В первом матче, быстро прикинув, что югославы послабее их, наши юниоры решили, что сладят с ними «одной левой», и играли небрежно, в ожидании счастливой оказии. Как водится в таких случаях, они пропустили гол и проиграли первый тайм. В перерыве им было сказано, что они ведут себя, как мастера высшей лиги в некоторых матчах. Они выслушали этот сомнительный комплимент, потупив взоры, с пониманием, потому что на своем коротком веку уже повидали футбол разного достоинства. После этого до конца турнира они больше не давали себе никаких послаблений, играли на совесть, отводили душу, забивая гол за голом, в финале хладнокровно свели на нет бурный натиск волевого «Ливерпуля» и побили его чисто, показательно, за счет интересно проведенных острых атак. И получили пять призовых кубков, прекрасную прессу и немалое прибавление к своему боевому международному опыту.
Все-таки приятна победа при хорошей игре! Когда на прощальном приеме наша банкетная команда поднялась из-за стола, не дожидаясь окончания (тянуло к ребятам, мы даже не успели их поздравить), вся ресторанная веранда зааплодировала. Правда, мне показалось, что господин Николетти проводил нас натянуто и суховато, не лишено вероятия, что меценат ждал другого победителя. Нас вез обратно в машине Филипп, прикрепленный к советской команде от клуба «Кавигаль». Рабочий человек, строитель, он в этом любительском клубе учит детвору футболу, являясь, как мы бы сказали, тренером-общественником. Не раз во время наших с ним поездок по городу к нему подбегали мальчонки, он по-отцовски прижимал их к себе сильными, натруженными, добрыми руками и говорил с гордостью: «Мой игрок!» Так вот этот Филипп всю долгую дорогу до загородного отеля то и дело отнимал руку от «баранки», показывал нам большой палец и горделиво улыбался в рыжие усы, полагая, что имел отношение к победе своих советских гостей. И мы доверяли его впечатлению.
В саду перед отелем на высокой мачте висел наш красный флаг, водруженный любезным хозяином в честь пребывания советской делегации. И глядя на него, както само собой набегало: «Все в порядке! Завтра – домой».
Вот что хотелось сказать о турнирчике в Ницце, оперативное сообщение о котором уместилось в несколько газетных строк.
Минуло несколько лет, и напрашивается добавление.
Наша команда осенью того же года на юниорском чемпионате мира в Японии заняла высокое второе место, оправдав тем самым лестные оценки, полученные в Ницце. Быстро пошли в мастера и многие из ее состава – В. Чанов, С. Стукашов, И. Пономарев, И. Гуринович, Я. Думанский, А. Прудников…
Одно меня мучило: форвард О. Таран, дарование которого я, заодно с французскими журналистами, особо выделил, ничем себя не проявлял. Он скитался по клубам, побывал в киевском «Динамо», «Черноморце», ЦСКА, и всюду выглядел неприкаянным, потерянным. И думалось, вот как бывает: герой юношеских турниров к футболу взрослых не подошел и в каких-то двадцать лет у него все в прошлом. То ли Олегу Тарану времени требовалось побольше, чем его сверстникам, чтобы приспособиться, то ли гнули его, самолюбивого, неудачные попытки, то ли не вписывался он в командную игру, не ощущал себя своим, нужным, но долго ничего у него не получалось.
Его час пробил, когда он вернулся в края, откуда был родом – в Днепропетровск, в команду «Днепр». В 1983 году она, будучи на подъеме, дерзнула потягаться за чемпионское звание. Олег Таран стал ее лучшим бомбардиром. Его голы не просто складывались в увесистое число, они смотрелись, были оригинальными, незаурядными.
После того как в последнем, решающем матче со «Спартаком» Таран забил три мяча, я не выдержал и написал в «Футболе – Хоккее» заметку, озаглавленную «Все хорошо, Олег Таран!». Для меня это было как камень с души.
