мой, она, ведь, ничего еще не знает… Жанна не хочет портить ей отдых.
Входит секретарша, неся на подносе фарфоровый чайник и три чашки. Наконец-то догадались кофейком угостить проголодавшихся бойцов незримого фронта.
– Спасибо, Машенька, – Рудольф Аркадьевич берет чашку, – прошу. Чай, кофе.
Мы не заставляем себя уговаривать. Георгий провожает Машеньку подозрительным взглядом, нацеленным ниже ватерлинии, и возвращается к прежней теме, помешивая ложечкой в чашке.
– Интересную закономерность я наблюдаю в нашем, отдельно взятом государстве. Убивают в большинстве исключительно безпроблемных граждан. Я не беру в расчет погибших при ограблениях или по пьяному делу. А как какой директор попадется или президент, только и слышишь – все было в порядке, все было замечательно, не житуха, а курорт. И за что ж тогда статуей по голове?
– Я не могу даже предположить! – оправдывается Рудольф Аркадьевич, – Илья Сергеевич ни разу не жаловался, что ему угрожает опасность! Согласен, просто так не убивают, но я уже сказал…
– Извините, но пока вы ничего не сказали, – перебивает Жора, – кстати, о вас. Напомните, чем вы занимались в тот день?
Да, возможно, Георгий был прав, подозревая зама. Слишком резкая перемена в его облике приключилась после последнего вопроса. Нет, волосы, конечно, не зашевелились, пальцы не задрожали, и пот не выступил на высоком челе. И продолжал он сидеть в кресле, как и сидел и улыбался по-прежнему… Но… Не та это улыбочка, что была секунду назад. И не тот это Рудольф Аркадьевич.
– Но, я ж уже объяснял… С утра я находился на фабрике, в семь вечера уехал по делам.
– По каким делам? – прицепился напарник.
– Ну, я сейчас уже точно не помню… Сначала заскочил на заправку, потом в магазин запчастей. На Кантемировский. Хочу поменять левую рессору на машине.
– Там это смогут подтвердить?
– Не уверен… Неделя прошла, и я там ничего не купил. Не было у них рессоры.
– Хорошо, дальше…
– Дальше? Дальше? – Шилов начинает барабанить авторучкой по столу в режиме швейной машинки, – Послушайте, а почему вы этим интересуетесь? Это мое личное дело, где я был и что делал! К смерти Ильи Сергеевича я не имею никакого отношения!
– А вот это, Рудольф Аркадьевич, судить не вам.
– Что значит, не мне? Если я знаю, что я не при чем.
– Увы, этого не знаем мы. Так, где вы были в тот вечер?
– Какая разница?! Допустим, в ресторане. Неужели вы думаете, что пойдя на такое, я не обеспечил бы алиби?!
– В каком ресторане? – не унимается Жора.
– Хорошем! На Невском! Там было много народа, меня никто не запомнил! Устраивает?
– Вполне, – заступаюсь я за позеленевшего заместителя, ибо дальнейшие вопросы на тему алиби бессмысленны. Алиби нет.
– Бочкарев говорил вам, что его жена собиралась в театр? – Жора решил зайти с другого фланга.
Глупый вопрос. После прокола с алиби, только идиот ответит утвердительно.
– Да говорил. Если не ошибаюсь, на «Калигулу». Идиот.
– Когда и где он это сказал?
– На совещании. Утром. Кто-то случайно заговорил о театре, Илья Сергеевич и упомянул.
Не идиот. Потому что, есть свидетели разговора. Да, Рудольф Аркадьевич, да ты не прост. Я киваю напарнику на дверь, мол, пора убираться восвояси. И так сколько времени угрохали. В отделе ждут материалы, которые в мусор не выкинешь. (Хотя, добрую половину следовало бы). Жора улавливает мой знак, ставит чашку на край стола и поднимается со стула.
– Хорошо. Не будем вас задерживать.
Что ни говори, а любит напарник слегка покаламбурить. «Не будем задерживать». Хорошо, не «арестовывать»… Ну, хорошо, не будем. Всему свое время.
– Да, вот еще что, – вспоминает Георгий, – нам бы в кабинет Бочкарева заглянуть. Так, для внешнего осмотра.
– Но он опечатан. И там уже нечего смотреть.
– Смотреть всегда есть что. Давайте ключ. Или он тоже в прокуратуре?
– У Маши есть второй, но…
– Пойдемте.
– Машенька, подай господам ключ от кабинета Ильи Сергеевича, – велит Шилов, вышедший за нами.
Приказ выполняется без отрыва от макияжа. Похоже, авторитетом Рудольф Аркадьевич у секретаря не пользуется. «Ну, как ваш шеф? Да уж, скорей бы…» Жора безжалостно срывает прокурорские нашлепки, комкает и бросает их на пол. Отворяет дверь. В угол срывается крыса и ныряет под плинтусом. Бедное животное. Мечтало поживиться. Да уже нечем! Пусто! Все изъято в интересах следствия. Даже жалюзи с окон. В столы и шкафы соваться бесполезно, это мы с Жорой понимаем сразу. Еще бы, в прокуратуре не дураки – любая бумажка может вывести на след преступника, не говоря уже о телефонных аппаратах и
