если к указанному времени они не исправятся, мир во мгновение обратится в руины. Эти сумасбродные притязания были с одобрением встречены даже людьми богатыми и влиятельными. В конце концов один немец скромно попросил нового мессию провозгласить страшную катастрофу его землякам на немецком языке, потому что английского они не понимали, и было бы жаль, если только из-за этого они подверглись бы ручному проклятию. В ответ так называемый спаситель с полной откровенностью признался, что немецкого языка он не знает. „Как! — с возмущением воскликнул немец, — ты — Сын божий и не знаешь всех языков, и даже немецкого?! Ступай прочь, ты — плут, лицемер и безумец! Твое место в сумасшедшем доме“. Зрители рассмеялись и разошлись, стыдясь своей легковерности.
Иногда считалось, что божественный дух после смерти его носителя переселяется в другого человека. Татары-буддисты (Buddhist Tartars{33}) верят в существование огромного числа живых будд, которые в качестве лам стоят во главе крупнейших монастырей. Когда один из лам умирает, ученики его не предаются горю, так как знают, что в скором времени он возродится в виде младенца. Заботятся они лишь о том, чтобы обнаружить место рождения нового ламы. Если им в такое время случается увидеть радугу, они принимают ее за знак, посланный покойным ламой, долженствующий привести их к колыбели. Иногда божественный младенец сам дает о себе знать. „Я — великий лама, — провозглашает он, — живой будда такого-то монастыря. Несите меня в мой старый монастырь. Я — его бессмертный глава“. Каким бы способом ни обнаруживалось место рождения будды — путем ли его собственного признания или с помощью небесного знамения, радостные паломники снимаются с места (часто во главе с ханом или с одним из наиболее выдающихся членов его семьи) и отправляются в путь, чтобы найти и возвратить домой божественного младенца. Обычно рождается он на священной тибетской земле, и, чтобы до него добраться, каравану часто нужно пересечь огромные пустыни. Когда паломникам наконец удается найти ребенка, они падают перед ним ниц и поклоняются ему. Однако, прежде чем в нем признают Великого ламу, которого ищут, ребенок должен доказать свою подлинность. У него осведомляются о названии монастыря, главой которого он себя провозглашает, о расстоянии до него и о том, сколько монахов в нем живет. Он должен рассказать также о привычках покойного ламы и о том, как он умер. Перед ним раскладывают различные предметы — молитвенники, чайники, чашки, — и он должен указать на те из них, которыми пользовался в предыдущей жизни. Если он все это безошибочно выполняет, притязания признаются обоснованными, и его с триумфом препровождают в монастырь. Во главе всех лам стоит далай-лама из Лхасы, этого тибетского Рима. В нем видят живого бога, и после смерти его божественный и бессмертный дух возрождается в ребенке. По одним сведениям, способ нахождения далай-ламы похож на вышеописанный способ нахождения обычного Великого ламы, В других сообщениях говорится о его выборах путем вытягивания жребия из золотого кувшина. В том месте, где он рождается, деревья и растения одеваются зелеными листьями; по его повелению распускаются цветы и взвиваются вверх водяные струи. Он распространяет вокруг себя небесное блаженство.
Далай-лама не является в этом регионе единственным человеком, возведенным в божеское достоинство. В конце XIX-начале XX века официальный список воплощенных богов Китайской империи находился в министерстве колоний в Пекине. Число богов, получивших признание, достигало ста шестидесяти. Тридцать из них осчастливили своим появлением Тибет, девятнадцатью гордилась Северная Монголия, а Южная Монголия грелась в лучах не менее пятидесяти семи богов. Проявляя отеческую заботу о благосостоянии своих подданных, китайское правительство запрещало входящим в список богам вновь рождаться где-либо, кроме Тибета. Оно опасалось, как бы рождение богов в Монголии не повлекло за собой серьезных политических последствий, не пробудило дремлющий патриотизм и воинственный дух монголов, которые могли бы сплотиться вокруг честолюбивого местного божества царской крови и постараться огнем и мечом завоевать для него не только духовное, но и светское царство. Кроме этих общественно признанных богов имелось великое множество мелких частных божков и незарегистрированных специалистов по магии, которые совершали чудеса и осчастливливали людей подпольно, В начале XX века китайское правительство смотрело сквозь пальцы на возрождение этих мелких божеств за пределами Тибета. Но как только они появлялись на свет, правительство надзирало за ними, как за официальными специалистами, и, если они вели себя дурно, их очень скоро низвергали, изгоняли в отдаленный монастырь и строго-настрого запрещали когда-либо вновь рождаться во плоти.
