дневных перехода. Сегодня мы добираемся до границ оазиса за два часа на моторизованных «верблюдах»!
Плодородная зона Фаюма, обрамленная пустыней, орошается 324 каналами-общей длиной 1298 км. Для этого подходят еще 222 канавы общей длиной 964 км [14].
Из радиоприемника в автомобиле лилась молитва. Камаль, хотя был за рулем, трижды склонил голову к рулевому колесу. «Речь идет о воде», — объяснил он позже. Шейх Эль-Азхар, высший суннитский священнослужитель, обратился к верующим, чтобы они молили Аллаха о воде. Лето 1988 г. было седьмым сухим годом на высокогорьях Эфиопии. Без дождя никакой воды в Ниле, без воды в Ниле — заилившиеся каналы, без каналов — никакого земледелия.
— Все же у Египта есть Асуанская плотина, возведенная при Насере. Я думаю, она регулирует воду в Ниле, — сказал я сочувственно.
Камаль снова засмеялся. Он смеялся всегда, однако на этот раз он насмехался над моим невежеством:
— Вода в водохранилище за последние годы опустилась почти на 25 м. Если в Судане или Эфиопии два месяца нет дождя, турбины должны остановиться. Плохо для всего, что зависит от электричества! И тогда ручей, в который превращается Нил, не в состоянии поить еще тысячи каналов справа и слева от себя. Поля сохнут. Знаете ли вы, что это значит для 53 миллионов египтян?
Это несложно было представить. Тысячелетиями вся эта страна зависит от единственного источника воды. В настоящее время здесь орошаются 2,6 млн гектаров полей, которые ежегодно поглощают 49,5 млрд кубометров воды. При этом потребление питьевой воды ежегодно возрастает на 3,5 млрд. кубометров. Кем бы ни был фараон, который приказал создать Меридское озеро, он должен был быть дальновидным властителем!
После 90 км езды на обочине появилась первая зелень. Торговцы, занявшие исходные позиции на шоссе, махали руками и протягивали нам букеты роз, гирлянды лука и даже живых индюков.
После поворота показался первый канал. В мутном желтом бульоне плескались веселые дети. Я попросил притормозить. Камаль больше не смеялся. Лицо его приобрело серьезное выражение.
— Бильгарциоз? — спросил я. Камаль кивнул.
Каналы были заражены бильгарциозом, это микроскопические черви-сосальщики, которые называются по имени немецкого врача Теодора Бильгарца (1825–1862). Он открыл возбудителей болезни, которые проникают через кожу в кровеносную систему. Смертоносные микроскопические существа размножаются в печени, вызывая болезни печени, кишок и мочеполовой сферы, которые раньше неизменно влекли за собой гибель человека. Сегодня существуют лекарства против бильгарциоза. В сотрудничестве с Всемирной организацией здравоохранения египетское правительство с давних пор ведет борьбу против коварной болезни. Ее возбудители взрывообразно размножаются по заилившимся берегам каналов — там, где вода застаивается.
— Почему детям разрешают здесь купаться?
Камаль встряхивает головой: «Ведутся разъяснительные кампании по телевидению, по радио, в школах и даже с помощью комиксов. И все же многие жители сельской местности не воспринимают это всерьез, полагаясь на волю Аллаха».
Они богобоязненны, честны и нетребовательны, эти усердные крестьяне и их семьи, которые из года в год проводят дни на жарких клочках земли в пустыне. Здесь сажают хлопок, тут растут бобы, кукуруза, огурцы, рис, картофель, лук, чеснок, цветная капуста и арбузы. Уборочные машины здесь редкость, согнутые спины женщин и детей дешевле. Группы пальм образуют тень. Каждая часть пальмы, от ствола до волокна, полностью используется. Перед глиняными домами сидят женщины и плетут корзины, лепят из глины миски, лампы, разные фигурки, а нежные детские руки раскрашивают эти вещицы в яркие цвета. Время как будто остановилось.
