Диоскурам, близнецам и сыновьям Зевса. Разве Александр также не сын Зевса, а Клит не его молочный брат?[31] Но судьба сильнее людей и даже богов, и порой ее неотвратимости угодно, чтобы воин вышел за пределы предписанного и совершил тяжкие бесчинства.
Мы будем придерживаться наиболее трезвого рассказа, а именно того, что принадлежит Арриану (IV, 8–9), поскольку Курций Руф и Плутарх добавляют к свершившейся драме всякого рода украшения: «Говорят, что в тот день Александр пренебрег Дионисом и принес жертву Диоскурам… Затем попойка продолжалась дальше (ибо и в отношении застолий Александр позволил себе нововведения в варварском духе), и разговор зашел о Диоскурах, про то, что их происхождение стали возводить к Зевсу, тем самым лишив отцовства Тиндарея. И некоторые из присутствовавших… из лести Александру начали говорить, что подвиги Полидевка и Кастора[32] не идут ни в какое сравнение с деяниями Александра, а были и такие, что не удержались и в опьянении затронули также и Геракла… Было явно заметно, что Клит давно досадует на произошедшую в Александре перемену в сторону варварских нравов, а кроме того, на слова тех, кто ему льстит. Также и он был разогрет вином и потому воспротивился богохульству, а также тому, чтобы Александру доставляли столь нелюбезную любезность, понося дела древних героев. Да и самого-то Александра подвиги вовсе не так велики и удивительны, как превозносят их эти люди, и к тому же он свершил их не один, но бoльшая их часть по праву принадлежит македонянам. Эти слова затронули Александра за живое… Клит, будучи уже вне себя, начал превозносить деяния Филиппа, а Александра и его достижения развенчивать. Клит был уже совсем пьян, и он принялся ругать Александра на все лады, упрекая его в том, что это он, Клит, спас Александра в битве при Гранике… „Вот эта самая десница, — вскричал он, — спасла тебя тогда!“ Александр был более не в состоянии переносить его пьяные поношения, он вскочил на ноги и бросился было на Клита, однако окружающие его удержали… Товарищи не смогли его больше удерживать, он вскочил и, выхватив копье у одного из своих телохранителей, пронзил им Клита». Видя истекающее кровью тело, убийца мгновенно понял, какое преступление совершил и всю меру своего безумия. В полном расстройстве чувств, впав в совершенное отчаяние, этот опамятовавшийся Геракл завыл от горя. В течение трех дней он отказывался пить и есть, не мылся и не брился, а только рыдал…
Между тем как прорицатели и жрецы пытались утешить Александра, возлагая его несчастье скорее на счет гнева Диониса, чем злобной выходки самого Александра, и напоминая ему о предсказаниях и о всемогуществе Судьбы, философ Анаксарх из Абдер, ученик Пиррона, предложил Александру вершить правосудие так, как ему заблагорассудится, поскольку, будучи Царем царей и представителем высшего из богов — Зевса — на земле, он является сразу и справедливостью и правосудием, то есть Фемидой и Дикой в одном лице. Дав логическое обоснование такому применению власти, этот предшественник Макиавелли побудил Александра соединить македонскую монархию с абсолютной властью азиатских государей. Каллисфен, уже в который раз мусоливший изречения из «Политики» и «Никомаховой этики» Аристотеля, горячо возражал. Мы снова встречаем эти мысли в «Письме Аристотеля Александру», известном нам лишь в арабском переводе VIII века и, возможно, являющемся школьным упражнением эллинистического времени69.
Самое существенное можно изложить несколькими словами: «С греками следует обращаться как вождю (??????), а с варварами — как абсолютному господину (????????). Не задевай другого приказом, который сделает из тебя не правителя, но господина, не царя, но отвратительного тирана. Пользоваться властью над свободными и благородными людьми лучше, чем помыкать рабами, даже когда их огромное число. Знай, что всякое покушение на их достоинство более жестоко для свободных людей, чем покушение на их имущество или их тело, потому что они охотно отдали бы и то, и другое, чтобы сохранить невредимыми благородство и достоинство». Вот почему всего через несколько месяцев после недостойных высказываний Клита и его смерти, в начале 327 года в Бактрии-Зариаспе открылось то, что было названо заговором пажей, членов того элитного корпуса, который был у македонян своего рода питомником по подготовке военачальников и чиновников.
