сдвинуть линию боя в глубь материка. 26 апреля были заняты крепость и деревня Седдюльбахир, а на следующий день было предпринято генеральное наступление. Турки были разбиты и оставили свои позиции. Конечной целью наступления была деревушка Крития, расположенная в 4 милях от моря. 28 апреля была предпринята отчаянная атака, вошедшая в историю под названием Первой битвы под Крите; 6 мая произошла следующая. Прорваться к деревне не удалось оба раза, хотя в сражениях принимала участие индийская бригада из Египта и часть Морской дивизии. К 8 мая британские силы застряли недалеко от Критии, на линии, начинавшейся от пляжа Y к заканчивавшейся севернее пляжа S, в трех милях от мыса Геллес. Там они оставались в течение невыносимо жаркого лета, благоуханной осени и морозной ранней зимы. Военный совет, несмотря на то что французы были против, посылал все больше воинских частей в Египет и на базу на острове Лемнос. Сначала туда отправилась одна территориальная дивизия, потом еще три, потом к ним присоединились 'китченеровские' дивизии. Французы тоже поневоле присоединились к экспедиционному корпусу, а в августе на Лемнос отправились 2-я австралийская дивизия и 2-я сводная дивизия. Чтобы найти выход из тупика, генерал Гамильтон решился на новую высадку к северу от 'Бухты АНЗАК' в заливе Сувла. Пляжи были заняты 7 августа, и Мустафа Кемаль, уже назначенный командующим всеми турецкими войсками на северном участке фронта, снова вступил в бой, спешно укрепляя высоты. Его желанием было, как и месяца назад, в 'Бухте АНЗАК', отбросить союзников к можно ближе к морю. К 9 августа он в этом преуспел. 2-я дивизия, прибывшая к англичанам в качестве подкрепления по морю от мыса Геллес, не смогло высадиться на сушу. Нападающая и обороняющаяся стороны окопались и залив Сувла превратился в третий участок побережья удерживаемый союзниками на Галлиполийском полуострове. У турок теперь было 14 дивизий против войск союзников той же численности. Со временем становилось яснее, что действия союзников не приносят пользы и при этом дорого обходятся. Некоторые из членов Дарданелльского комитета призывали отозвать войска и раньше. В ноябре таких стало подавляющее большинство. Китченер, прибывший с целью узнать все лично, был убежден генералом сэром Чарльзом Монро, вставшим на место дискредитированного Гамильтона, что эвакуация войск неизбежна. Дополнительным аргументом в его пользу стал ужасный шторм, потопивший солдат прямо в окопах и разрушивший многие укрепления на пляже. В промежуток времени с 28 декабря по 8 января 1916 года гарнизон начал постепенно отступать. Туркам не удалось вовремя понять, что происходит полная эвакуация войска, и они не сумели этому воспрепятствовать. К 9 января анзаковская бухта, Сувла и мыс Геллес опустели. Большое приключение подошло к концу.
В турецких войсках, не утруждавших себя ни похоронами, ни даже подсчетом погибших, погибло, было ранено или пропало без вести 300 000 человек. Союзники потеряли 265 000 человек. 29-я дивизия лишилась половины личного состава. Официально потери составили 14 720 человек; при этом те, кто был ранен дважды или трижды, каждый раз учитывались отдельно. И все же сильнее остальных пострадали австралийские войска. Их государство образовалось в 1915 году, незадолго до описываемых событий; в этой кампании граждане Австралии воевали под знаменами пяти разных государств. Часто говорят, что, лишь вернувшись на родину с войны, они почувствовали себя одним народом. Годовщину этих событий начали отмечать уже со следующего года. Вечерняя церемония 25 апреля стала священной для австралийцев всех возрастов, ежегодно принимающих в ней участие. 'Бухта АНЗАК' стала для них мемориалом. Галлиполийский полуостров сейчас является турецким национальным парком. Там имеется мемориал, возведенный Мустафой Кемалем Ататюрком в его бытность первым президентом новой Турции; на нем великодушно упомянуты потери, понесенные обеими сторонами. Природа приняла это место назад в свое лоно; теперь это прекрасный, но пустынный уголок Средиземноморья, до сих пор не забытый австралийцами. Туристы из Соединенного Королевства редко приезжают сюда. Те же, кто все же добирается до вселяющих ужас плацдармов той войны, — 'Одинокой Сосны', 'Вершины Рассела', 'Поста Стала', — всегда бывают растроганы, увидев молодых австралийцев, проехавших через всю Европу, чтобы своими глазами увидеть место, где сражались и погибали их деды и прадеды. Две трети австралийцев, ушедших на Великую войну, не вернулись домой; многие австралийские национальные герои заслужили свои ордена на пятачке в две квадратные мили, возвышающемся над 'Бухтой АНЗАК'. Их внуки и правнуки часто привозят с собой награды предков, и символы духа Австралийского содружества словно бы заново освящаются в этих памятных местах.
