мужчины, за исключением их родственников. Но, видно, прельстившись обещанными бусами, он послал за старухой, которая присматривала за узницами и одна имела право отворять двери клеток. Пока мы ждала, девушки недовольным тоном разговаривали с вождем, как будто были с ним в чем-то не согласны и выражали какие-то опасения. Наконец пришла старуха, и выражение лица у нее было, надо сказать, далеко не дружелюбным. Она, по-видимому, неодобрительно отнеслась к просьбе вождя разрешить взглянуть на девушек. Впрочем, ей пришлось подчиниться вождю и открыть дверь. Девушки стали с любопытством рассматривать нас и, получив приказание, протянули руки за бусами. Я, однако, намеренно присел в некотором отдалении от них и вынул приготовленные бусы, так как хотел, чтобы они вышли из клеток и дали мне возможность осмотреть их изнутри. Мое желание создало дополнительную трудность: девушкам во все время заточения не разрешалось касаться ногами земли. Но им очень хотелось заполучить бусы, так что старухе пришлось выйти наружу и набрать хвороста. Она разложила его на земле, после чего подошла к одной из девушек и помогла ей выйти из клети. Старуха поддерживала ее за руку, когда та переступала с одного полена на другое, пока не приблизилась ко мне настолько, чтобы взять протянутые бусы. Я пошел осмотреть внутренность покинутой ею клетки, но едва мог просунуть в нее голову — такой спертый там был воздух. Клеть была вычищена, и за исключением нескольких коротких стволов бамбука для хранения воды, в ней не было ничего. Пространства девушке хватает лишь на то, чтобы сидеть на бамбуковой платформе на корточках или лежать поджав ноги. Если прикрыть дверь, то в клетке, пожалуй, не видно ни зги. Выходить из клети девушкам позволяется всего один раз в день для того, чтобы обмыться в деревянной лохани или тазе, стоявшем рядом с каждой клетью: они, говорят, сильно потеют. Сажают девушек в эти душные клетушки в совсем юном возрасте и держат до тех пор, пока они не достигают брачного возраста. Затем их выпускают на свободу, где их ждет роскошный свадебный пир. Одной из девушек было лет четырнадцать-пятнадцать, она, по словам вождя, провела в своей клети пять лет и скоро должна была выйти на волю. Двум другим было приблизительно восемь и десять лет, и им предстояло высидеть там еще несколько лет“.
В одном из округов Британской Новой Гвинеи (Кабади) „дочерей вождя в возрасте приблизительно двенадцати-тринадцати лет два или три года держат взаперти. Им ни под каким видом не разрешается выходить из дома, в который не проникает солнечный свет“. У двух граничащих друг с другом родственных племен с побережья Новой Гвинеи, ябим и букауа, достигшую полового созревания девушку примерно на пять или шесть недель подвергают заточению во внутренней части дома. Ей запрещается сидеть на полу, чтобы ее нечистота не прилипла к нему; присаживается она на специально принесенное полено. Девушка не имеет права касаться ногами земли. Если ей нужно на короткое время выйти из дома, она обертывается циновками и надевает на ноги две половинки кокосового ореха, которые, наподобие сандалий, прикрепляются к ее ногам при помощи лиан. У отданомов Борнео девочек в возрасте восьми или десяти лет заточают в маленькую комнату или келью и на долгое время лишают всякой связи с внешним миром. Дома отданомов строятся на сваях и освещаются через одно-единственное окошечко, выходящее на пустынное место, так что девочка находится почти в полной темноте. Даже в случае крайней необходимости ей не разрешается покидать комнату, В продолжение всего срока заточения ее не имеет права посещать ни один из членов семьи. Для ухода к ней приставлена рабыня. Время своего одиночного заключения, которое нередко растягивается лет на семь, девочка коротает за плетением циновок или за каким-нибудь другим рукоделием. По причине неподвижного образа жизни ее рост задерживается, и, когда по достижении половой зрелости ее наконец выпускают на волю, лицо ее бывает бледно как воск. Девочке вновь показывают солнце, землю, воду, деревья и цветы, как если бы она только что родилась на свет. На грандиозном пиру в ее честь убивают раба и обмазывают девочку его кровью. В прошлом в Сераме девушек по достижении половой зрелости в одиночестве запирали в темную хижину.
