Ехать было от силы час, но дорога превратилась в бесконечность. На каждой остановке электрички Женька выглядывала из дверей, как бы торопя машиниста. Ну, почему стоим, ну, побыстрее… По-жа-луй- ста.
Звонок телефона выдернул Женьку из промерзшего дачного дома. Ольгин голос Женька узнала не сразу, настолько он изменился. Потом она долго не могла понять, что произошло. Катька, тетя Шура? При чем здесь они? Что с тобой, Олюнь? Конечно, Олюнь, сейчас, сейчас…
Поддатый парень начал приставать в тамбуре. Женька огрызнулась и перешла в вагон.
Семь долгих перегонов метро. Хорошо, что больница рядом со станцией, не надо штурмовать низко- брюхие “Икарусы”.
– Поздно, девушка, поздно. Прием посетителей закончен. Только завтра. – Чрезмерное рвение дежурной сестры пугало дубовой непробиваемостью. Здесь, мол, моя власть. Есть такая профессия…
– Да что у вас, тюрьма?
Женька прямо в пальто побежала по больничному коридору к знакомой палате, распахнула дверь.
– Олюнь, Олюнь, что случилось, родная? Через минуту они сидели в сумрачном холле. Ольга выглядела ужасно. Где твоя красота, Олюнь?
– Женечка, Боже мой, Женечка… Куда ты еще вляпалась? Что им надо от тебя? Зачем они взяли Катю?
– Кто, кто? Успокойся, Олюнь, не надо так. Объясни спокойно.
– Сегодня днем. Пришел. Такой весь… – Ольге не хватало воздуха и слов. – Сказал, что у него Катюша, вот ленточка ее. Я звоню тете Шуре второй день, никто трубку не снимает, хотела тебя попросить съездить, проверить, а тут он заявился.
– Так что, что он хочет от нас? Это не от черных?
– Откуда я знаю, Женечка? Он про тебя спрашивал. Черные бы на меня накатили. Наверное, это от того, которого ты тогда…
– Не может быть, Олюнь. Они же не знают про тебя, про Катьку, про тетю Шуру…
– Знают, раз пришли. Погоди. Ольга вдруг замерла, лишь ее черные огромные глаза выражали безмерную ярость.
– Этот! Этот, сука, что ко мне из ментуры приходил, про тебя вынюхивал! Я еще подумала, зачем он про Катюху выспрашивает. Проведать, мол, хочет, гандон. Я, дура, сказала, еще вещи просила отнести. Вот ведь… И сегодняшний урод предупредил – сунешься в ментуру, удавим. Все схвачено там у них… Так что одни мы с тобой, Куколка. Как раньше, так и сейчас. Катенька, Катенька моя…
Ольга вновь зарыдала, кусая зубами рукав халата.
– Ничего, Олюнь, ничего, ну, что ты совсем. Успокойся, Олюнь.
Ольга вытащила из кармашка платок.
– Он хочет, чтобы завтра, в шесть, ты пришла в Пассаж и стояла рядом с цветочным отделом. Это где- то у выхода. Тогда они отдадут Катюшу.
– Может, это менты? Чтобы меня поймать?
– Не знаю. Сейчас все возможно. Одни козлы крУГОМ.
С минуту обе молчали. Ольга прекрасно понимала, чем может закончиться для Женьки встреча в Пассаже и не решалась требовать от подруги пойти туда. Могла только просить.
Женька тоже заплакала. Впервые за много лет. Никому они не нужны. Приютские отходы.
– Ты не бойся, Олюнь. Я найду и приведу Катюшу. Я вернусь, Олюнь, завтра вернусь. А сегодня домой съезжу, узнаю, что с тетей Шурой. Ты ничего не бойся, Олюнь.
– Женечка…
Они еще немного помолчали. Женька поднялась с дивана.
– Я поехала, Олюнь. Я позвоню сюда сегодня, ты иди, ложись.
– Возьми завтра ингалятор для Катюши. Или купи новый.
– Да, Олюнь, конечно.
В небольшом больничном сквере Женька опустилась на заснеженную скамейку. Из приемного покоя она позвонила тете Шуре – уговорила дежурного врача. Тишина. Ужасные бездушные гудки. Вместо смешного Катькиного “Ле, это кто?”. Женька закрыла глаза.
…Сверкание пьянящих огней, бешеный ритм техно. Эйфория, безумие. Остряк диск-жокей, свой, в доску свой мужик. Ребята, такие веселые, такие красивые. Оленька с завязанным пучком волос на голове и с челкой-решеточкой. Класс! Сладостный Крис де Бург, плавное кружение, зеркальный снег, шепот на ушко, полудетские остроты…
Он был старше и строже. В белой рубашке с короткими рукавами, черной ниточкой-галстуком. Мужественная небритость, челка а-ля Делон. Клевый мальчик. Ольга прижалась к нему, щекоча пальчиками затылок. “Ай лав ю, ай лав ю”. Крис уступил место Мадонне. “Ай лав ю…”
Он угощал их шампанским, невинными шутками и шоколадом, он гладил Ольгу по руке и легко дул в ее личико, отчего она жмурилась и улыбалась.
Вновь кружение, огни, снег, грохот ударных.
– Куколка, ты танцуй, веселись. Дискотека до утра.