Игра футболом
Один молоденький тренер, только-только прошедший курс футбольных наук и скромно начавший с третьих ролей, начитанный и любознательный, знакомясь со мной, бойко произнес: «Я всегда читаю, что вы пишете, и, по-моему, вы – за игрока». Его заявление показалось мне удивительным, и я спросил: «А разве есть такие, кто против?» Мой собеседник смешался и опустил глаза. Он, как видно, еще не поднаторел в спорах, еще не был уверен в себе, как теоретик.
А я позже не раз вспоминал его слова, и они уже не казались мне удивительными. Быть может, и не придавая большого значения этим словам, молоденький тренер тем не менее коснулся темы большой важности и, я бы сказал, большой спорности.
Люди футбола словоохотливы. Точь-в-точь как записные болельщики, только, может быть, на тон ниже, они по горячему следу обсуждают вчерашний матч, перебирают эпизоды из сыгранных давно, с горечью и вздохами ведут долгие дискуссии о причинах затруднений в нашем футболе, исследуют во-всех тонкостях, как меняется игра с течением времени. Это вовсе не досужие, а необходимые разговоры, ибо футбол, будучи по природе своей вечным, незатихающим спором в планетарном масштабе, требует, так сказать, всестороннего осмысления. И все более настоятельно требует. Неспроста же на каждом шагу слышишь и читаешь, как нечто само собой разумеющееся, что футбол становится не только все более быстрым и атлетичным., но и более интеллектуальным.
Но в последние годы характер разговоров тех, кого мы привычно и уважительно именуем футбольными специалистами, круто изменился. Если в их обществе окажется человек со стороны, так называемый простой болельщик, пусть даже и с высшим образованием, ему придется изрядно напрячься, чтобы уловить, о чем идет речь. Он почувствует себя как бы среди научных работников, непринужденно козыряющих такими терминами, как алгоритм, модель игрока и модель игры, структура, пространство, коалиция, анаэробная и аэробная тренировки, функциональная подготовка, технико-тактические элементы и многое другое в том же роде. Если же этот человек со стороны попытается вклиниться в разговор и по простоте душевной задаст свои прямые непритязательные вопросы, не дающие ему житья, то на него скорее всего посмотрят с жалостью, как на отсталого, а если и ответят, то снисходительно, сквозь зубы.
Почему же футбольный лексикон, прежде общедоступный, вдруг так усложнился, стал мудреным? Что произошло, какие явления тут отразились? Это тем более любопытно, что сугубо научный стиль истолкования футбола приняли далеко не все, иные относятся к нему иронически, считая пустопорожним умствованием, мнимым глубокомыслием, которое уводит в сторону и даже опасно. Правда, эти «далеко не все» не рискуют выступать открыто, как мне представляется, из опасения прослыть ретроградами: у новой моды, как известно, всегда большая сила. Мало того, некоторые, внутренне протестуя против новаций, на словах их поддерживают, зная, что нынче это признак хорошего тона.
Однажды на совещании выступал известный тренер, из пожилых. Он говорил просто и дельно. Но в какой-то момент достал из кармана листок, нацепил очки и стал читать нечто такое, что своими словами изложить был не в силах. Прочитал, доказав аудитории, что и он не лыком шит, спрятал листок, снял очки, облегченно перевел дух и завершил выступление, как начал, просто и дельно. Зная людей, близких этому тренеру, я спросил одного из них, работника института физкультуры': «Не ваше ли сочинение было зачитано?» Он кивнул и слегка развел руками. Жест был очевиден: «Как же без этого?!»
Я отдаю себе отчет в том, что для журналиста было бы самонадеянностью пытаться рассудить и развести стороны, противостоящие в этом приглушенном споре, и в конце поставить самодовольную точку. Таких претензий у меня нет. Просто вижу, что скопились и прибывают разного рода вопросы и недоумения, и грозят стать затором, пробкой, если продолжать стыдливо отводить от них глаза. Уже невозможно не обозначить эти вопросы, поскольку и футболу лучше, если все откровенно. Тогда легче надеяться, что тайные, подспудные несогласия и неясности перестанут нарушать то единство взглядов и усилий, которое
