любого пса кто-нибудь обязательно найдётся, хотя бы потрепать и пройтись до подъезда рядом.
– Думаю, он будет брить голову. И много знать о боли.
– Ты наслушалась песенок, и я даже знаю, чьих.
– Возможно. Я даже думаю… все эти мужчины – вдруг они просто появлялись вовремя? Вдруг всё это было не про них, а просто циклы такие в моей жизни, и всегда кто-нибудь находился под задачу.
– Тогда, может, обойдёшь разок без статистов для разнообразия? Зачем связывать перемены с каким-то человеком, если дело в тебе?
– Нет. Нет. Ты не понимаешь. У меня скоро будет любовь.
Снова легла на спину, дура упрямая, руки развела и чуть вывернула, чтобы нежные белые места показались солнцу. А я надела тёмные очки.
Как же, помню. Это действительно чаще всего происходило весной, хотя случалось и под осень, в такое время, когда всё меняется. Оно всё цветёт или увядает, воды начинают течь или замерзают, а ты вдруг чувствуешь, что становишься шёлком, тело твоё мнётся и вьётся, разглаживается и льнёт, не понять даже, к чему или к кому. Себе видишься шёлком, а ближним своим – серебром, потому что им начинает казаться, что ты окружена непроницаемой прохладой, твёрдой поблёскивающей корочкой, через которую не процарапаться. И тогда горе им, ближним, потому что ты вроде бы и не ждёшь, но кто-то должен прийти и приблизиться, миновать границу, не заметив её, и за это сорвать все цветы, собрать плоды и получить все призы, надо ему или не очень. А пока его нет, так легко и одиноко, что гляди того улетишь, шаг, другой, а потом думаешь, а зачем я – ногами? ведь лететь быстрей, если уж я всего лишь шёлк, всего лишь шарф. И глупо спрашивать, какие планы на лето или «что ты делаешь этой зимой», – кто, я? Нечего рассказать, нечем похвастать, потому что среди ваших земных путешествий и ваших побед нет места для меня, и не имею я никакого знания ни о себе, ни о будущем, кроме одного, – а у меня скоро будет любовь.
Примечания
1
Если же беды особой нет, а всего лишь женщина чего-то хочет – ну, чтобы не бухал и не блудил сверх меры, допустим, то это совсем просто, – «зажралась, сука» и далее по тексту с удвоением пафоса.
2
«Все то, что я сделал до семидесяти лет, не стоит принимать в расчет. Только в возрасте семидесяти трех лет я приблизительно стал понимать истинное строение природы: животных, трав, деревьев, птиц, рыб и насекомых. К восьмидесяти годам я достигну ещё больших успехов. В девяносто лет я проникну в тайны вещей. К ста годам я сделаюсь чудом, а когда мне будет сто десять лет, каждая моя линия, каждая моя точка – всё будет совершенным. Я прошу тех, кто увидит меня в этом возрасте, посмотреть, сдержу ли я свое слово», – так в действительности сказал Nakajima Tokitaro, Katsukawa Shunro, Tawaraya Sori, Hokusai Tomisa, Katsushika Hokusai, Taito, Iitsu, Gakyo Rojin Manji – Старый Безумный Живописец. В жизни ему понадобилось очень много имён из каких-то бытовых соображений, но мне приятно думать, что с каждым новым ником он избавлялся от архивов с небезупречными треками, фотографиями и текстами, пуская их по ветру.
