— Не серьезно, Керим-бай. Давай, хотя бы две.
— Ты, говорят, вчера драку устроил?
— Да какая драка? Ни одного стекла не разбили. Так, бутафория, а не махач. А тебе-то теперь не все ли равно? Закрываешься ведь.
— А память?! Что потом люди скажут? Здесь у Керима трактир был, всегда можно было посидеть, чаю попить. Чисто, уютно, спокойно… Или, наоборот — шалман, одни драки да ругань, хорошо, что закрылся… Думаешь, приятно будет? Репутация дорого стоит.
— Соглашусь. Не дешево.
Жанна совком для мусора пыталась вычерпать лужу перед входом, оставшуюся после вчерашней грозы. Хотя могла бы махнуть рукой. Не ее обязанности, да и вообще — стоит ли, раз закрываемся. Не иначе, тоже репутация. Интересно, она помирилась со своим интеллигентом…
И певица Макsим по-прежнему честно выполняла свой долг, хотя Керим так и не заключил с ней договор на использование фонограммы. Узнает — разорит.
Я уселся на табуреточку и уставился в финский оргалит. Меня одолевали тяжкие думы. Из головы никак не выходил ночной разговор с Веселовой. Мысленно я продолжал оправдываться перед ней в непредумышленном обмане. Как она говорила? Самое болезненное — это разочарование. Похоже, она действительно разочаровалась. Ну, извини…
Но в том, что она не интересует меня как женщина, я не оправдывался. В таких вещах не оправдываются… Надо было все-таки проводить ее до больницы, объяснить. Или это усугубило бы положение?
Она пока не звонила. И, думаю, не позвонит. Слишком определенно было сказано: «Желаю успехов в учебе и поведении». Надо же, до сих пор помнит надпись на подаренной мне книге. И про место в метро.
Интересно, за что она в меня?
Не дворянин, не промышленник. Практически бандит.
И, главное, когда? Еще в школе или только сейчас?
Признаюсь, мне было бы приятней, если бы сейчас. Значит, не совсем я конченый для социума индивид, значит, кому-то еще нужен, значит, смогу поучаствовать в конкурсе «Человек года», а то и в муниципальных выборах.
Я тоже ей не звонил. А что скажу: привет, как дела, как там подружка Катя? Кстати, а действительно, как? Может, обойдется, может, подлатают лицо? Жалко ее, ничего подруга… Интересно, она тоже знала, что я кривляюсь? Этот-то ее прокуроришка не врубился, к попу не ходи.
Любовь — это когда получаешь удовольствие, делая что-то для любимого человека. Наверное, китайцы правы. Будь на месте Ксюхи Голубева, я, мордуя соседа Костика, получал бы истинное наслаждение. А так без удовольствия дуплил. Для галочки… А уж если бы до дома Голубеву провожал, высматривая слежку, тут уж совсем полный кайф… Всех бы выследил.
А вот с Ксюхой не получается…
Извини, Ксюха, если можешь. В форточку к тебе залезу — только попроси. Если отберут велик — найду без вопросов. Но…
А если она совсем не позвонит? Тоже не очень здорово. Я уже начал привыкать к ней, к ее звонкам и просьбам. А теперь словно что-то потерялось.
Вот так, гоняя из пустого в порожнее, я нес тяжелую вахту. Слова Керима всерьез не принял — успокоится, даст кому надо «барашков в бумажке» и продолжит кормить народ шавермой и вареной кукурузой.
Около часа дня, когда по висящему над стойкой телеку повторяли выступление президента, посвященное борьбе с коррупцией, в трактир вошел человек.
Я сразу узнал его, хотя с момента нашей последней встречи он сильно изменился.
Растолстел, потерял часть шевелюры, нажил мешки под глазами.
Неизменной осталась лишь слащавая улыбочка.
Да-а, не трактир у нас, а какой-то «Клуб одиноких сердец сержанта Проппера», место встречи старых друзей. Кого здесь только ни увидишь… Что этот забыл в наших краях? Кофейку решил выпить? Или примчался по зову президента бороться с коррупцией?
Вы уже поняли, кто к нам пожаловал?
Добролюбов Александр Сергеевич.
Он сделал очень большую ошибку, зайдя сюда. Особенно учитывая мое настроение.
Глава 13
— Жанка! Ты меня не знаешь! И Кериму позвони, предупреди!.. Иначе прикроют… Дай лед!
Жанна быстро достала из морозилки несколько кубиков льда и сунула в полиэтиленовый мешочек. Я приложил его к переносице, а второй рукой принялся смывать кровь с футболки над раковиной. Пока не засохла, смоется легко…
Людмила, рубившая мясо, не обращала на нас никакого внимания. Привыкла, наверное. Она вообще никогда ни о чем не спрашивает. Рубит себе и рубит, словно палач головы.
— Паш, что стряслось? — Жанна не уходила из подсобки.
— Ничего… Но если этот козел узнает, что я тут работаю, вас прикроют.
— Какой козел?
— Рогатый…
Я пригладил ладонью футболку, выбросил в раковину лед, еще раз напомнил, чтобы позвонили Кериму, и выскочил из подсобки.
Времени для отрыва не много, минуты через три здесь будет ближайший патруль или наряд группы захвата денег. Но, слава Богу, мы не в лесу. Три минуты для города — солидная фора. На крайняк можно отсидеться в ближайшем подъезде.
Выскочив из черного входа трактира, я осмотрелся и рванул на платформу. Сяду в ближайшую электричку. Пусть ищут…
Перед платформой паслись два мужичка в желтых спецовках — проверяли билеты. Билет брать было некогда, на горизонте уже показался состав. Я сунул мужикам полтинник, и они с поклоном расступились. Коррупция!
В вагоне я уселся на последнюю скамеечку и принялся анализировать ситуацию. Хотя что тут анализировать? Влип. Светит срок. Совсем не условный с учетом позорного прошлого.
Ну, доеду сейчас до вокзала, а дальше? Домой нельзя, там будут ждать. И куда? В Константиновский дворец? Или Эрмитаж? Денег — на пару обедов в дешевом кафе. Зря скупщику краденого «тонну» отдал, пригодилась бы самому…
Пару дней поболтаюсь по улицам и сдамся.
И опять на зону с чистой совестью.
Годиков этак на четыре-пять.
Ох, как не хочется… Принесла его нелегкая. В нужное время, в нужное место. Киндер-сюрприз, блин…
Остается одно — уходить в леса. Леса у нас хорошие, богатые дичью и ягодами. Вырою землянку, заточу копье, набью зверя, пошью одежду и буду жить-поживать, не платя никаких налогов.
А потом про меня все забудут.
Жаль только, «Смешариков» больше не увижу.
Зато в армию не заберут.
…Добролюбов меня не узнал, хотя, как я говорил, забыть мой образ невозможно. И вообще, кажется, не заметил. Взял пачку сигарет, выпил бутылку пива без закуски. По-моему, его мучило похмелье — выхлоп
