Микеланджело Буонарроти

развлекаясь, выбрасывали в них грязные золотые приборы. Разумеется, гости были в шоке от увиденного. Ведь им и в голову не могло прийти, что слуги прятались в кустах под окнами дворца и ловили посуду сетями, чтобы этот же фокус можно было повторить на следующем пиру.

Вот таким человеком был Павел III из семейства Фарнезе. Но, как ни странно, Микеланджело быстро привязался к нему. Как пишет Надин Сотель, «он ценил его культуру, его юмор, его целостность»¹⁹⁰.

Скрытые послания Микеланджело

Для Микеланджело после разграбления Рима и покорения Флоренции Страшный суд не прекращался.

Разве сам Данте мог бы придумать ад более сумрачным, чем все эти повторяющиеся ужасы, в которые Господь бросал свои творения?

– Нет, – размышлял Микеланджело, – Страшный суд – это не система. Тут каждое событие должно отличаться от другого. Дева Мария? Она будет находиться рядом со своим огромным Сыном-Карающим, в самом центре фрески. Лишь следы на теле будут напоминать о Его Распятии, но они будут почти невидимы. Верующие должны понимать, что момент заступничества Богоматери прошел.

Художник долго думал над идеей новой фрески, и в конечном итоге она получилась у него полной скрытых посланий, являющихся неопровержимым доказательством не только таланта ее создателя, но и существования у него собственной философии.

Первым шагом стала реконструкция стены: окна заделали, а некоторые первоначальные фрески – уничтожили. По утверждению Бенджамина Блеча и Роя Долинера, форма стены была изменена, и она стала своими очертаниями «совпадать с тем, что на иврите называется luchot, Скрижали Закона Божьего, содержание которых известно всем как десять заповедей»¹⁹¹.

Подтверждает это и искусствовед Энрико Бручини, один из главных экспертов музеев Ватикана, который пишет, что «на фреске «Страшный суд» влияние иудейской культуры вполне очевидно». Он также подчеркивает тот факт, что «огромная фреска точно повторяет формы скрижалей Моисея»¹⁹².

Когда форму стены изменили и поверхность была готова к росписи, Микеланджело построил леса и подобрал надежных помощников, чтобы готовить штукатурку и краски. На этот раз даже цветовая гамма фрески должна была отличаться от того, что было им сделано на потолке. Дело в том, что там Микеланджело практически не использовал оттенков синего, ведь синяя краска для фресок в те времена стоила очень дорого, так как ее изготавливали из лазурита, полудрагоценного камня, привозимого из Персии. В свое время Юлий II заставлял художника покупать краски за деньги из собственного кармана, поэтому Микеланджело и экономил, теперь же роспись алтарной стены оплачивалась семейством Фарнезе, а это значило, что деньги можно было не считать. В итоге фоном гигантской росписи Микеланджело выбрал небесно-голубой цвет, а «Страшный суд» стал, пожалуй, самым дорогим живописным произведением за всю историю человечества.

Как и положено, художник начал работу с верхней части стены, а потом медленно стал продвигаться вниз, разбирая леса. Четыре года он самостоятельно расписывал огромную стену (площадь фрески составляет 13,7 на 12,2 метра – или 167 квадратных метров). Ему помогали всего несколько человек, но они не участвовали в росписи. Более того, Микеланджело сам перетаскивал тяжелые лестницы с места на место, хотя ему было уже за шестьдесят.

Сверху на фреске художник изобразил ангелов, несущих предметы, связанные с мучениями Христа: крест, терновый венец, колонну, у которой бичевали Христа, и т. д.

Специалисты отмечают, что Микеланджело, в отличие от других художников, изображал ангелов без крыльев и нимба. У него все они – красивые стройные юноши, в большинстве своем – абсолютно обнаженные. Что это было? Может быть, символ человеческого происхождения страстей, перенесенных на небеса.