Юный Гермолай, сын одного военачальника гетайрской кавалерии, считавшийся к тому же учеником дерзкого Каллисфена, убил кабана, которого царь намеревался свалить собственноручно. Уступив своему гневу, царь распорядился прилюдно выпороть молодого человека и отобрал у него коня. Гермолай, которого уязвило совершенное над ним насилие и, вероятно, подталкивал Каллисфен, вместе с девятью другими пажами замыслил заговор с целью убить тирана вечером во время пира. На них донес брат одного из заговорщиков, их взяли под стражу, пытали и побили камнями. Передают, что Гермолай якобы сказал Александру на военном совете: «Мы задумали убить тебя, потому что ты перестал управлять нами как свободнорожденными людьми, а начал помыкать, словно мы рабы» (
Мы уже рассказывали о том, что греки, как они решили, отыскали в долине Свата, у подножия горы Мерос, место рождения Диониса, родившегося из бедра Зевса, и как, овладев крепостью Пир Сар и покорив весь Пенджаб, они сочли, что превзошли местных богов Шиву и Кришну, уподобленных Дионису и Гераклу. Говорили мы и о том, как Александр и его молодые штабисты, движимые горячим сочувствием к восточным мудрости и нравам, подружились близ Таксилы с двумя индусскими мудрецами Каланой и Дандамидом. Основные положения их учения сохранены в рассказах Онесикрита, товарища Александра, и Мегасфена, который отправился в Индию поколение спустя.
Бoльшая часть аналогий, которые прежде считались порождением фантазии, с точки зрения современных индологов, оказываются полными смысла70. К примеру, Мерос — это на самом деле гора Меру, на которой посреди Джамбудвипы живут бессмертные боги. В начале «Махабхараты» повествуется о том, как, собравшись на Меру, боги решили изготовить напиток «бессмертия», «амриту», пахтая молочное море горой Мандарой, как бог Шива поглотил все смертоносные испарения и уничтожил их в своем теле и как после ужасной борьбы с демонами драгоценная жидкость осталась у богов. Грекам из этого эпизода запомнились лишь освежающие ветерки и целебные воды горы Меру. Но также и паломничество Александра в сопровождении веселой процессии на этот горный хребет к северо-востоку от Массаги (Чакдара), и урок мудрости и благочестия, который дали ему обитатели Индии. Это произошло в 327 году. Двумя годами позже Александр лечил на берегу Инда своих товарищей, раненных отравленными стрелами, и увидел во сне траву, которая спасла от смерти дорогого ему Птолемея. Его грудь при штурме крепости малавов пронзила стрела, и он чудом избежал смерти. Именно тогда, в царстве Самба (Самбху) он завязал связи с брахманами, называемыми по традиции «гимнософистами», то есть нагими мудрецами.
«Среди гимнософистов Александр захватил десять тех, которые больше всех убеждали Саббу (Самбху) отложиться и доставили македонянам более всего зла. Считалось, что они достигли совершенства в краткости ответов на вопросы. Александр предложил им головоломные вопросы, сказав, что первым убьет того, кто даст неправильный ответ, а затем и всех прочих по очереди. Судьей он назначил также одного из них, самого среди них старшего.
Первый, спрошенный, как он полагает, кого больше — живых или мертвых, ответил, что живых, поскольку мертвых уже нет. Второго спросили о том, что — земля или море — произращивает более крупных животных, и он ответил, что земля, поскольку море — часть земли. Третий, спрошенный о том, какое животное самое хитрое, ответил, что то, которого человек до сих пор не узнал. Четвертый, отвечая на вопрос, какой был у него расчет побуждать Саббу отложиться, сказал, что хотел, чтобы тот красиво жил или же красиво умер. У пятого спросили, что, как он считает, возникло раньше — день или ночь, и он дал ответ, что день был раньше на один день. А когда царь изумился такому ответу, прибавил, что на головоломные вопросы и ответы неизбежно головоломные. Царь перешел к шестому и спросил его, как человеку добиться, чтобы его сильнее всего любили, на что тот ответил, что, будучи могущественнейшим, ему следует не быть страшным. Из троих оставшихся первый на вопрос, как человеку стать богом, что для этого надо совершить, ответил, что совершить надо то, что человеку не под силу. Вопрос второму был о жизни и смерти — что из них сильнее, на что он ответил, что жизнь, доставляющая столько зла. Последнего спросили о том, до какого времени человеку стоит жить, на что он ответил, что до тех пор, пока не сочтет, что умереть лучше, чем жить. Тогда Александр обратился к судье и велел ему объявить свой приговор, а когда тот сказал, что
