— Ну хорошо, — солидно заявил Сосруко, — тогда мы сами пойдем на кухню, будем чистить картошку и все, что нужно. Пускай Матрена сидит здесь.
— А Таша? — удивился Лю. — Как же он пойдет чистить картошку и варить мясо? Ему же на кухне захочется есть, там всегда так вкусно.
Матрена даже посветлела, выслушав добровольцев: толстуха прижала' к пышному животу маленького Таша с одной стороны, еще меньшего Аркашку с другой.
— Ай, добрые мои хлопчики! И что ж! И конечно! И пущай идут на кухню, я только на минутку сбегаю с ними, покажу, что да чего, сбегаю и вернусь... Ты пока присмотри сам, Жансох!
— Так ты не очень больной? — еще раз переспросил Сосруко. — Если что, скажи мне, я все могу.
Жансох вдогонку крикнул:
— Старшим бригадиром назначаю Сосруко.
— Ха, — послышался уже издалека уничижительный возглас Матрены, — тоже, — назначает... Еще побачимо, назначат ли самого... Лучше смотри в свою книжку... Всех детей загубит...
Жансох уже не слышал Матрены, и в самом деле он опять углубился в свой словарик, выискивая, каким иностранным словом может быть обозначено желание людей помочь друг другу?
За ночь Лю передумал немало. Но больше всего он жалел маленького своего друга Таша. Что будет с ним? Он, наверное, умрет, если будет продолжать держать уразу. Покуда он сам не поймет, что от уразы больше вреда, чем пользы, и что таким путем он не облегчит участь Ахья, — покуда сам не поймет всего этого, никакие усилия доброжелателей не помогут. Лю вспомнил, как в таких случаях говорила Думасара: «Не заставляй снимать с тебя рубашку. Будет снимать другой, обязательно сделает тебе больно. Свою рубашку снимай сам». «А эта ураза, — думал Лю, — вроде как старая грязная рубашка, зачем носить ее, лучше снять, да поскорее, да самому, чтобы другой не зацепил воротом твой нос». Ночью несколько раз наведывалась Матрена, щупала голову, прикладывала тряпочки, возмущалась:
— И какой же это детский приют, чи по-ихнему интернат! Жансох ушел спать к сударушке. Сторож так перепился, что лыка не вяжет. Кто поедет утром за доктором? Кто выведет ребят на завтрак, если Жансох опоздает?
Под утро Лю задремал, и все казалось, что ему через голову снимают рубашку, отчего голове больно.
Проснулся он от криков Матрены: кто-то убежал из интерната. Кто же это? Убежать, конечно, мог любой. Лю вспомнил, как он сам на первых порах бежал отсюда домой; прибежал, мать уложила его спать, а наутро он услышал, как Думасара разговаривает с Астемиром.
— Лю пришел обратно, — говорила Думасара, — не хочет оставаться в той школе-интернате.
Астемир помолчал, прислушался и потом сказал нарочито громко:
— Что ж, не хочет, насильно не заставишь. Да оно и хорошо, как раз только вчера наш богатей Муса говорил мне: «Зачем отдал в школу второго сына? Кто будет хозяйничать? Лучше бы отдал мне твоего Лю в батраки, мне нужен пастух». Вот и выходит хорошо, — заключил Астемир, — как раз пойдет Лю пастухом к Мусе. Когда встанет, скажи ему, чтобы шел к Мусе.
Астемир ушел в свою школу. Думасара направилась к коровам. Лю быстро встал, быстро оделся и потихоньку, стараясь остаться незамеченным, шмыгнул мимо хлева в сад, на дорогу и побежал обратно в Буруны. Вот какая история приключилась с Лю на первых порах. Но это было давно, два года назад, теперь Лю ни за что не ушел бы из интерната, именно теперь, когда заведующим интерната будет Казгирей, а Инал выдаст оркестру новые трубы.
Эти мечты были прерваны криком Матрены:
— Попади он мне в руки, выщиплю последние волосинки!
Теперь Лю понял, кто бежал: безволосый Таша.
