преградить самый источник зла и потому отправил в Александрию одного, известного благоразумием мужа с посланием, надеясь через то потушить раздор и согласить разномыслящих. Но, обманувшись в своем ожидании, он созвал тот знаменитый Никейский собор и, для прибытия туда, дозволил епископам и спутникам их брать общественных ослов, мулов и лошадей. Когда же собрались все, могшие вынести трудность пути, прибыл в Никею и сам царь, желая видеть многочисленных архиереев и устроить их единомыслие, и по прибытии своем, немедленно приказал доставлять им в избытке все нужное. Архиереев собралось триста восемнадцать [ [85]], но римского, по причине глубокой старости, не было: вместо себя он прислал двух пресвитеров с полномочием соглашаться на постановления собора. В то время много было мужей, украшавшихся дарами апостольскими, много было и таких, которые, по словам апостола Павла, «носили язвы Господа Иисуса на теле своем». Так, Иаков, епископ Антиохии мингидонской, которую сирияне называют Низибою, воскрешал и возвращал к жизни мертвых и совершал множество других чудес, о которых упоминать в этом сочинении считаю лишним, потому что я сказал уже о них в своем Боголюбце [ [86]]. А Павел, епископ Неокесарии — крепости, лежащей на берегах Евфрата, испытал на себе жестокость Ликиния: у него обе руки находились в расслаблении от того, что их обжигали раскаленным железом, которое стянуло и лишило жизни нервы, дающие членам движение. У иных был выколот правый глаз, у других подсечено правое колено. В числе последних находился Пафнутий египетский. Кратко сказать, там можно было видеть собравшийся в одно место сонм мучеников. Впрочем, это божественное и приснопамятное собрание не обошлось без людей и противного свойства: в нем участвовали также, хотя и в небольшом числе, люди коварные, подобные подводным камням. Они скрывали свое нечестие и тайно одобряли богохульное учение Ария. Итак, когда все собрались, царь повелел приготовить во дворце обширную палату и поставить в ней множество скамей и кресел, чтобы достаточно было их для всего собора архиереев. Приготовив же таким образом все, подобающее их чести, он пригласил их войти и рассуждать о предложенном деле, потом после всех вошел и сам в сопровождении немногих. Он имел прекрасный рост и привлекательную красоту, но особенно удивлял скромностью, выражавшеюся на его лице. Когда поставили для него в середине небольшой трон, он сел, испросив предварительно дозволения на то у епископов. Вместе с ним сел и весь этот божественный сонм. Тут великий Евстафий, имевший тогда предстоятельство в анти–охийской церкви (ибо Филогении, о котором я упомянул выше, отошел в лучшую жизнь, а потому архиереи, священники и весь христолюбивый народ вместо него поставили этого мужа против его воли и повелели ему пасти церковь), первый увенчал главу царя цветами похвал и возблагодарил неусыпное попечение его о предметах божественных [ [87]]. По окончании этой речи всеславный царь произнес и свою речь о единомыслии и согласии, причем напомнил епископам о жестокости прежних тиранов и о вожделеннейшем мире, дарованном во дни его от Бога. Сказал он также, что горестно, и весьма горестно, видеть, как, по низложении врагов, когда никто уже не дерзает противоречить церкви, сами они нападают друг на друга и дают противникам повод к удовольствию и смеху, хотя рассуждают о предметах божественных и имеют в письмени учение Всесвятого Духа. Ибо книги евангелистов и апостолов, равно как предречения древних пророков, говорил он, ясно наставляют нас, как должно мыслить о Боге. Посему удалив враждебный спор, прибавил он, будем брать решение исследуемых вопросов из богодухновенных Писаний. Это и подобное этому говорил царь иереям с сыновнею любовию, как отцам своим, стараясь сделать их согласными в учении об апостольских догматах. И большая часть из бывших на соборе епископов убедились его словами и с любовию приняли единомыслие и здравое учение. Но некоторые немногие, о которых я и прежде упомянул, и, кроме их, Минофант Эфесский, Патрофил скифопольский, Феогнис, епископ самой Никеи, Наркис, епископ Неронии, бывшей городом второй Киликии и называемой ныне Иринополисом, также Феона мармарикский и Секунд, епископ Птолемаиды египетской, противоречили апостольским догматам, держась стороны Ария. Они даже письменно изложили и представили собору своем исповедание веры, которое, по прочтении, всеми названо было подложным и искаженным и тотчас разодрано. Но когда восстал против них сильный ропот и все начали обвинять их в измене благочестию, они убоялись и, встав первые, кроме Секунда и Феоны, отлучили Ария. Низложив таким образом этого нечестивца, епископы с общего согласия начертали исповедание веры, сохраняемое и поныне в церквах, и, утвердив его своим подписом, оставили собрание [ [88]]. Впрочем упомянутые мною епископы приняли это исповедание коварно и неискренно, что подтверждается и последующими замыслами их против поборников благочестия, и писаниями последних против первых. Так именно писал о них упомянутый выше епископ антиохийский Евстафий, когда описывал соборные деяния, объяснял богохульство еретиков и изъяснял место из Притч: «Господь созда мя начало путей своих в дела своя» (8,22). Теперь я перейду уже к повествованию о самих деяниях собора.