И все же Галлиполийский полуостров пробуждает скорбь у потомков всех воевавших здесь солдат, откуда бы они сюда ни приехали. Крошечного поселения Кум-кале у стен старинной крепости уже нет, но нескончаемые ряды мусульманских надгробий до сих пор напоминают о наступлении французской армии 25 апреля. На воинском кладбище над пляжем W много погибших из Ланкаширского полка. Под Седдюльбахиром лежат дублинские и мюнстерские стрелки — всего в нескольких ярдах над линией прибоя, где они отдали жизни за страну, против которой многие их соплеменники восстали в пасхальную неделю 1916 года. Из всех памятных мест наиболее печально смотрится колонна из белого мрамора, одиноко стоящая на оконечности мыса Геллес. Ясным апрельским утром ее можно разглядеть со стен Трои. Многие классически образованные офицеры-добровольцы — Патрик Шоу-Стюарт, сын премьер-министра Артур Асквит и поэт Руперт Брук, умерший перед самой высадкой от заражения крови, — писали, что Троя и Галлиполийский полуостров — две разные, но такие похожие легенды. И неизвестно, какую из них воспел бы Гомер, если бы знал о них обеих.
Глава 8. Год великих сражений
Война 1914 года была войной, в которой армии Европы не были готовы сражаться, чего нельзя было сказать о великих европейских военных флотах. Армии, как стало ясно с самого начала кампаний, технически оснащались, чтобы решать конкретные, легко воспринимаемые проблемы — такие как преодоление обороны современных крепостей, перемещение крупных масс людей с внутренних баз к границам и создание непроходимых стен винтовочного и артиллерийского огня, когда эти массы приходили в соприкосновение друг с другом. Они были совершенно не приспособлены для того, чтобы иметь дело с более сложными и серьезными проблемами: как защитить солдат от таких шквалов огня, как перемещать их, не лишая этой защиты, по полю боя, и вообще, как перемещать их вдали от пунктов обеспечения, имея в распоряжении только их собственные ноги, и как быстро и без искажений передавать информацию между штабами и формированиями, между одним формированием и другим, между пехотой и артиллерией, между землей и самолетами, с которыми армии недавно связали себя почти случайно.
Все ошибки генералов 1914 года были в основном сделаны до войны. Их ум позволял им приспособить для своих нужд технологии, уже имевшиеся в распоряжении, — например разветвленную сеть европейских железных дорог. Но им недоставало широты мышления, чтобы оценить значение или возможности новых технологий, среди которых двигатель внутреннего сгорания и беспроволочный телеграф, позже названный радио, были наиболее значимыми. Они не были способны воспринять и проблемы, для которых эти новые технологии могли стать решением.
Ничего подобного нельзя сказать в отношении адмиралов предвоенных лет. С прозорливостью, достойной уважения, они не только оценили значение разрабатывавшихся технологий, но и применили их на флоте с возможной полнотой и эффективностью. Адмиралы по традиции имели репутацию 'морских волков' и 'старых ослов', неспособных видеть дальше носа собственных кораблей и не испытывающих большого желания изменять что-либо внутри их корпусов. Обычно считается, что адмиралы девятнадцатого столетия противились переходу от паруса к пару так же яростно, как генералы — отмене алых мундиров. Трудно придумать что-либо менее соответствующее истине. Когда адмиралы Королевского флота убедились, что парус отжил свое, они, отбросив сентиментальность, безжалостно отказались от красоты этих пирамид холста. Парусный военный флот был упразднен почти что в течение суток — сразу после того как во время Крымской войны паровые канонерки разгромили 'деревянные стены'. 'Уорриор', первый паровой броненосец Королевского военного флота, построенный в 1861 году, был не экспериментом, но кораблем, который произвел переворот, одним прыжком преодолев несколько промежуточных этапов в кораблестроении. Палмерстон, увидевший его на якоре среди старых боевых кораблей в Портсмутской гавани, сравнил его с 'удавом среди кроликов', и преемники адмиралов, по приказу которых он был создан, должны были строить новых 'удавов' всякий раз, когда замечали, что старые опустились до статуса 'кроликов'. Темп изменений в
