Пускай попробует шевельнуться, Гвади тотчас уловит малейший шорох. Не уйти от него врагу в этой ночной тишине. Где-то хрустнула ветка. Громом отдался этот звук в ушах Гвади. Он быстро обернулся и, к удивлению своему, очутился прямо перед собственным джаргвали. Он не успел сообразить, что происходит за домом, как уже совсем близко снова затрещали сучья, послышался шум, точно кто-то прыгнул, затем быстрые шаги — и все стихло.
Гвади обежал дом, кинулся к плетню в задней поло-вине двора.
Там, за плетнем, была небольшая площадка, вся в тени обступивших ее деревьев.
От площадки начиналась тропинка. Гвади хорошо знал ее. Эту тропинку протоптал проходящий на пастбище скот, она вилась среди кустарников и зарослей, и вдоль задних дворов, и приводила к лесопильному заводу. Она пролегала невдалеке от шоссе, то приближаясь к нему, то убегая.
Гвади понял все: Арчил, желая сбить его с толку, залег под самым плетнем, потом ползком или на четвереньках добрался до джаргвали, обошел его, перемахнул через плетень, побежал по тропинке и скрылся в кустах.
Но теперь все это не имело значения. Важно было одно — куда направился Арчил? Путь, который он избрал, подтверждал самые страшные подозрения.
Преследовать его в темных густых зарослях, куда ни один луч не проникал, было опасно. Следить издали — бесполезно; догонять — враг спрячется в зарослях, и Гвади проиграет свою игру. Мысль Гвади работала лихорадочно. Один план сменялся другим. Ах, позвать бы на помощь Геру! Но Гвади боролся с этим желанием, считая его неразумным. Кратчайшей дорогой к Гере была все та же тропинка, по которой бежал Арчил. Идти в обход по шоссе, тратить время на разговоры и обратную дорогу? Арчил неизбежно совершит свое злодеяние и скроется.
Поднять тревогу? Но и это нецелесообразно. Стоит Гвади закричать, и Арчил раньше всех окажется возле него и навсегда заткнет ему глотку.
А сколько времени пройдет, пока оркетские жители проснутся от его крика в своих разбросанных на большом пространстве домах, расстанутся с постелями и кинутся в погоню?! Пожалуй, проще всего ворваться в чей-нибудь дом. Но и тут прежнее возражение оставалось в силе: придется объяснять хозяевам, в чем дело, за это время начнет, чего доброго, светать…
Гвади стоял, все так же настороженно прислушиваясь. Он, видимо, уловил какие-то звуки, оторвался от плетня, возвратился на чистый двор и бросился в проулок.
Подобрав полы черкески, он заткнул их поверх пояса спереди так, что они прикрывали кинжал. Обвязался башлыком. Легко перепрыгнул через плетень и помчался к шоссе.
План у Гвади был простой: лесопилке угрожала опасность, оставалось одно — обогнав Арчила, подстеречь его у ворот. Гвади надеялся поспеть по прямому шоссе гораздо раньше Арчила.
Однако удача его предприятия зависела в конечном счете от быстроты и выносливости его ног. Гвади никогда еще не приходилось так бегать, разве в юности, да и то в сновидениях. Он начал задыхаться. Живот подпирал к самому сердцу. Дыхание вырывалось с хрипом и свистом, на губах показалась пена, пот струйками сбегал со лба, застилая зрение. Но он не убавлял хода.
Когда на пригорке показался силуэт завода, Гвади воспрянул духом: «Держись, Гвади! Скорее, чириме!»
И сил как будто прибавилось.
Он остановился у края шоссе. Здесь начинался подъем к заводу. Взглянул на ворота и на ограду, залитые лунным светом.
— Вай, горе мне! — вырвалось у него; как подкошенный упал он на откос и уткнулся в него лицом.
Рядом с воротами протянулась черная тень — кто-то стоял у ограды.
Неужели Гвади опоздал?
Он поднял голову. Тень скользнула вдоль забора. От ярости и отчаяния Гвади чуть не взревел во всю глотку. Чтобы сдержать крик, заткнул рот кулаком и вгрызся в него зубами. В его возбужденном мозгу встала страшная картина — огромное пламя полыхает над заводом.
— А-айт! — пронзительно вскрикнул Гвади и, собрав последние силы, вскочил. Но тени уже не было.