Глава 8. Обличение Ариан из сочинений Евстафия и Афанасия
Какие это деяния? «Когда для рассуждения о делах веры собрался в Никее великий собор, на котором соединилось около двухсот семидесяти епископов (говорю: около, потому что по многочисленности собравшихся не могу с точностью определить числа их, да притом я и не исследовал этого с особенною заботливостию), и когда стали устанавливать символ, на среду явилось сочинение Евсевия [ [89]], исполненное богохульного его учения. Быв прочитано вслух всем, оно тотчас причинило слушателям неизъяснимую скорбь своим безобразием, а самого сочинителя покрыло невыносимым стыдом. Теперь работа евсевиан обнажилась, и нечестивое сочинение их в виду всех разодрано; но вместе с тем некоторые из сообщников их, прикрываясь именем мира, заставили умолкнуть всех лучших защитников истины. Боясь, сак бы по приговору столь великого собора не быть изверженными из церкви, приверженцы Ария встали и предали анафеме осужденное собором учение, а символ, изложенный единодушным согласием, собственноручно подписали. Таким образом, через многие происки удержав за собою предстоятельство, тогда как им надлежало бы находиться под покаянием, они то скрытно, то явно стали покровительствовать отвергнутым соборно мнениям и подтверждать их различными доказательствами. Кроме того, желая укоренить насаждение плевел, они остерегались встречи с людьми сведущими, уклонялись от надзирателей и таким образом побороли проповедников, благочестия. Но мы веруем, что люди безбожные не могут преодолеть божественного. «Аще бо паки возмогут, и паки побеждени будут», — скажем словами велегласного пророка Исайи (8,9). Так–то пишет великий Евстафий! А споборник его и защитник истины, преемник в предстоятельстве знаменитому Александру, Афанасий в послании своем к Афрам между прочим прибавляет следующее. «Когда собравшиеся епископы желали истребить выдуманные арианами нечестивые изречения, то есть, что Сын из не сущего, что Он — творение и создание, что было время, когда Его не было, и что Его природа изменяема — и написать то, что говорится в Писании, именно, что Сын есть единородный из Бога по естеству, что Он есть слово, сила, единая премудрость Отца, Бог истинный, как сказал Иоанн, или сияние славы и образ ипостаси Отчей, как написал Павел, тогда евсевиане, увлекаясь собственным злым учением, сказали друг другу: согласимся, ибо и мы также из Бога: «един Бог, из него же вся» (1 Кор.8,6), «древняя мимоидоша, се быша вся нова» (2 Кор.5,17.18), и это все из Бога. Они ссылались и на то, что написано в книге Пастырь: «прежде всего веруй, что Бог — один, что Он все сотворил, все устроил и привел из небытия в бытие». Но епископы, видя их злодейство и хитрость их нечестия, яснее высказали, что значит из Бога, и написали, что Сын — из сущности Божией, а твари хотя происходят из Бога же, но в том смысле, что они существуют не из себя самих или не без причины, но имеют начало своего происхождения, между тем как Сын один — собственно из существа Отчего; ибо в этом состоит особенность единородного и истинного Слова Отчего. Такова–то причина, по которой написано — из сущности. Потом епископы опять спросили малочисленных, по– видимому, ариан: называют ли они Сына не творением, а силою, единою мудростию и образом Отца, вечным, ни в чем совершенно не различающимся от Него и Богом истинным? Но евсевиане, как замечено было, дали понять друг другу мановением, что и это–де согласно с нашим учением, ибо и мы называемся образом и славою Божиею (1 Кор.11,7), и о нас сказано: «присно бо мы живии (2 Кор.4,11), и силы многия суть», так же: «изыде вся сила Божия из земли Египетския» (Исх.12,41), притом «силою великою называются гусеница и саранча» (Ин.2,25), говорится еще: «Бог сил с нами, помощник наш Бог Иаковль» (Пс.56). Да за нас свидетельствует не только то, что мы называемся присными Богу; Он назвал нас даже братьями. Поэтому, если Сына называют Богом истинным, то это не печалит нас; ибо соделавшийся истинным действительно истинен. Таково было превратное рассуждение ариан. Но здесь епископы, усмотрев их коварство, собрали из Писаний слова: сияние, источник, река, образ ипостаси, — и выражения: во свете Твоем узрим свет (Пс.56,10), Аз и Отец едино есма (Ин.10,50), и, наконец, ясно и кратко написали,
