самом деле произнес эти слова – неимоверно спокойным и столь же серьезным тоном, как если бы речь шла вовсе не о человеческих жизнях – ее самой и Люка; как будто он просто высказывал деловому клиенту собственное суждение по интересующей того проблеме и именно к подобному выводу он пришел, проанализировав различные варианты, именно таким оказалось его решение.
– У вас есть все необходимое, – сказал он, кивнув в сторону мальчиков. – Прямо здесь.
Так вот, значит, какой ты на самом деле, —подумала Клэр.
Где-то под слоем внезапно охватившей ее паники уже зрела лютая ненависть к этому человеку.
Ну что ж, сукин сын, ты и в самом деле слишком хорошо меня знаешь, чертовски хорошо. И меня саму знаешь, и верно оценил сложившуюся ситуацию. Но главное даже в другом, просто у тебя нет души, и ты сможешь предать кого и что угодно.
Стивен явно понимал, что Люк остался где-то снаружи, в данный момент прятался в каком- нибудь укромном месте и был единственным, кого им так и не удалось схватить.
Понимал он и то, что Клэр никогда не бросила бы ребенка Эми на произвол судьбы.
Таким образом, получалось, что младенец остался с Люком, и Клэр, возможно, знала, где именно они прятались.
Теперь же он предлагал этим дикарям найти Мелиссу при помощи Люка, а Люка – при помощи ее. Он предлагал им боль. В результате его предательства должна была наступить боль.
А еще – предательства собственного сына.
Ей не нравится, когда ее кусают.
Простая констатация факта.
До нелепости простого и банального.
В общем-то весьма справедливого в своей земной, повседневной, почти элементарной и потому чудовищной простоте.
Клэр действительно страшно не нравилось, когда ее щекочут или прикасаются к подошвам ног; не любила вкуса свежего лука, дождливых зимних дней, запаха виски или бензина. Что было, то было – достоверные факты из паспорта ее личности. Эми знала об этом. Дэвид знал об этом. Люк знал об этом.
Этот же копнул глубже, воспользовался знанием, которым она поделилась с ним и еще несколькими другими мужчинами и которое в определенном смысле обозначало физические пределы ее морального мужества и способности противостоять страху.
Это был уже не просто лук или какое-то виски. Это было сродни кошмару, ибо проникало в самые глубины ее понимания своего естества. А он продал ее, рассказал им об этом, причем сделал это так запросто, словно его спросили о цвете ее волос.
Кто же хуже из них двоих? —подумала Клэр. – Который? Мужнина, выдающий секреты, или женщина, готовая использовать их в собственных интересах?А то, что эта женщина обязательно воспользуется полученными сведениями, не вызывало у нее ни малейших сомнений. Сейчас женщина смотрела на мальчиков – а ведь первым о них обмолвился именно Стивен.
Они пинали ее, но, слава Богу, всего лишь босыми ногами – было больно, но, к счастью, никаких серьезных увечий они ей так и не причинили. Да и боль была намного слабее, чем та, которую испытал мужчина, когда она несколько раз с силой пнула его, да так, что он стал кататься по полу, стонать и умолять их прекратить.
Мальчишки подчинились, отошли от нее к стене, после чего пацан с бельмом на глазу принялся копаться в куче всякого хлама и наконец извлек из нее две пары зазубренных железок – как вскоре выяснилось, это были самодельные искусственные зубы, грубо вырезанные из старых банок из-под содовой воды. Поднеся свою пару ко рту, он просунул закругленный край железки между верхней губой и десной верхней челюсти, отчего со стороны могло показаться, будто изо рта у него и в самом деле растут острые металлические зубы.
Затем снова подошли к ней и, чуть наклонившись, широко распахнули рты, поблескивая стекающей на подбородки слюной. Теперь они ждали сигнала; ждали, когда мужчина разрешит им действовать.
