, но я же не знаю точно, где она должна находиться.
И утром, идя к метро, как раз переходя трамвайные пути, я вдруг поняла, что не хочу ребенка, а не просто – нельзя. Мне захотелось упасть на камни и расцарапать себе лицо от недоумения – да, вот так. Потому что давно привыкла к мысли, что он мне нужен, даже имена придумала, и одна из основ моей личности была именно «я хочу ребенка, просто не могу себе этого позволить по ряду причин», многое из того, что я знала о себе, строилось на этом утверждении. И вот понимаю, что я – нет, я хочу сейчас спокойно работать, написать две книги, одну смешную, а другую хорошую, а ребенка – нет, не хочу. И прямо там, на трамвайных рельсах, Я рассыпалось у меня в руках (потому что Я – это мои представления о себе, и ничего больше). И, как-то подобрав все это, пошла дальше, а вечером купила себе другой тест, понятный, со специальным окошечком и стрелочкой «сюда смотри, тупая сука». Одна, одна там была полоска. И примерно через два часа меня заколотил озноб, и – да, ни мальчика не будет, ни девочки.
Сегодня в 7.30 утра мне принесли письмо – прямо сюда, в голову.
«Милая, если бы ты знала, как тяжело быть мертвым.
О нас говорят «холодные», но мы-то сохраняем температуру окружающей среды.
Я теперь все время иду в плотном сером тумане, натыкаясь на сгустки, раздвигаю их, обходя, и они чуть подаются.
Мне кажется, что я иду прямо, но, возможно, совершаю большой таежный круг, постоянно чуть забирая влево.
Милая, это и есть та самая смерть, которой ты так боялась.
И, честно говоря, это совсем не то, чего я ждал».
Вчера мы с Тиной возвращались с концерта, говорили о том, что круче мужиков с барабанами может быть только тетка с голосом. Была там одна такая, в желтом платье. Когда она вышла и начала какие-то сифарские распевы, мужчины просто растерялись, настолько это было мощно. Потом, конечно, со своими барабанами пристроились.
Мы говорили, когда на остановке в вагон вломилась кучка молодых людей призывного возраста. Они заняли стратегическую позицию около кнопки экстренной связи и закричали что-то такое патриотическое про «Россия, вперед». Придраться вроде не к чему, но уровень шума раздражал. Тем более они стали бить кулаками в потолок.
– Смотри-ка, да они хулиганы!
– А то.
Орали человека три-четыре с дикими белыми глазами, по краям суетились парни потише, поглядывали по сторонам: высматривали то ли граждан предосудительных национальностей, то ли пути к отступлению. Пассажиры напряженно контролировали выражение лиц: ни в коем случае не осуждающее – вы что, против России?! – но и одобрять было нечего, в вагоне творилось очевидное хулиганство, сопровождаемое мутными волнами агрессии. Всем было понятно, что вместо потолка парни охотно попинают кого-нибудь мягкого и живого.
Мы с Тиной оказались рядышком, прямо под кнопкой вызова машиниста, поэтому делали отсутствующие лица особенно усердно. Женщина, сидящая напротив нас, поднялась, отстранила одного из вопящих и озирающихся юношей и нажала на нее, на эту кнопку: «В вагоне номер… творится безобразие, примите меры», – после чего вернулась на место.
Ну что сказать? Ничего ей не сделали. Через минуту поезд остановился, парни вышли, а мы поехали дальше.
Оставшиеся в вагоне мужчины дружно почувствовали себя неуютно. Потому что по всем законам мужского поведения это ведь они должны были встать и нажать на кнопку. Только зачем? Ведь не били же никого, дай бог, и пронесло бы. А если бы кто из мужиков выступил, размазали бы. Зачем вообще она вылезла? Теперь всем неудобно. Потому что после этого они уже не могут считаться храбрыми мужчинами, – они благоразумные. Но не храбрые.
Я ехала и тихо радовалась, что моего мужчины не было, я бы ему, конечно, не позволила. А потом бы думала, что он… не храбрый, не то что она.
Я не знаю, кто она была. Суховатая блондинка лет сорока пяти, с ухоженной удлиненной стрижкой и внятным учительским голосом. Женщина, рядом с которой неудобно оставаться благоразумными.