На острове Мабуйаг в Торресовом проливе, когда у девочки впервые наступают месячные, в темном углу дома из веток кустарника делается загородка круглой формы. Девочка — на нее надевают ручные и ножные браслеты, перевязи, венок, а также ушные, нагрудные и спинные украшения из раковин садится на корточки посреди этой загородки, так что видна лишь ее голова. Здесь ей надлежит оставаться в заключении три месяца. Все это время над ее головой не должно сиять солнце, хотя ночью ей разрешается выходить из хижины (в это время меняют ветки кустарника, за которыми она скрывается). Девочка не имеет права касаться руками пищи: ее кормят одна или две пожилые женщины, ее тетки по материнской линии, приставленные для ухода за ней. Одна из этих женщин в лесу готовит для нее пищу на особом огне. Девушке запрещено употреблять в пищу мясо черепахи и черепашьи яйца, но в растительной пище ее не ограничивают. Во время заключения ни один мужчина, включая ее собственного отца, не имеет права входить в дом. По истечении трехмесячного срока служанки на своих плечах относят девочку к пресноводной лагуне, чтобы она не касалась ногами земли. При этом соплеменницы, окружив девочку, сопровождают ее до самого берега. На берегу с нее снимают украшения, после чего носильщицы вносят ее в воду и окунают, а все остальные женщины обрызгивают девочку водой. Выйдя из воды, одна из служанок накладывает для своей подопечной кучу травы. Другая бежит к подводной скале, ловит небольшого краба, отрывает ему клешни и спешит назад к лагуне. За это время там успевают разжечь юогонь, на котором поджаривают клешни краба. Служанки кормят девочку жареными клешнями. После этого на нее вновь надевают украшения, и вся компания гуськом шествует обратно в селение: девушка идет между своими старыми тетками, которые держат ее за запястья. Тетки передают ее своим мужьям, один из которых ведет ее к себе домой, где для всех устраивается угощение, и девочке разрешается есть пищу своими руками. На следующих за угощением танцах девочка отплясывает под руку с мужьями теток, которые ухаживали за ней во время заточения.
Аборигены племени яраиканна на полуострове Кейп-йорк в северной части Квинсленда, по имеющимся сведениям, в течение месяца или шести недель содержат достигшую половой зрелости девушку в одиночестве, доступ к ней разрешен только женщинам. Проводит она это время в специально выстроенной для нее хижине, лежа на полу на спине. Из-за того, что ей воспрещается смотреть на солнце, до заката она лежит с закрытыми глазами (в противном случае ей не избежать болезни носа). В течение всего периода заточения, чтобы ее не укусила змея, девочке запрещено есть то, что живет в соленой воде. Ухаживающая за ней пожилая женщина кормит ее кореньями, ямсом и поит водой. У других австралийских племен в таких случаях был обычай по пояс или выше зарывать девушек в землю, вероятно для того, чтобы укрыть их от солнечного света.
Калифорнийские индейцы верили, что во время своей первой менструации девочка „в особой степени наделена сверхъестественной силой, которая далеко не всегда является чем-то вредным и оскверняющим. Часто, однако, они были склонны полагать, что с этим состоянием связаны неблагоприятные последствия. Индейцы не ограничивались тем, что изолировали девочку от семьи и общины, — они пытались напрочь отрезать ее от внешнего мира. Ей, например, строжайшим образом запрещалось оглядываться вокруг себя. Поэтому ходила она с опущенной головой, не глядя на окружающий мир и на солнце. В отдельных племенах девочку закутывали одеялом. Многие из этих обычаев, например запрет прикасаться к собственной голове и чесать ее руками (для этого надо было пользоваться особым орудием), очень сходны с соответствующими обычаями племен северного побережья Тихого океана. В одних случаях девочку кормили женщины, в других она обязана была поститься“.
Индейцы-чинуки, обитатели побережья штата Вашингтон, по достижении дочерью вождя половой зрелости в течение пяти дней укрывали ее от взоров соплеменников. Ей запрещалось смотреть на других людей и на небо, а также собирать ягоды. Существовало поверье, что стоит ей взглянуть на небо, как наступит плохая погода; что, если она вздумает собирать ягоды, пойдет дождь; что, если она повесит свое полотенце из кедровой коры на ель, дерево тут же засохнет. Девочка выходила из дому через особую дверь и купалась о бухте в отдалении от селения. В течение нескольких дней она постилась, после чего в течение длительного времени ей запрещалось есть свежую пищу.
Когда у индейцев-ахт, или нутка, на острове Ванкувер девочки достигают половой зрелости, их переселяют на крытую веранду „и со всех сторон окружают циновками, так что им не видно ни солнца, ни огня. В этой клети они остаются на одной воде несколько дней. Чем дольше девочка остается в заточении, тем большую честь это делает ее родителям. Но если становится известно, что во время этого тяжкого испытания она видела солнце или огонь, она обесчещена на всю жизнь“. На ширмах, за которыми скрываются девушки, нарисованы мифические птицы грома. В течение восьми месяцев по достижении половой зрелости ей не разрешается есть свежую пищу, особенно лососей. Кроме того, она должна есть в
