Понсель. Спектакли тогда были гораздо более оригинальными и по сегодняшним меркам даже эксцентричными, но как же приятно услышать необычную трактовку такой знакомой партии. Я не люблю калласовскую студийную запись «Травиаты», считаю ее слишком аккуратной, какой-то засушенной и лишенной всех тех качеств, благодаря которым прославилась Каллас. Однако ее живая запись из Ла Скала с Карло Марией Джулини воистину прекрасна. Моей любимой «Травиатой» с Пласидо Доминго и Илеаной Котрубас, певицей с мерцающим голосом, дирижирует Карлос Клайбер. Я слушаю записи и отбираю интересные приемы. Я могу позаимствовать удачную интонацию или драматическую идею, а заодно учусь, как не надо делать.
Может, я по-прежнему слишком много учусь и постоянно нахожусь в конфликте с собой, не понимая, должна я как актриса исповедовать простоту или изысканность, прямолинейность или утонченность. Как-то одна знаменитая Виолетта пришла мне на помощь. Рената Скотто всегда олицетворяла для меня богатое творческое воображение и артистизм. Ее игра и пение просто завораживали. Рената любезно согласилась позаниматься со мной перед отъездом в Хьюстон и особенно помогла с языком. Для меня петь по- итальянски не так просто, как по-французски и по-немецки, на которых я говорю, поэтому содействие итальянки оказалось крайне полезным.
Виолетта — необычайно живой персонаж, что позволяет создавать яркие и совершенно разные трактовки образа. Когда я первый раз пела эту партию в Хьюстоне, постановкой руководил Фрэнк Корсаро, имевший весьма оригинальный взгляд на главную героиню. В том спектакле, в первом акте, злая, разъяренная и пьяная Виолетта металась по сцене с бутылкой шампанского в одной руке и бокалом в другой и выглядела не слишком привлекательно. Такое прочтение вполне имеет право на существование, ведь, по правде говоря, Виолетте есть на что злиться. Возможность представить героиню в неожиданном свете вдохновила меня на более пристальное изучение образа, и я продвинулась много дальше, чем если бы действовала в одиночку. В постановке Метрополитен-опера Виолетта совсем другая, но благодаря хьюстонскому опыту я была готова к новой трактовке и чувствовала себя абсолютно органично.
Мое заветное желание — в день спектакля раздвоиться и оказаться одновременно на сцене и в зале. Если бы я могла взглянуть и послушать себя со стороны, оценить, какая фраза, какой взгляд, какой жест удались мне лучше всего, то я могла бы создать образ еще более убедительный. Очень полезно петь перед зеркалом или просить преподавателя посидеть в зрительном зале, но ничто так не помогает увидеть сильные и слабые стороны представления, как видеозапись. Помню, мы с подругой были на фестивале Сполето в Италии (снова Италия!), и я впервые пела Графиню. Местная газета окрестила нас «дамы из Балтимора», намекая на не слишком благородные манеры. Просматривая видеозапись того выступления, я была поражена, насколько неуклюже выглядела на сцене: руки напряжены, большие пальцы торчат вверх, а остальные растопырены. С тех пор я всегда обращаю внимание на то, как певцы жестикулируют. Тогда же мне срочно пришлось учиться снимать напряжение, расслаблять большие пальцы и красиво жестикулировать.
У спортсменов есть возможность просматривать повторы во время игры и обсуждать записи игр перед матчем. Я убеждена, что, если бы мне удалось посмотреть больше собственных выступлений, я стала бы лучшей актрисой, чем сейчас. К несчастью, в театрах фото- и видеосъемка запрещены, дабы не поощрять любителей тиражировать пиратские записи. Но когда ведут трансляции из Метрополитен-опера, делают три черновые записи; изучая их, я невероятно много узнала об игре и пении. Режиссер телевизионной версии метовского «Отелло» Брайан Лардж очень поддержал меня, когда после просмотра первой черновой записи я готова была выброситься из окна. Пробы отличались от записи, вышедшей в итоге на телевидении, как день от ночи благодаря тому, что Брайан нашел лучшие ракурсы и подобрал освещение. С тех пор я подробно записывала свои впечатления от игры и пения после каждого просмотра. Для меня пересматривать эти кассеты так же тяжело, как для большинства людей слышать свой голос на автоответчике. Но я заставляю себя, потому что без честного, беспристрастного отчета я не смогу стать лучше, а буду лишь мучиться и сомневаться.