Гвади бежал, широко разбрасывая руки, мчался, словно на крыльях, вверх по склону, к тому месту, где в последний раз мелькнула тень.
Он налетел на ограду. В одном месте недоставало нескольких кольев. Гвади сунулся в щель. Вдруг кто-то ударил его по плечу. Даже по звуку удара можно было судить, что он нанесен сильной и безжалостной рукой. Гвади чуть не упал. Та же рука, словно клещами, впилась в плечо и втащила Гвади в заводской двор.
— А, попался! — прошипел кто-то над его ухом, и у самого лица сверкнули злобой глаза Арчила Пория.
«Погиб!» — подумал Гвади и затаил дыхание.
— Я же сразу догадался, что ты понесешься за мною, бессовестная скотина! — продолжал Пория и встряхнул обмякшего, онемевшего, бесчувственного Гвади. — Ему, видишь ли, завода жалко! А? Врешь, каналья! Ты о досках для своего дома заботишься! Кого морочишь? Чего представляешься? Кто поверит, что вчерашний вор и подлый пройдоха за один день превратился в святого? Ты что, забыл, с кем имеешь дело? — Он еще несколько раз с силою тряхнул Гвади и продолжал — В прятки играешь, осел ты этакий? Перехитрить надеялся? Хорошо, что не погнался следом, — пришлось бы мне в твоей мерзкой крови замараться. Нет, теперь уж не жди пощады! Ступай за мною!
Убедившись, что Гвади не сопротивляется, Арчил потащил его в тот угол заводского двора, где были сложены штабеля досок и бревен.
Арчил толкнул Гвади к одному из штабелей.
— Видишь: твои доски. Я сам, собственными руками, отобрал их и сложил. Разве могло мне прийти в голову, что ты предатель! Попрощайся с ними — я подожгу их раньше других.
Гвади очнулся. Расслабленное тело подтянулось, мускулы напряглись. Он попытался вырвать у Арчила руку.
— Ты, оказывается, еще жив! А я думал, сдох! Тише, не шевелись! — крикнул Арчил, почувствовав, что рука Гвади ожила. И сдавил ее еще крепче. — Не спеши, милый друг, это минутное дело. Все обдумано и подготовлено. Видел пролом в ограде? Я заранее выломал колья. Не думал, что и тебе пригодится. Этому идиоту Андрею я дал кувшин вина на ужин. Напился, верно, и спит крепким сном. А тут… видишь, солома? Сухая, горит не хуже керосина. Смотри!
Арчил, не отпуская Гвади, потянулся к ближайшей клетке досок, вытащил запрятанную в глубине клетки связку соломы и кинул на землю.
— Теперь я подложу ее под твои доски! Ну, идем… Так… Вот что: когда доски разгорятся, я швырну тебя в самую середину. Довольно потаскался на свете, лучшей смерти не стоишь! Да и рук не придется марать. Даже пепла не останется. Не над кем будет поплакать ни вшивым твоим щенкам, ни твоей потаскухе…
Он отпустил руку Гвади, поспешно засунул солому под доски, извлек из кармана спички, чиркнул…
Гвади ахнул и кинулся к нему. Не думая о последствиях, потушил спичку.
— Как ты смеешь, собака? — крикнул Арчил, хватая его за грудь. Толчок — и Гвади, отлетев далеко в сторону, грохнулся на землю.
Арчил был уверен, что Гвади не скоро соберется с силами, и снова взялся за спички.
Вспыхнул огонек. Гвади поспешно поднялся и, преодолевая жестокий страх, выхватил кинжал из ножен. Обеими руками сжал рукоятку, поднял кинжал над головою, как молот. Одним прыжком очутился за спиной Арчила и изо всей силы нанес ему удар в затылок.
Пория упал, не издав ни звука. Гвади не думал о нем, кинулся к пылавшей среди досок соломе, рванул к себе сноп и швырнул на землю. В бешенстве примял ногою, топтал, не помня себя, и только изредка исподлобья поглядывал в ту сторону, где был Пория: вдруг подкрадется и вырвет из-под ног Гвади дымящуюся солому.
Гвади успокоился только тогда, когда погасли последние искры.
«Почему же Арчила не видно и не слышно?» — удивился он. И стал внимательно разглядывать то
