(Исх.21:22–24), а этим научает, что младенец, образовавшийся в утробе, одушевлен, а необразовавшийся — не одушевлен. Так и достойный всяких похвал Иов говорил ко Господу:
10. О Промысле
Этому мнению о душе и о теле следует Церковь, научившись из слов Божиих. Ибо признает она Бога всяческих не только создателем, но и попечителем, распорядителем и правителем Вселенной. Всего несообразнее говорить, что Бог, хотя сотворил все не по собственной Своей нужде, а по единому человеколюбию, но не имеет попечения о том, что сотворил, и оставляет без присмотра тварь, как некую ладью, которая без груза и кормчего туда и сюда носится противными ветрами, ударяясь о скалы и утесы. Ненавистен нам безбожный Диагор, гнушаемся мы также и Эпикуром, который допускает, правда, Бога, но говорит, что Он погружен Сам в Себя и нисколько не чувствует того, что делается с тварью. Осуждаем и Аристотелево учение о Промысле, потому что пределом Промысла положил Аристотель луну, обвиняя Бога в одном из двух — или в бессилии, или в лености, так как или нет у Бога достаточной силы иметь попечение о всем, или есть сила, но по лености оставляет без управления наши дела. Но то и другое исполнено хулы. Ибо восхотевший создать и мельчайшие части твари как может быть назван бессильным? И может ли по лености нерадеть о том, что сотворил по неисчерпаемой благости? Но неразумие этих философов достаточно обличает Платоново учение о Промысле. Ибо Платон и одинаково с ним умствующие говорят, что Бог всяческих промышляет о всем. А если Бог промышляет, то этим изгоняются басни о судьбе, Парках и нитях. Ибо крайнее неразумие — при управлении Божием ладье Вселенной давать иного кормчего.
Надобно же в раздельности определить, что зависит от кормила Промысла и что предоставляется разумной силе души, что такое зло естественное и что носит это наименование, хотя не есть зло, а считается только злом. Поэтому в делах человеческих по самому естеству добры благоразумие, целомудрие, справедливость, мужество и другие части добродетели, а злы глупость, распутство, несправедливость, робость и все прочее этому подобное; богатство же, нищета, рабство, господство, здравие, болезнь и другие благополучия и злополучия в жизни человеческой занимают среднее некое место, потому что, как некие орудия, предлежат они людям, и лучшие из людей посредством того и другого из сказанного устраивают добродетель.
Можно найти, что изобилующие богатством и живущие в нищете имеют попечение о добродетели, и в здравии песнословят Благодетеля, и в болезни пребывают терпеливы, и рабы отличаются целомудрием и справедливостью; и опять другие, живя в нищете, любят порок и не только крадут, но даже отваживаются на грабление мертвых и на святотатство и, имея богатство, делают его орудием неправды, в здравии предаются гордости и кичливости, в болезни изрыгают хульные речи. А из этого нетрудно узнать, что богатство и нищета, рабство и господство и подобное этому от употребления ими тем, кто имеет в них часть, делаются то похвальными, то достойными порицания, как и железо иногда называем содействующим к жизни человеческой, когда, как плуг, заступ и вилы, возделывает оно землю, как серп, очищает растения, как топор и пила, служит к постройке домов и приготовлению разных сосудов, а иногда, смотря на меч и совершенные им убийства, иные именуют железо злоумышляющим на жизнь. Но не меч — вина убийств, а употребляющий его во зло; также не богатство и нищета и другая счастливая или несчастливая доля жизни достойны обвинения, а те, которые тем или другим пользуются вопреки законам. Если бы все это, взятое порознь, по самому естеству было худо, то не доставляло бы кому–либо добра. Однако же находим, что многие посредством этого преуспевали в добродетели. Поэтому оно — не зло, послужившее орудием к добру, и также не добро, сделавшееся для другого орудием к пороку; а потому занимает среднее место, как и врачебные вещества. Ибо опиум и цикута, если за полезное признаны для кого врачами, делаются предохранительными средствами, а если приняты против законов искусства, вредны и пагубны. Иногда даже хлеб и вино причиняют болезнь употребляющим их, потому что несоблюдение меры производит вред. Так благоуспешность и безуспешность в делах мудро управляющие ими обращают для себя в спасительные врачевства, а неразумно и нерассудительно ведущие себя заимствуют из этого средства к пагубе.
Поэтому и это и подобное этому, доброплодие и неплодие земли, счастливое плавание и кораблекрушение зависят от Промысла Божия. И поэтому всем надлежит любить, что бывает с нами от Промысла, и не доискиваться с пытливостью причин этого, потому что закон действий божественного кормила неизъясним. Заботиться же должно о том, что в нашей власти, и удалять от себя всякий порок, вселять же в себе добродетель и украшаться всеми видами ее. И, как любящие наряжаться женщины с особым искусством посредством убранства придают красоту телу, так и душевную красоту должно убирать цветами целомудрия, справедливости, мужества и благоразумия, потому что приобретение этих добродетелей в нашей власти. Верх скудоумия — домогаться того, что приобрести не в нашей власти, и что сверх того подлежит мгновенным превратностям, а что в нашей состоит власти, достославно, продолжительно и постоянно, тем пренебрегать, как чем–то малоценным и не стоящим никакого внимания.
Если будем знать это различие в делах человеческих, то возлюбим мановения божественных распоряжений и не будем сомневаться в том, что всем управляет Промысл. Ибо видим, что по порядку меняются времена года, все производится вовремя и каждая вещь бывает соответственна времени. Не князи вещества, возлюбив дщерь света, как баснословит непотребный Манес, преследуя ее, проливают пот и подают нам дождь, но по мановению Зиждителя составляются облака. И этому ясно учит Божественное Писание. Ибо сказано:
11. О домостроительстве Спасителя
Уместно будет показать, каких держимся мыслей о божественном Вочеловечении. Ибо учение это яснее провозвещает Промысл Бога всяческих. Валентин в сложенных им баснях утверждал, что иной есть Единородный, иной — Слово, иной — Христос, который внутри полноты, иной — Иисус, и еще иной Христос внешний. Утверждал также, что Иисус вочеловечился, облекшись во внешнего Христа и восприняв тело от душевной сущности. А так же говорил и Василид, что иной есть Единородный, и иной — Слово, и еще иное — Премудрость. А Кердон, Маркион и Манес утверждали, что Христос казался человеком, не имея ничего человеческого. Керинф же учил, что Иисус родился от Иосифа и Марии по общему для людей закону, а Христос снисшел на Иисуса свыше. Евионеи, феодотиане, артемониане, фотиниане говорили, что Христос родился от Девы простым человеком. Арий же и Евномий утверждали, что воспринял Он тело, а вместо души действовало Божество. Аполлинарий утверждал, что тело Спасителя было одушевлено, но не имело души разумной, потому что, говорит он, излишен разум, где есть Бог Слово.
Представил же я мнения многих ересей с намерением показать истину учения Церкви, потому что Церковь одного и того же именует и Сыном, и Единородным, и Богом Словом, и Господом Спасителем, и Иисусом Христом. Но Сыном, Единородным, Богом Словом и Господом именовался Он до вочеловечения, а также нарицается и по вочеловечении; Иисусом же Христом наименован по вочеловечении, приняв наименование от совершенных Им дел. Ибо Иисус толкуется Спаситель, и в этом свидетель — Гавриил, сказавший Деве:
