На следующий день с утра Никита ревностно принялся за дело: купил лошадь, семян, починил соху и борону и приготовил все для пахоты.
Через три дня он покончил с озимым. Вернувшись с поля, он весело сказал Антипьевне:
– Ну вот, бабушка, я и покончил, на будущий год ты будешь с хлебом, а теперь авось как-нибудь проживем.
– Спасибо, родимый, я уже не знаю, какому святому и молиться за тебя.
– Э, бабушка, я делаю это не ради тебя, а ради спасения своей души. Ну, да оставим об этом говорить. Надо позаботиться о том, чтобы не растратить моих последних денег и не остаться нам без куска хлеба, да поправить твою избу, так как зимою здесь жить будет нельзя. Со временем мы поставим новую.
Вскоре он, насколько возможно, исправил полуразвалившуюся избу, – тут подпер ее бревнами, там заделал дыры и проконопатил ее мхом, который Тимоша собрал в лесу. Затем он принялся за свое плотничье ремесло. Одному крестьянину понадобилось построить новую избу, и Никита нанялся к нему срубить и отделать ее. Когда же настала зима, он начал делать рамы, двери, столы и табуретки, отвозил их в город и продавал там. Так он кормился сам, кормил и бабушку с ее внучком, а весной, после посева ярового и посадки картофеля, он снова принялся за постройки изб крестьянам. Господь благословил его труды: урожай вышел прекрасный, хлеба хватило на весь год, бабушка и Тимоша оправились и поздоровели. Строительная работа у Никиты не переводилась. Прошел и еще год, и Никита построил новую избу, вместо развалившейся. Бабушка и Тимоша чуть не молились на него, и все крестьяне полюбили доброго человека: он со всеми был ласков и приветлив, никогда ни с кем не заводил ссор, а всякому готов был услужить и помочь, чем мог.
Прошло шесть лет. Тимоша вырос и из худенького, тщедушного мальчика вышел здоровый и сильный парень, вполне способный к самостоятельной работе, и притом он хорошо изучил Никитино ремесло. Тогда Никита, видя, что он здесь бесполезен, что миссия его тут окончена, решил уйти и поискать себе нового дела. На все уговоры и мольбы бабушки и Тимоши остаться у них он отвечал, что Господь призывает его в другое место, к другим несчастным людям. И он ушел.
V
?На этот раз он тоже прошел верст тридцать, не встретив, по его убеждению, ничего такого, где бы он мог приложить свои труды, хотя он и миновал несколько деревень. Только в полдень другого дня, идя по краю оврага, он вдруг услышал стон. Он заглянул в овраг и увидел там бьющуюся лошадь с опрокинутой телегой, из-под которой раздавался стон. Никита недолго думая спустился в овраг, приподнял телегу и увидал под ней молодого окровавленного крестьянина. С большим трудом он вытащил его из-под телеги, зачерпнул в недалеко протекавшем ручейке воды в бурак, висевший у него на поясе, обмыл кровь с лица и освежил голову раненому. Крестьянин опомнился и сказал ему, что он очень сильно расшибся и не может встать, что его деревня с версту отсюда, он ездил в город с дровами и по продаже их, когда возвращался домой, то дорогой задремал и не знает, как лошадь опрокинула его в ров, вероятно, она соблазнилась густою травой, растущею на краю оврага.
Никита отпряг лошадь, поднял ее, поднял и телегу, потом снова запряг лошадь, поднял раненого, положил его в телегу и вывел лошадь из оврага, затем сам сел и поехал в деревню.