Камаль указывает вперед: «Это Эль-Медина, столица оазиса, но ее сегодня чаще называют просто Фаюм. Раньше она должна была носить имя Города крокодила».
— Должна была?
Камаль покачал головой и снова засмеялся: купающиеся дети были забыты, забыт и бильгарциоз: «Она уже однажды звалась Городом крокодила, это точно известно. Однако под «Городом крокодила» каждый подразумевает место, которое упоминается у древних авторов, — Город крокодила на Меридском озере».
— Так она им не была?
Мой сведущий в археологии водитель пожал плечами, скривив углы рта в плутовской ухмылке: «В Древнем Египте были разные города Крокодила, и в каждом по большому храму — от дельты Нила вверх до Асуана крокодил всегда почитался в какой-либо форме. Здесь, в Фаюме, в каждой деревне имелся свой, так сказать, центр крокодила. Трудно сказать, о каком именно Городе крокодила, собственно, говорил Геродот…»
«Все не так-то просто», — подумал я.
Мы медленно лавировали в людской толпе и обогнали грузовик, который был нагружен верблюдами. Даже животным в этой стране живется лучше, чем людям!
В канале, который протекал через середину города, лениво вращались четыре огромных черно- коричневых водяных колеса. Они охали, трещали, пищали, стонали, как будто сотня тысяч скрытых духов рабов стенала под невидимыми кнутами надсмотрщиков. Колеса эти крутятся вечно: это единственный перпетуум-мобиле, который я видел в своей жизни. Мне сказали, что в оазисе Фаюм примерно двести таких водяных колес. Колеса направляют воду в различные каналы и поднимают на другой уровень, и все это без помощи электричества или какого-нибудь искусственного источника энергии. Вода реки — единственный источник. В мощных колесах, которые представляют собой замечательный образец древнего искусства, применяются широкие лопасти, которые ныряют в воду при каждом обороте. Движимое течением колесо должно вращаться. Наряду с большими лопастями, в каждом колесе имеются еще несколько лопастей поменьше, которые при погружении заполняются водой и поднимают ее при каждом обороте в выше расположенный канал. Максимальная высота этого вечного водяного подъемника зависит от размера колеса. Поразительную изобретательность проявил человек уже тысячелетия назад!
Примерно в 10 км в юго-восточном направлении, тотчас за деревушкой Хавара поднимается темно- серой горой пирамида Аменемхета III. Издалека она напомнила мне опрокинутый, срезанный вверху пудинг с несколькими вмятинами. Я не был склонен к предубеждениям и очень обрадовался бы, если б обнаружил возле пирамиды хотя бы намеки на лабиринт.
Однако около будки, в которой дремал одинокий полицейский, очнувшийся от сна при нашем появлении, висела черного цвета окантованная доска с надписью: «Здесь был лабиринт в 3000 комнат величиной 305 х 244 метра». Остатками же этих «3000 комнат» и не пахло…
Я лазил здесь несколько часов, заглядывал под мелкие стены птолемеевских и римских времен, светил сильной лампой на палке в отверстия и шахты, настойчиво искал «стены с рельефами» (Геродот). Единственным, что вообще напоминало о бывших храмах, было несколько глыб из асуанского красного гранита. Никаких «пластин из камня чрезвычайной величины» (Страбон), никаких следов «больших блоков из сиенита» (Плиний), совсем ничего, указывающего на какие-то нечеловеческие творения (Геродот).
Ступень за ступенью я забирался наверх по юго-западному углу пирамиды, искал под серо-черными иловыми кирпичами что-нибудь исключительное, что-нибудь гранитное, — то, что могло бы донести до нас груз гигантских фигур, вырубленных в пирамиде (Геродот). Я не нашел ничего. Пирамида давно уже частично разрушена, жители окрестных деревень вовсю пользовались готовым стройматериалом для возведения своих домов. Вершина сооружения отсутствовала полностью: там, наверху можно было спокойно
