не замечала, что его чувства все еще живы.
Она и сама стала другой. Скоро она умрет. Аме не стоит думать о смерти – ее тень и так всегда скользит за ней в глубину. Потому Шикибу не слишком тревожилась. Однако она посетила свежую могилу мужа, выговариваясь перед ним по привычке, словно бы он все еще жив. Долго сидела на маленькой могиле сына. Ему было всего десять, когда его укусила змея. Шикибу в тот день была в море и вернулась, когда Тати уже умер. Ей тогда так хотелось повернуть время вспять!
И все же что-то изменилось. Со времен юности она не чувствовала себя настолько живой. Ни одна из последних десяти весен не была в ее памяти такой пронзительно желанной. На холмах расцвели сливы, зазеленели молодым рисом поля. В зарослях ивняка уже вовсю запели кукушки, и казалось, все вокруг радуется жизни после долгой зимы. Шикибу выходила на солнышко, подставляла ему лицо и руки. Скоро, очень скоро ей предстоит долгая, вечная темнота.
В первый день полнолуния ночь выдалась тихой и ясной. Земля уже ощутимо дышала теплом, и море впитывало его, окутывая туманом изрезанный скалами берег.
Дочери прятали от нее покрасневшие от слез глаза, и даже зять, с которым она вечно препиралась, казался огорченным.
Как хорошо, что Асано умер, не дожил до этого дня! Шикибу снова с любовью подумала о муже. О его широких плечах и смущенной мальчишеской улыбке. О его руках, которым она тысячу раз вверяла свою жизнь, – руках, державших «веревку жизни», тонкую пуповину, связывавшую ее с поверхностью. Эти чуткие руки лучше нее знали, когда следует остановиться и начать путь наверх, начать раньше, чем горящие легкие откажутся дальше терпеть… Завтра у нее не будет этих чудесных рук. Танобу – умелый помощник, но между ними нет той почти ощутимой связи, позволяющей говорить сквозь чудовищную толщу воды. Быть может, такая связь есть между ним и Тидори…
Она встала, как всегда, до рассвета. Ничего не ела, только попила воды. Заставила дочерей долго разминать ее – верный способ избежать судорог в такой холодной воде. Собственное тело показалось ей совсем невесомым.
На берегу собралась вся деревня. Подбородок Дракона лежал на самой восточной точке залива, под длинным обрывистым мысом, и впрямь напоминавшим лежащее чудовище с вытянутой мордой. Отсюда всем им будет отлично видно, что происходит. Рыдающая Тидори обняла мужа, что-то беспомощно лепеча. Цура, не зная, куда девать руки от волнения, передал ей маленький сверток от господина Фуруямы. В нем был тот самый шарик, что должен служить ей ориентиром. Шикибу с опаской повертела его в руках, пожала плечами и села в лодку. Танобу повел ее через прибой широкими, мощными гребками, держа курс на восток.
Оглянувшись назад, Шикибу увидела на вершине холма далекие фигурки всадников. Ее сердце наполнилось гордостью – сам князь Асуи прибыл в этот ранний час, чтобы посмотреть, как она будет нырять.
Утро выдалось на редкость теплым и тихим. Вода под веслами казалась золотисто-зеленой, в ней сновали стайками маленькие рыбки, виднелись оплетенные водорослями скалы. Но вот залитый утренним солнцем подводный мир словно оборвался в густо-синюю темноту. Это началась глубина. Нагнувшись, Шикибу видела неясные очертания проплывавших внизу подводных скал. Должно быть, на самом дне царит полумрак. Как она сможет отыскать там хоть что-нибудь?
Танобу вывел лодку на середину банки и бросил весла. Шикибу разделась догола – любая одежда может стоить аме мгновения промедления, а мгновение на глубине – это целая вечность… На ней теперь был только веревочный пояс и огромные очки из бычьей кожи со специальным стеклом, уберегающие глаза и позволяющие видеть на глубине. Шарик-искатель Шикибу положила в рот: руки у нее были заняты большущей чугунной болванкой. Наконец Танобу еще раз оглядел ее, кивнул: пора!
Шикибу резко выдохнула, а затем сделала один длинный, бесконечно длинный вдох. Ее легкие раздулись, точно жабры у миноги, вбирая драгоценный воздух. Затем Шикибу позволила чугунной болванке опрокинуть ее навзничь и в то же мгновение камнем пошла на дно.
Она проделывала это тысячу раз. Она была оидзодо, та, что ныряет на глубину в сто локтей, и ее возраст – сорок четыре года – считался для оидзодо расцветом. Она летела ко дну, точно падала в пропасть, и где-то далеко позади нее серой змеей разматывалась «веревка жизни». Вокруг стало темно, и давление начало нарастать. Шикибу почувствовала знакомый звон в ушах – это значило, что она уже опустилась на глубину не меньше восьмидесяти локтей. Дно казалось таким же далеким, но сквозь стекла очков Шикибу разглядела покрывавший его сплошной ковер раковин. Подбородок Дракона оправдывал свое название.