ГЛАВА 12
ЗА СЦЕНОЙ
Как мне хочется посмотреть спектакль из зрительного зала, так зрителям — проникнуть за кулисы. Театр, с его закулисной суматохой и зрителями в бархатных креслах, сродни пятизвездочному ресторану, где в кухне носятся туда-сюда повара, а в зале элегантные посетители вкушают деликатесы. Невозможно поверить, что в одном здании в одно и то же время кипят две параллельные жизни, впрочем, в первом случае их объединяет музыка, а во втором — еда.
Из служебного входа Метрополитен-опера попадаешь прямиком на автостоянку. Мне повезло с водителем — Ричарду Бернсу я могу доверить даже своих дочерей. (Однажды на полпути домой в Стэмфорд я вспомнила, что забыла девочек в городе. Ричард так круто развернул машину, что мы чуть шеи себе не свернули.) Обычно я стараюсь приехать за полтора-два часа до спектакля, чтобы успеть загримироваться, распеться и, самое главное, войти в образ.
Поздоровавшись с охраной, я миную длинный цементный коридор со шкафчиками вдоль стен и направляюсь к гримерным комнатам. Если перед зданием оперы красуются великолепные светильники, а внутри радуют глаз позолоченные ложи, то за кулисами потолки низкие, свет тусклый и обстановка вовсе не роскошная, зато знакомая и удобная. Потертая темно-красная ковровая дорожка, около гримерных — старомодные столы и стулья, как будто позаимствованные из приемной дантиста середины пятидесятых. Из глубины коридора доносятся голоса других исполнителей, приехавших раньше меня, — они повторяют партии перед представлением.
Если целый день до этого я не пела, разминка просто необходима. Хорошая репетиция равносильна двадцатиминутному или получасовому разогреву. Но единого ритуала не существует, ведь никогда заранее не предугадаешь, как сегодня поведет себя голос. На его звучание влияет множество факторов: хорошо ли ты выспалась, что ела, устала ли, каковы влажность воздуха и давление, не переменилась ли погода, насколько сложна исполняемая музыка, волнуешься ли ты. Важны даже такие мелочи, как аллергия на еду или шерсть животных и метеочувствительность. На состоянии голоса сказывается даже авиаперелет, потому что в самолете запросто можно подхватить какую-нибудь респираторную инфекцию. И даже если удалось справиться с микробами, не стоит забывать про чересчур сухой воздух и разницу в часовых поясах, из-за которой чувствуешь себя совершенно разбитой. В самолете я всегда уверяю себя, что все будет прекрасно. Пью много воды, стараюсь не употреблять кофе и алкоголь, а по прибытии непременно спрашиваю свой организм, не хочется ли ему поспать.
Когда столько времени проводишь в дороге, не так-то просто каждый день заставлять себя поддерживать голос в тонусе. Это требует неимоверных физических и вокальных затрат. Распеваясь, я внимательно прислушиваюсь к себе и своему состоянию. Не напряжены ли мышцы? Правильно ли я дышу? Дыхательные мышцы нужно размять в первую очередь, в противном случае челюсти и лицевые мускулы не смогут резонировать должным образом. Потом я расслабляю шею, трапециевидную мышцу, плечи и грудь, снимаю напряжение в спине. Тут надо быть очень внимательной — самые незначительные проблемы способны произвести разрушительный эффект.
Порой я прибегаю к помощи зеркала. Высовываю язык и широко зеваю. Я использую технику Александера[90], выпрямляюсь, высвобождаю шею и спину; пилатес же помогает мне найти правильную точку опоры, повышает выносливость и развивает дыхание. Я знаю, что многие певицы практикуют йогу. Это лишний раз доказывает, как далеко мы ушли от образа дивы, питающейся шоколадом и передвигающейся в фаэтоне (ничего не имею против того и другого), ведь современный образ жизни требует недюжинного здоровья. Итак, я концентрируюсь на расслаблении брюшной полости и мышц грудной клетки, чтобы максимально хорошо дышать. Проверяю, правильно ли