Когда он подъехал к дому крестьянина, то из него выбежала молодая испуганная женщина, оказавшаяся женой раненого; увидев своего мужа лежавшим в телеге, она заголосила было, думая, что он мертв, так он был бледен. Но Никита постарался успокоить ее, рассказав ей о случившейся с ним беде. Затем он с ее помощью вытащил из телеги ее мужа и перенес в избу, где они уложили его в постель. Кроме них, в избе было еще двое ребятишек, мальчик и девочка, трех и четырех лет, – их дети. К счастью, в их селе жил фельдшер, и молодая женщина побежала за ним. Когда пришедший с нею фельдшер осмотрел больного, то нашел, что левая нога у него вывихнута и грудь сильно помята. «Поэтому, – сказал фельдшер, – ему придется пролежать в постели недель шесть». Новая беда. Через неделю приходилось убирать хлеб, а кто это сделает? Молодая женщина опять заплакала, но Никита и тут постарался успокоить ее. Он сказал, что не уйдет от них, пока не выздоровеет ее муж, и сделает за него все, что нужно, и платы за это не возьмет никакой. Молодая крестьянка не знала, как и благодарить его, она говорила, что, видно, Сам Господь сжалился над малютками и послал им такого благодетельного человека. Итак, Никита остался у них. Через неделю он уже с ранней зари и до позднего вечера работал в поле. Он прожил у них вплоть до сентября, пока не убрался со всеми полевыми работами и пока не выздоровел крестьянин. За это время все душой полюбили его, даже дети привязались к нему и звали его «добрым дядей», потому что он постоянно ласкал их и делал им разные игрушки.
Первого сентября он собрался уходить. Спасенный им крестьянин и его жена долго упрашивали его остаться у них на зиму, но он сказал им, что, когда нужно было, он с радостью послужил им, а теперь должен послужить другим. И он ушел.
VI
?Два дня он шел, прошел верст сорок. На третий день утром, пройдя одно большое село, встретил он почтенного старика с длинною седой бородой, с котомкой за плечами и длинной палкой в руке, а за другую держалось двое детей, девяти и десяти лет. Старик был слепой. Никита остановился, посмотрел на него и спросил:
– Куда ты, дедушка, идешь?
– В село, родимый, милостыньку просить, Христа ради.
– По какой причине, дедушка, дошел ты до такого положения? Разве у тебя нет кормильца?
– Нет, родной, нет. Господу было угодно наказать меня за грехи мои. Его святая воля. Две недели тому назад у нас ночью почти вся деревня выгорела, сгорела и моя изба, а в ней и дочь моя с зятем. Спаслись только вот эти два малыша, мои внуки, да я, и то потому, что мы спали не в избе, а на дворе под навесом.
– Где же ты теперь живешь?
– Да в сараюшке, милый человек, сараюшка каким-то чудом уцелела. Вот мы там и помещаемся, пока еще не холодно. А настанет зима, придется замерзать, если добрые люди не помогут... Ох, грехи, грехи наши!..
И две крупные слезы скатились из слепых глаз старика, как две светлые росинки, и повисли на его седых усах.
– Не горюй, дедушка, – сказал Никита, – Господь даст, я помогу тебе.
– Ах, что ты, добрый человек, разве это можно, ведь ты мне не родной.
– Это ничего, мы все братья... Господь приказал любить ближнего, как самого себя.
– Оно так-то так, а все-таки как же это...
И старик в недоумении качал головой, как бы не веря тому, что слышит.
– Да так, дедушка, вот вернемся теперь в твою деревню, покажи мне твое пепелище, и, Бог даст, я опять тебе все устрою.
– Ах, добрый человек, спаси тебя Господь! Ах, Царица Небесная!.. Да ты человек или ангел? Как твое святое имечко?
– Никитой зовут меня.
– Никитушкой? Хорошее имечко, хорошее... Ты из этого села?
– Нет, дедушка, я дальний и одинокий... Я буду тебе за-место сына.
– Спасибо, родимый, спасибо!.. Вот нежданная милость Божия! Да пошлет тебе Господь счастье ради сироток моих.
И они вернулись.
Деревня была небольшая, одна сторона ее почти вся выгорела, у некоторых изб уцелела одна стенка, у других две. Никита обратил на это особое внимание. У старика уцелели только последние два венца.
Сложив в его сараюшке свою котомку, он тотчас пошел отыскивать хозяев уцелевших стенок, предполагая купить их. Это ему и удалось: мужики, нуждаясь в деньгах, охотно продали их и взяли очень дешево. У Никиты деньги были: то, что он истратил у Антипьевны, он после пополнил своими трудами.
Радостный, вернулся он к деду и сообщил ему, что успел сделать, вместе с тем он принес хлеба, луку и квасу, и они все сытно позавтракали.
После этого Никита, не теряя времени, принялся за работу, за очистку пепелища. А на другой день он уже перетаскивал купленные бревна. И работа закипела.
