Разыскание же о живущих в рабстве ныне предоставили самим жестоким обвинителям Промысла, потому что и ныне можно видеть у господ лукавых тысячи рабов, не только не подражающих господским порокам, но и весьма ими гнушающихся, любящих честность и идущих путем, противоположным пути господ.
Но, может быть, извлекут из сего еще иной предлог к обвинению Божия Промысла и скажут, что питомцы добродетели трудятся напрасно, сеют, как говорится, на камне, черпают воду решетом и делают много сему подобного, вовсе не получая добрых плодов. Одни, скажут нам, живут в бедности, проходят жизнь обреченные на великое злострадание, другие влекут тяжкое иго рабства, несут непрестанные труды, а что и сего гораздо хуже, многие, гнушаясь пороком, принуждены служить порочным господам. Какая же, спросят, им награда? Какое воздаяние за добродетель? Какое возмездие за труды? Какой плод их потов? Какое вознаграждение за подвиги? Ибо не видно, чтобы все, кому выпал жребий рабствовать, получали свободу, не приметно того, чтобы получившие в удел бедность и соделавшиеся рачителями добродетели со временем переходили в число богатых; напротив того, большая их часть оставалась в прежнем злострадании.
Но ты, жалкий и по земле пресмыкающийся человек, измеряешь благополучие по чреву, ланитам и бровям и почитаешь пределом благоуспешности иметь возвышенную колесницу, копьеносцев, красивую верхнюю одежду, хорошо выезженных коней с блестящими украшениями на лбу и груди, голосистого глашатая, высоко взгроможденный дом, гостиные, расцвеченные еврейскими и фессалийскими камнями, испещренные живописным искусством, усыпанные цветами ложа, тарелки, приборы, кубки, благовонные вина, сикелийский и сибаритский ужин и все прочее, что только служит к жизни раздольной, изнеженной, роскошной. Но всякий благомыслящий обыкновенно все это не только не называет благополучием, а даже признает крайним злополучием и бедствием, потому что Правитель всяческих дал людям богатство не на то, чтобы расточать его на непотребство и обращать в напутствие к пороку, но на то, чтобы, хорошо и разумно им распорядившись, и как у себя самих имея в достатке, что должно, так излишним ссужая нуждающихся, делать его средством к целомудрию и справедливости. И не только Сам Бог всяческих так установил сие, и не только святые мужи, следуя Владыке, любят сии установленные пределы, но и вы даже, болезнующие крайнею неблагодарностию, имеете обычай обвинять столь худо употребляющих богатство, лучше же сказать, их удостаиваете извинения, хулите же Правителя всяческих, в обладание столь порочным людям давшего богатство. Поэтому и вам самим кажется, что не такую роскошную жизнь называть должно счастием, но что жизнь праведная и целомудренная достойна одобрения и высочайшей похвалы, и будет ли она в бедности или в изобилии, заслуживает одинаковых венцов. Думаю же, что тех, которые в бедности прилагают попечение о добродетели, как выказывающих большее терпение, и вы удостоите даже сугубых венцов.
Но не сию награду имеют ревностно служащие Богу и не сие воздаяние в виду у ревнующих о Божественных законах. Известно, что похвала человеческая многих часто портит, ослабляет усердие и задерживает в течении. Иной, подумав, что достиг уже конца течения (эту мысль внушает похвала), перестает простираться вперед и теряет победу. Сие дает видеть и Бог всяческих, сказав устами Пророка:
Поелику разыскание всего этого соделало бы слово чрезмерно длинным, то, предоставив сие любознательным, перехожу к тому, что следует по порядку речи. Да и по другой причине из Божественного Писания представлять доказательства о воздаяниях за добродетель было бы делом напрасным и крайне излишним. Верующие, что Бог всяческих промышляет о людях, не имеют нужды в наших убеждениях, но признают достаточным для них око веры и учение богодухновенных словес, а не уверовавшие еще, одержимые же тьмою неверия и болезнующие неблагодарностию к Сотворшему, не терпят слышать словес Божественного Писания. Почему, оставив на сей раз доказательства из Писания, обличим их умозаключениями естественного разума.
Поэтому спросим их: целомудрие, справедливость и прочие части добродетели признают ли они благами и виною благ или сопричисляют к тому, что худо? Но этого никак не потерпит сказать и сам отец греха. Ибо можно ли сказать сие тому, кто с делателями сих добродетелей ежедневно ведет брань, как с противниками, и всегда противопоставляет целомудрию невоздержность и справедливости — неправду? Посему необходимо и им признаться в этом вместе с своим учителем и не покушаться превзойти в пороке самого виновника греха; ибо, по слову Господню,
Посему еще спросим их: если добродетели сии прекрасны, и из прекрасных прекраснейшие, если они блага, и наилучшие из благ, и никто, если не крайне безрассуден и лишен здравого смысла, не будет спорить, что сие действительно так, то, конечно, и любителям их надлежит именоваться прекрасными и добрыми и иметь плод не только равномерный трудам, но и во много крат их больший. Ибо не странно ли это? Земледелец, вложивший в землю семена, в награду за труды пожинает во много раз больше посеянного, а также и садовник, насаждающий дерева, имеет утешение в уродившихся плодах, а у тех одних, которые заботятся о добродетели, соделались хранителями оного Божественного сада, и в попечении об оных насаждениях пролили много пота, истощили много труда, и труд безплоден, и пот не вознагражден? Занимающиеся упражнением тела и голоса получают венцы, приемлют награды, удостаиваются рукоплескания зрителей, и добродетель менее ценится, нежели искусство борца и кулачного бойца? И для этого величайшего подвига нет ни зрителей, ни мздовоздаятеля, ни почести, ни награды, ни венца? И представляющие трагедии и комедии имеют нечто в виду, для чего упражняются в искусстве, в надежде венцов переносят труды; и правящие колесницами отваживаются на опасности в ожидании победы, в чаянии похвалы зрителей, — а притом берут плату и с тех, чьего завода кони; и кормчий, имея целию пристань, осмеливается бороться с волнами и, ободряемый желанием получить прибыль, выносит приражения бурь; и кожевник, и ковач меди, и всякий занимающийся каким–либо ремеслом ждет конца трудов и, с утомительностию ремесла соединив чаяние выгоды, находит срастворенное с трудами удовольствие; а одно только, как видно, упражнение в добродетели, пожелает ли кто назвать его искусством или наукою ратоборства и подвижничества, или возделыванием и насаждением, не имеет доброй цели, которая могла бы утешать во время трудов? Но напрасно преуспевают в целомудрии целомудренные и, борясь со многими и различными страстями, усиливаются угасить их пламень? Напрасно делатели справедливости ведут брань с неправдою, удерживаясь от чужого и расточая свою собственность?