Все случилось так, как опасалась Матрена: Жансох опаздывал, Дорофеич задавал беспробудного храпака у себя в каморке, и невозможно было его растолкать. А между тем уже наступило время завтрака. Весь интернат — и большекружечники, и мелкокружечники, и самые маленькие дутики, — все уже по привычке высыпали во двор и строились в шеренгу. Вдоль двора шла полоска камней, вбитых в землю; каждый из учеников раз навсегда знал свой камень и становился в шеренгу против него. Так строились и на этот раз. На правом фланге, как обычно, стал Сосруко, но на левом фланге оставалось одно пустое место. Другая брешь в шеренге была против камня Лю. Как будто в ряду зубов выпало два зуба. Лю все это видел через окно. Он не мог спокойно лежать на койке, когда такое делалось. Огромная папаха Жансоха висела на гвозде. Он снял папаху, надел на больную голову и успел спуститься вниз как раз в тот момент, когда Сосруко, подражая Жансоху, величественно отдавал команду:
— По одному, равнение направо, заходи для утреннего принятия пищи, каждый к своей миске... Шагом марш!
Лю пристроился в хвост колонны. В старой и лохматой папахе Жансоха, размахивая руками в такт марша, Лю зашагал за товарищами. Это, конечно, было по-геройски. Но ребят смешило, как Лю беспрерывно поправлял огромную папаху, сползавшую ему на лоб. В окно выглянула Матрена. Раздался ее истошный крик:
— Да вы тильки побачьте, шо це таке, — сильное чувство заставило ее перейти на родной украинский язык, — да вы тильки побачьте! Видано ли це дило! Побитый хлопчик, ему треба лежать, а он марширует. Да кыш отседова, слышишь, ты, Лю! Чтоб я тебя тут не бачила! Иди к тому Жансоху та ложись на койку. И что это за заведующий, — перешла она на русский, — пропал бы он пропадом уж совсем! Я сама пойду к Иналу, все расскажу ему. А то разве дождешься того председателя Шрукова. Горе мне в таком интернате с такими сиротами! И, как бы услышав причитания Матрены, уже бежал через двор запоздавший Жансох. Он чувствовал свою вину и, видимо, хотел чем-нибудь ее загладить. Не совсем точно помня значение иностранного слова, показавшегося ему уместным, он кричал:
— Ансамбль! Видит аллах, ансамбль! Слушайте меня, курсанты, отныне папаха Жансоха будет надеваться не в наказание, а в награду. Геройский поступок Лю возвысил значение папахи... Отныне папаха будет называться «Папаха отличившегося».
В столовой от стука ложек о миски стоял шум, как в мастерской жестянщика. Сегодня на завтрак было картофельное пюре, и как всегда, пюре мяли до тех пор, покуда оно не превращалось хотя бы с виду в подобие масла: так все-таки казалось вкуснее. К чаю выдавался кусочек сахара и порция хлеба величиной с кружку — для большекружечников побольше, дутику поменьше. Разговоров только и было что об исчезновении Цыша. Договаривались даже до того, что Таша убежал в мечеть и там прячется, чтобы все- таки выдержать уразу и молиться за арестованного брата и опозоренную сестру.
И вот легко представить, что произошло, когда в дверях вдруг показался беглец — маленький безволосый Таша с большими от испуга глазами, — с гирляндой бубликов. За всеми тремя столами на мгновение воцарилась тишина. Мальчик смущенно остановился. Раздались крики.
— Смотрите, вот вернулся Таша,— кричали маленькие, как будто не все видели, что это и в самом деле Таша. Большие обратили внимание не на Таша, а на бублики. Они кричали:
— Валлаги, он весь обвешан бубликами! Так или иначе, всем понравилось и то, что Таша вернулся, и то, что он вернулся с бубликами. Но откуда бублики? С базара? Так вот, значит, куда ходил Таша! И смотрите — это отметил и оценил далеко не каждый, — Таша не понес свои бублики прятать в сундучок, а появился перед нами.
И вот как Таша простодушно объяснил свое поведение: Сосруко и Лю его убедили, он не будет больше держать уразу, но бублики он купил на все свои сбережения не для того, чтобы самому съесть их, а для того, чтобы угощать ими тех, что хочет принять на себя часть его греха.
Нашлось столько доблестных и самоотверженных товарищей, что, если поверить им, едва ли бубликов хватило бы половине добровольцев и охотников разделить с Таша адские муки. Видно, суждено было самим аллахом, чтобы это утро в интернате проходило так беспокойно. Напрасно Жансох старался установить порядок. Напрасно он взывал к Сосруко. На этот раз Сосруко занимался только бубликами Таша. Когда маленький Аркашка вспомнил, что раненый Лю может остаться без бублика, Сосруко выделил и для Лю два бублика. Но Аркашка не успел отнести их Лю. В дверях, на том самом месте, где десять минут тому назад стоял обвешанный бубликами Таша, появился милиционер. Все ахнули и затихли. Из-за широкой спины милиционера Ахмета выглядывал непроспавшийся очумелый Дорофеич. Ахмет сообщил, что сейчас в