Каждый раз она приходит ко мне, чтобы рассказать о своей новой любви.
Я слушаю о том, как он хорош собой (или хотя бы сексуален), как остроумен и уверен в себе, как он влюблен и щедр (если не на деньги, то на слова и запоминающиеся жесты). Скоро я узнаю о нем столько, что почти вижу его. Вот он запрокидывает голову и смеется, вот осторожно берет ее за подбородок, чтобы поцеловать, вот надевает очки, чтобы рассмотреть ее получше, – и это так трогательно, правда же. У него твердые пальцы, пахнущие табаком. Он очень сильный. Он иногда говорит потрясающие вещи. И он ее так любит.
В этот период она обычно знакомит нас, и я говорю: «Прекрасный». Откуда мне знать сокровища его сердца?
Она исчезает на недели, и я ее понимаю.
Через пару месяцев (или через год, у кого как) графиня появляется с изменившимся лицом. Граф крадет серебряные ложки, спит с прислугой и, самое главное, больше не любит графиню, и трус, трус… Она бежит в сад, делает несколько кругов вокруг пруда, замерзает и возвращается домой. По дороге встречает мужчину. Который оказывается довольно хорош собой, остроумен и, кажется, немного влюблен…
Она – кто? Не обязательно конкретная какая-то «она», десяток знакомых девушек время от времени вспыхивают, обмирают, заливаются слезами. Иногда случается увидеть объекты их переживаний, и тут уже обмираю я. Вот этот?! Вот этот вот? И вокруг него все эти страсти? Да полно, умная же девочка, не может ведь не заметить, что их связь развивается по сценарию, который оба они уже разыгрывали с кем-то другим, она – пару месяцев назад, он – четыре. Вот все, вплоть до жеста с подбородком и связи с горничной.
Хорошо, допустим, ты его плохо знаешь, но даже по его рассказам понятно, что он и с женой играл в эту игру, и с бывшей любовницей. А ты – с тремя предыдущими, помнишь, прямо те же слова повторяешь: и голову они так же запрокидывали, и среди ночи прибегали, таскали тебя на крышу двадцатиэтажки курить гашиш, с папой про мужское разговаривали, а с мамой – о твоем будущем. Такое ощущение, что ты про одного и того же говоришь…
Ну да, ну да. Почти у каждой в шкафу висит костюм Мужчины Ее Мечты, красный плащ Прекрасного Юноши, рыцарские латы. И она эти доспехи на каждого встречного примеривает, подгоняет, подвязывает веревочками и прилепляет скотчем. И он какое-то время носит, потея и путаясь в полах, а потом, конечно, устает и в раздражении сбрасывает. Если учесть, что и он приготовил для нее слишком узкое платье Настоящей Принцессы, не по возрасту коротенький наряд Маленькой Девочки или кожаную сбруйку Мисс Секси из пяти ремешков, то больше двух месяцев маскарад обычно редко кто выдерживает.
Впрочем, бывают и стайеры вроде меня, которые, уже забыв о человеке, месяцами таскают с собой свой карманный театр и при случае, где-нибудь в «Шоколаднице», сдвинув в сторону чашку и салфетки, разыгрывают на уголке стола представление. Как я любила тебя, мой юный герой, как я любила… Вот ты запахиваешь свой плащ и поворачиваешь голову – и сердце мое замирает. (Не важно, что это я пальцами поворачиваю твое маленькое податливое тело.) Как ты красив, возлюбленный мой, как прекрасен! И, понижая голос, я говорю за тебя: «Я такой дурак, любовь моя, я все понял! Ты…» И я страшно злюсь, когда звонит телефон и мешает мне услышать (произнести) твою реплику. Даже если звонит он – настоящий, чтобы сказать мне… да я не знаю что, и слышать не хочу, и в раздражении сминаю фигурку картонного принца. Не смей портить мою игру! Так, где я остановилась?… Как ты красив, возлюбленный мой, как прекрасен!..
А еще на меня всегда действуют бабники. Не суетливые, вечно возбужденные, которые на каждую женщину смотрят с позиции «даст или не даст», а неторопливые такие,