Женщина также приблизилась к Клэр и, слегка наклонившись, резким рывком подсунутых под мышки огрубелых шершавых рук поставила ее на ноги, причем сделала это с такой легкостью, словно то было не живое тело из плоти и крови, а какой-то пустой мешок, после чего с силой подтолкнула к стене.
– Говори, – сказала женщина.
Ее взгляд впился в лицо Клэр, изо рта пахнуло тухлым мясом, а гладкий шрам почти засветился на фоне бледной кожи.
Позади нее, в тени, встал мужчина. Сейчас он улыбался.
Ау него-то какие зубы, – подумала Клэр. – Коричнево-черные, гнилые, остро заточенные.
Дети подступили ближе.
Она почувствовала, что помещение пещеры начинает плыть у нее перед глазами, поры ее собственного тела словно распахиваются, исторгая наружу все свое содержимое, а желудок выворачивается наизнанку, как после слишком обильной выпивки. Клэр знала, что пройдет еще мгновение, и ее обязательно стошнит, причем прямо на стоявшую перед ней женщину, после чего та, конечно же, ее убьет. Впрочем, может, оно и к лучшему, – подумала она. – Не придется ни о чем им рассказывать, не надо будет вообще произносить ни слова.
– Говори, – повторила женщина.
Клэр увидела зубы, поблескивающий светлый шрам и вдруг осознала, что неспособна произнести ни слова, даже если и захотела бы. Вот пространство пещеры соскользнуло в пучину белого света, а сама она оказалась на мокром тротуаре плохо освещенной улицы на окраине Бостона. Теперь ей было всего десять лет. Начинало темнеть, а она шла в гости к своей кузине Барбаре, чтобы поиграть с ней и с ее друзьями в прятки.
Водить выпало Клэр, и она довольно быстро отыскала всех детей – вот только Барбару никак не могла найти. Тогда она осторожно, чтобы не испачкать свое коротенькое платье, проползла под забором, отделявшим их от смежного двора, и оказалась на соседской территории – кусты у самого забора росли густо, отчего там всегда царила тень и было немного страшновато – в общем, самое место, где могла бы спрятаться ее кузина. Однако ее и там не оказалось. Тогда Клэр снова собралась было переползти под забором в свой двор, потому что ей очень не хотелось оставаться в том темном и неприятном месте, но в этот самый момент из-за угла дома показалась собака, большая такая, черная и явно старая, причем по одному лишь оскалу ее зубов Клэр сразу догадалась, что сейчас та будет кусаться. В общем, было в ее взгляде что-то, наводящее на подобную мысль.
Она где-то уже слышала о том, что собаки обычно бросаются на тех, кто пытается убежать от них, а потому решила не шевелиться и просто стояла, застыв на месте, в надежде на то, что зверь тоже постоит-постоит, да и уйдет. Однако тот словно приклеился к девочке своим взглядом – а глаза у него были маленькие, мерзкие и чуть подернутые дымкой, словно яичный белок, – и через секунду тронулся с места, резво устремившись к Клэр, ни на мгновение не отводя от нее своего взгляда, бешеного взгляда, совсем не такого, какой ей доводилось наблюдать у других собак. Дрожа всем телом, Клэр продолжала стоять как вкопанная; она даже описалась, а собака, подбежав к ней, неожиданно остановилась, распахнула свою пасть и медленно, размеренно и вроде бы нежно зажала между теплыми, влажными челюстями переднюю часть ее бедра.
А потом и в самом деле больно укусила.
Клэр толком уже и не помнила, заплакала ли она тогда, закричала ли, а может, сделала и то и другое – просто не выдержала, – и попыталась слегка отдернуть ногу. Однако собака лишь усилила хватку, отчего по ноге вскоре потекла струйка крови – одинокая, теплая.
Собака подняла голову, посмотрела в глаза девочке. И зарычала. И укусила сильнее.
Только тогда Клэр поняла, что смотрит в глаза самого воплощения зла, в морду и глаза безумия, чего-то такого, что получало явное удовольствие от ее боли, причем огромное удовольствие,