На глубине в сто локтей она отсчитала сто ударов сердца. Это значит, у нее еще сто ударов, прежде чем ей станет совсем нечем дышать. Шикибу выпустила изо рта немного воздуха, и грудь перестало так распирать. Дно приближалось, но было еще слишком далеко. Поверхность воды угадывалась где-то вверху настолько неразличимо, что даже не отбрасывала бликов. Шикибу погружалась в темноту, и ей отчаянно хотелось протереть глаза рукой.
Дно колыхалось под ней еще в десяти-пятнадцати локтях, когда ее падение в бездну вдруг прекратилось. Прошло несколько драгоценных мгновений, прежде чем Шикибу сообразила, что произошло: цепь на ее балласте оказалась чересчур короткой! Ее легкие уже горели от нехватки воздуха, а ей еще нужно сделать рывок без балласта к самому дну! Дернув за болванку – этот сигнал почувствует Танобу, – Шикибу отпустила ее и длинным рыбьим броском вошла в плотную, как масло, воду, пробиваясь ко дну. Без балласта ей приходилось прилагать мучительные усилия, чтобы не уйти наверх. Перед глазами встала багровая пелена. Одной рукой Шикибу вытащила изо рта шарик-искатель и увидела, как он загорелся в полутьме зеленоватым светом. Зажав шарик в руке, она сделала еще один рывок, почти уверенная, что ей не хватит сил дотянуться. Но тут ее рука коснулась небольшой скалы, торчащей из донного песка. Скала была облеплена жемчужницами. Отцепив с пояса кайган – небольшое долото для сбора раковин, – Шикибу парой уверенных движений смела добычу в плетеный мешок у нее на поясе. На плечи будто легла чугунная плита, ее трясло от пронизывающего холода. Легкие пульсировали кровавой кашей. Зрение вытворяло с ней странные шутки – Шикибу казалось, что какие-то темные гигантские тени выплывают из полумрака, угрожающе нависая над ней… Она изо всех сил дернула за веревку, стараясь подавить всплеск дикого, животного ужаса. У Танобу есть еще крошечный шанс вытащить ее на поверхность живой… В последнее мгновение она увидела, что шарик в ее руке вдруг стал кроваво-красным. А «веревка жизни» уже натянулась, выдергивая ее наверх. Еще мгновение… Изогнувшись, Шикибу руками отодрала от поверхности скалы большущую жемчужницу. Ладони тут же засаднило, рот наполнился водой, но «веревка жизни», будто огромную рыбину, уже тянула ее наверх, к свету. Шикибу принялась помогать Танобу, как делала всегда, но сейчас будто что-то оплетало ее сотней липких холодных щупалец. Ноги отяжелели, голова запрокинулась. Воздух из бессильно приоткрытых губ пузырьками уходил наверх, и Шикибу успела подумать, что стражи Ясури, должно быть, действительно существуют…
Она очнулась, судорожно выкашливая воду из легких, вся в розовых струйках крови, ручьем текущей из носа и ушей. Перепуганный Танобу звал ее, бесцеремонно перекинув через колено и хлопая по спине своими огромными ручищами.
– Пусти, – выдохнула она наконец. И по тому, что он вдруг заплакал от облегчения, поняла, как же это, должно быть, было страшно.
– Я уж думал, что не достану тебя живой, ама, – хрипло выдохнул он. Шикибу посмотрела на свои посиневшие, со вздутыми венами руки.
– На берег, – сказала она.
В ее мешке оказалось двенадцать раковин – больше, чем она видела в самых смелых мечтах. Скрючившись на корме, она все никак не могла отделаться от ощущения, что рядом с лодкой под водой скользят безмолвные черные тени, еще не готовые отпустить свою жертву.
Люди на берегу встретили ее восторженными воплями. Пошатываясь, Шикибу протянула мешок и шарик-искатель Цуре, и тот трусцой побежал по песку к людям на холме: наверняка господину Фуруяме не терпится увидеть добычу. Ее тут же окружили дочери, потащили к ярко пылавшему костру. Тепло вернулось в ее измученное тело так, словно по венам потек жидкий огонь. Ей вдруг захотелось смеяться.
«На самом деле шарик вспыхнул – или мне привиделось? – мелькнула неожиданная мысль. – И где та раковина, что я сняла последней?»
– Ой! – Танобу, сворачивавший веревку, вытащил из лодки огромную раковину. – А эту-то забыли! Ну и