Итак, верховный правитель занимал в примитивных обществах такое место в плане религиозном, что притязание на божественные и сверхъестественные способности, выдвигаемое владыками более поздних великих империй — Египта, Мексики и Перу, — было не просто результатом непомерного тщеславия, но пережитком и дальнейшим развитием апофеоза живых властителей, издавна имевшего место у дикарей. Например, перуанские инки, дети Солнца, поклонялись своим властителям как богам. Они не могли и помыслить причинить ущерб личности, чести или имуществу монарха или особы королевской крови.
Инки, в отличие от большинства людей, не видели в болезни зла. Они рассматривали ее как вестницу, посланную их отцом, Солнцем, призывающим их найти успокоение на небесах. Обычно инка возвещал о своей приближающейся смерти так: „Отец мой призывает меня к себе на покой“. Инки не пытались противостоять воле отца и приносить жертвы для того. чтобы выздороветь.
Испанские завоеватели, проникнув из знойных долин на высокое плато колумбийских Анд, были поражены тем, что, в противоположность диким ордам, оставленным ими внизу, в душных джунглях, они застали здесь народ на довольно высоком уровне цивилизации, народ, занимающийся земледелием и живущий при правлении, которое Гумбольдт сравнивал с теократиями Тибета и Японии. Это были чибча и муиска, или моска, подразделенные на два царства со столицами в Боготе и Тунхе, объединенные общим религиозным подчинением великому первосвященнику Согамозе. Считалось, что этот духовный правитель благодаря длительному аскетизму и подвижничеству обрел такую святость, что вода и дождь повиновались ему и от его воли зависела погода. Нам уже известно, что при восшествии на престол мексиканские цари давали клятву, что они заставят солнце сиять, тучи — давать дождь, реки — течь, а землю — в изобилии приносить плоды. Известно также, что народ поклонялся последнему мексиканскому царю Монтесуме как богу.
Первые правители Вавилона — от Саргона I до четвертой династии Ура и позднее — при жизни выдавали себя за богов. В честь царей четвертой династии Ура воздвигались храмы, их статуи устанавливались в различных святилищах, и народу вменялось в обязанность приносить им жертвоприношения; восьмой месяц года был полностью посвящен поклонению царям; жертвы им приносились в новолуние и пятнадцатого числа каждого месяца. Парфянские цари из дома Аршакидов также величали себя братьями солнца, и их чтили, как богов. Нанести в стычке удар даже частному лицу из фамилии Аршакидов считалось святотатством.
При жизни обожествлялись и египетские фараоны: им приносились жертвы, культ их отправлялся в особых храмах специально предназначенными для этого жрецами. Культ богов, действительно, нередко мерк перед культом фараонов. Так, в правление фараона Меренра один высокопоставленный сановник заявил, что он отстроил множество святых мест, чтобы к духу вечно живущего фараона Меренра можно было взывать „больше, чем ко всем богам“. Никогда не подвергалось сомнению, что фараон действительно является богом: он был „великим богом“, „золотым Гором“, и сыном Ра. Его власть простиралась не только над Египтом, но над „всеми странами и народами“, „над всем миром в длину и ширину, над востоком и западом“, „над всей окружностью великого круга солнца“, „над небом и всем, что в небе, над землей и всем, что на земле“, „над всеми существами, ходящими на двух или на четырех ногах“, „над всем, что летает и порхает; все в мире приносит ему в жертву своих представителей“. К египетскому фараону применялись все эпитеты бога солнца. Его титулы прямо производились от титулов бога солнца. „За время своего существования, — сообщают нам, — египетские фараоны исчерпали все представления о божестве, которые египтяне себе составили. Будучи человекобогом по рождению и царственному званию, фараон после своей смерти становился обожествленным человеком. Итак, в нем нашло воплощение все, что было известно о божественном“.
Мы довели до конца наш очерк эволюции института священных царей, который своей высшей формы и своего полного выражения достиг в монархиях Перу и Египта. Исторически этот институт, видимо, берет свое начало в прослойке колдунов или знахарей, находящихся на общественной службе; в плане логическом он покоится на дедукции из ложной ассоциации идей. Люди ошибочно приняли порядок своих идей за порядок природных явлений: они вообразили, что им дозволено управлять предметами, подобно тому как они управляют своими мыслями. Люди, которые по той или иной причине, в силу телесной мощи или