Ниже уровня ангелов изображены праведники, окружающие Иисуса. Все они получили право на вечную жизнь вместе с ангелами и рядом с Христом. Одна поразительная деталь: прямо над головой Иисуса находится прекрасный златовласый ангел, облаченный в красное, и он указывает на двоих мужчин, находящихся в круге праведников. Эти мужчины несомненно евреи, о чем говорит их одежда, которую предписывала носить евреям Церковь. А перед ними изображена женщина с покрытой головой, шепчущая что-то на ухо юноше. Этот юноша явно напоминает Пико делла Мирандолу, наставника молодого Микеланджело во дворце Лоренцо Великолепного.

В центре фрески Иисус Христос. Справа – святой Петр. Рядом с ним – святой Павел. По другую сторону от Иисуса – его мать Мария.

Иисус Микеланджело не похож на традиционные изображения: у него нет бороды, а фигура его напоминает человека, много лет занимавшегося культуризмом. Он больше похож не на Иисуса, а на мускулистую древнегреческую статую – смесь Аполлона с Гераклом.

Словно сообщник, Христос смотрит чуть вниз – на святого Варфоломея с ободранной кожей, держащего в одной руке пыточный нож, а в другой – свою содранную кожу. Это классическое изображение: замученного святого Варфоломея всегда рисовали держащим свою кожу и с ножом в руках.

Биограф Микеланджело Марсель Брион отмечает:

«В «Страшном суде» он оставит собственный портрет, который на этот раз будет в равной степени как физическим, так и моральным. Но он упрячет его так хорошо, что пройдут столетия, прежде чем кто-то догадается его открыть. Он займет место жертвы. Разве это не подходит ему, страдавшему столько лет? Слово жертва часто возникает в его поэмах <…> Среди всех святых <…> Микеланджело ближе всех святой Варфоломей, с которого, живого, содрали кожу, а потом распяли на кресте. Вот вам и образ человека, с тела и души которого содрали кожу. Только и всего. Но было бы слишком просто, слишком прямолинейно придать его черты святому Варфоломею. Он спрячется более надежно. Под развевающимся в руках жертвы флагом. Именно это лицо, с которого содрана кожа, и сама эта жалкая пустая оболочка, смешная и отвратительная, станут портретом Микеланджело, его единственным аутентичным автопортретом, которым мы располагаем, самым правдивым, самым глубоким, самым ясным в его горькой ироничности. Портретом, воспроизводящим во всей полноте и сущности человека, павшего жертвой в равной степени как радости, так и горя, человека великих неосуществленных мечтаний, изголодавшегося по любви и не перестававшего бежать от нее, своего собственного палача. Но никакой палач не сравнится по изобретательности и жестокости с тем, кто терзает себя сам»¹⁹³.

Как мы уже говорили, в те времена авторам запрещалось подписывать свои работы, заказанные Ватиканом. Но, как и в случае со скульптурой «Пьета», Микеланджело тайно «подписал» фреску, только вместо своего имени он изобразил на ней свое лицо. Считается, что это был еще один протест художника. Он словно показывает нам всем, что приказ папы возобновить работы в Сикстинской капелле был для него мучением не менее тяжким, чем снятие кожи с живого человека.

А вот что пишет Надин Сотель:

«Святые, сгруппированные вокруг Христа, не выглядят красивыми. Их позы скорее требующие, враждебные.

Справа от Вечного Судьи – избранные; слева – приговоренные.

А в глубине? Серо-голубой фон, без всякой глубины. А форма? Темная, погасшая. А перспектива? Она отсутствует.

Толпа персонажей будет словно надвигаться на зрителя, как войска на марше, безразличная к массивным ангелам и демонам с человеческими фигурами, расположенным на высотах и в люнетах»¹⁹⁴.

Еще одна поразительная деталь: за фигурой святого Варфоломея Микеланджело изобразил мужчину в профиль – это Томмазо деи Кавальери. С другой стороны, также под фигурой Христа, находится святой Лаврентий¹⁹⁵ с железной решеткой в руках, выше – женщина с платком на голове. Это Виттория Колонна, о которой мы расскажем ниже.

Томмазо – единственный человек на всей гигантской композиции, кто смотрит Христу прямо в глаза. Это стало ясно после недавней реставрации фрески. Как утверждают Бенджамин Блеч и Рой Долинер,