калеки на перекрестке и заявил, что он сегодня ночью не может. Хотя и очень хочет. Приглашен, дескать, в ресторан. На юбилей тетушки и дядюшки. Серебряная свадьба. Или золотая.
– Ну, и какие проблемы, Жор? Отгуляешь, и на обыск!
– Да ты чего, Андрюхин?! Какой обыск после кабака? Сам посуди?
– А ты не пей!
– Тетушка не поймет… А тем более дядюшка. Да ладно тебе! Сделай за меня, в следующий раз я отработаю.
Нормальный подход, да? Георгий будет тосты поднимать, плясы плясать, а я вместо него двери ломать и анашу искать. Славно!.. Пока я рассуждаю на эту тему, напарник сует мне в руку постановление на обыск и скрывается из виду. «Мне еще костюм отпаривать!..» Ну, и что прикажите делать?
В ночь по отделу дежурит Укушенный, но полагаться на него нельзя – случись ночью что посерьезней, ни на какой обыск он не поедет. А оставлять процедуру на завтра опасно, брат Шкрябина, учуяв неладное, сразу выкинет запрещенное имущество с балкона. Эх… Непременно сделаю укор своим родителям, что воспитали меня слишком хорошим. Другой бы на моем месте свернул бы из постановления журавлика и запустил в форточку… Я же машу рукой и, не дождавшись окончания рабочего дня, отправляюсь домой. Чтоб бодрым и выспавшимся вернуться обратно к станку ровно в полночь. Возвращаюсь я чуть позже, общественный транспорт свои функции в это время суток исполняет бездарно. Укушенный дежурит в кабинете вместе с женой Лидой. Жена, как я упоминал, жутко ревнивая и на ночные дежурства Бориску одного не отпускает. Тем более что познакомились супруги как раз на дежурстве. Скучал год назад Укушенный в отделе, маялся от безделья да крысу дрессировал подвальную. Наскучавшись вдоволь, выполз на свежий воздух заманить в отдел какую-нибудь припозднившуюся дамочку. Благо заявок не было. Проделывал он это не впервой, и, как правило, удачно. На этот раз тоже повезло. Зацепил. Взял на буксир. Представился хозяином фирмы, ремонтирующей ментовку. Тогда у нас действительно шел ремонт, но Укушенный не имел к нему никакого отношения. Но хозяин – это же звучит гордо. Не то, что какой-то там оперативный уполномоченный. А дамочка возьми да окрути Бориску паутиной страсти. Самое интересное, что была она девушкой милой, доброй, скромной и благовоспитанной. Трудилась в районной библиотеке библиотекарем. В тот вечер возвращалась с «Мариинки», опоздала на метро, на такси денег не хватало, пошла пешком. А тут Борька-прораб. Над головой тучка грозовая, Зевс-громовержец молнии кидает, вот-вот вода польется с небес, ну и решила переждать это дело в отделе… Короче, через пару месяцев расписались. Но с тех пор Лидия Бориса одного на дежурства – ни ногой. Только вместе, памятуя персональный опыт. Укушенный увиливал как мог, но какое там… Наши поначалу тихо обалдевали, но после привыкли. Лидия наловчилась составлять протоколы, опрашивать граждан, осматривать места происшествий и даже колоть преступников. Чем Укушенный беззастенчиво пользовался, нагло давя харю, пока жена, например, принимала заявление от потерпевшего. А однажды, когда не в меру вспыльчивый субъект принялся грязно оскорблять Бориску при исполнении обязанностей, Лидуся зарядила субъекту оплеуху, выбив ему из зацепления челюсть. Когда в больнице челюсть вернули на место, субъект накатал жалобу, что избит сотрудником милиции. И обломился. Укушенный в ответном рапорте указал, что избит гражданин не сотрудником, а случайно проходящей мимо возмущенной общественностью из районной библиотеки, никакого отношения к органам правопорядка не имеющей.
Сегодня Лидия, как всегда, в спортивном костюме и кроссовках. Волосы заплетены в короткую косичку, на лице минимум косметики. Боевое дежурство. Борька решает кроссворд.
– Голубцы будешь? – кивает Лида на термос, едва я переступаю порог Борькиного кабинета.
– Нет. На ночь есть вредно. Погнали к Шкрябину. Я пробил по телефону, он сейчас дома.
– Далеко? – уточняет Укушенный.
Я достаю постановление, разбираю иероглифы Запеканкина и вычленяю адрес.
– Рядом. Минут десять езды.
– Я с вами, – строго предупреждает Лидуся, не знающая истории со Шкрябиным и заподозрившая что-то нехорошее.
– Да Бога ради, – киваю я, – понятым будешь. Второго на улице найдем.
Лидия успокаивается и начинает разминать руки.
– У нас ОМОНовцы сейчас в отделе. Рейдуют. Может, захватим парочку? – предлагает Бориска.
– Отчего же не взять? ОМОН доброму делу не помеха.
Мы быстро заканчиваем сборы и выдвигаемся. Транспорт берем частный. ОМОНовцы выходят на проспект и тормозят джип.
– На обыск подкинь…
– Ко мне?
– Дойдет и до тебя…
Дом у Шкрябина послевоенный, сталинский, с просторным подъездом и грохочущим лифтом. На таком шахтерам в забой спускаться в самый раз. Но мы не пользуемся подъемным средством, сохраняя конспирацию. Квартира на четвертом этаже. Дверь – броня. Или под броню. В любом случае, выглядит внушительно. Мы разбиваем лагерь и проводим военный совет. Лидия уже в курсе мероприятия.
– Если позвонить, и сказать, что это обыск, – начинаю я, – можно тут же ехать назад. Наркота будет в сортире, ствол – под окнами.
– Водопроводчики? Почта? Соцопрос? – подает голос Укушенный.
– В час ночи? Несерьезно.
– Дверь надо выносить к чертям собачьим, – предлагает библиотекарь Лидуся, – фиг ли манерничать? Понимаю, не было б постановления… Да и без него бы обошлись…
С кем поведешься… Научилась работать.
Мы молча оцениваем предложение, рассматривая дверь. Легко сказать – выносить. Это не картонка в панельном доме. Начнем возиться, весь дом сбежится. Я с надеждой смотрю на бойцов ОМОНа. Те с надеждой смотрят на нас. Тишина. Мент родился.
