морщинами: Мудрецы могут даровать им неувядаемую красоту и бессмертие. Вообразите себе любовь и признательность сих незримых любовниц, представьте себе тот пыл, с которым они стремятся завоевать расположение сострадательного Философа, способного их обессмертить.
Отрекитесь от пустых, и пресных наслаждений, которые вам могут даровать женщины; самая прекрасная из них показалась бы уродиной в сравнении с самой невзрачной сильфидой; вы никогда не почувствовали бы ни малейшего пресыщения, проводя ночь в её нежных объятиях. О несчастные невежды, откуда вам знать, что такое философическое сладострастие!»
Отходя от собственно каббалистической сферы, где он представил Саламандру прекраснейшей из женщин, состоящей из мирового огня, «первопричины всех природных явлений», и обитающей в эмпирее, аббат Монфокон де Виллар излагает затем способ подчинить себе это стихийное создание с помощью философской колбы (matras philosophique)[1], либо глядя снаружи на её сильно выпуклое днище, либо созерцая изнутри тайну её вогнутой округлости:
«Нужно очистить и подвергнуть возгонке элемент огня, таящийся в вас самих, и таким образом подтянуть и настроить соответствующую космическую струну. Для этого стоит лишь сосредоточить мировой огонь в вогнутых зеркалах, помещённых внутрь стеклянного шара; этот секрет, который древние свято хранили от непосвящённых, был заново открыт божественным Теофрастом. В этом шаре образуется пыль, которая, сама собой очистившись от примесей других элементов и будучи соответственным образом обработана, через малое время обретает чудесную способность подвергать возгонке таящийся в вас самих огонь и, фигурально выражаясь, наделять вас огненной природой»[2] .
Тут напрашивается параллель между этим отрывком из Бесед о тайных науках графа Габалиса и фрагментом из книги Иной мир, или Государства и Империи Луны, где Сирано Бержерак (de Cyrano Bergerac*) рассказывает о своём демоне-хранителе, нёсшем два огненных шара, а все кругом удивлялись, как он не обжигает пальцы.
«Эти неугасимые светочи, — пишет он, — послужат вам лучше, чем ваши стеклянные шары. Это солнечные лучи, которые я очистил от жара, иначе губительные свойства этого огня повредили бы вашим глазам, ослепляя их. Я закрепил свет и заключил его в эти прозрачные бокалы, которые я держу в руках. Это не должно вас удивлять, так как для меня, родившегося на Солнце, сгущать его лучи, которые являются пылью того мира, представляет не более труда, чем для вас собрать пыль или атомы, которые не что иное, как превращенная в порошок земля вашего мира»[3].
Как поразительно сходны судьбы двух этих авторов, умерших трагически и скоропостижно: один погиб в тридцать пять лет от страшной раны — брошенный из окна обрубок бревна пробил ему голову, другого в тридцать восемь убили на Лионской дороге!
Адепт, то есть, как мы ранее отмечали, человек, владеющий Философским Камнем — единственный, кто может предвидеть обстоятельства, способные представить угрозу его жизни: болезни, несчастные случаи и прежде всего — преступное насилие над собой Философ же, которому не удалось осуществить Великое Делание — как бы близко он ни подошёл к цели, далее если он по ходу дела получил одно или несколько ценных промежуточных веществ с целебными свойствами, — не в состоянии проникать в будущее, как, впрочем, и в прошлое.
Наш учитель Фулканелли вправе гордиться тем, что он первый открыл истинную значимость личности Сирано Бержерака. На основании конкретных, убедительных и веских доводов Фулканелли представил его выдающимся герметическим философом, без колебаний уготовив ему первое место среди герметических философов нового времени. Это вытекает, согласно Философским обителям, из трёх важных отрывков, связанных с Гримуаром из Дампьер-сюр-Бутон, в частности, из комментариев Фулканелли касательно ожесточённой схватки Рыбы-прилипалы (Remore) и Саламандры, описанной Сирано, вместе с неким стариком присутствовавшим при единоборстве. Это схватка эзотерическая, она подтверждаёт реальность плодоносящей короны, которая украшает один из кессонов на сводах верхней галереи. Корону обрамляет надпись:
NEMO ACCIPIT QUI NON LEGITIME CERTAVERIT
Получит её лишь тот, кто сражается по правилам
Даже не будь этого фрагмента и фрагмента о Фениксе в Истории птиц, существует сотня других, ясно обнаруживающих алхимическую сущность Иного мира, в частности, то место, где повествуется об аппарате, уносящем нашего героя к Империи Солнца. Его основной деталью, мотором служит хрустальный сосуд многогранной формы, как у солнечных часов во дворце Холируд в Эдинбурге, странном шотландском здании, о котором говорится в последней главе Философских обителей.
«Был сделан специальный сосуд в форме икосаэдра с несколькими углами, так чтобы каждая грань была выпукло-вогнутой и мой шар действовал как зажигательное стекло».
Это как нельзя лучше согласуется с текстом Фулканелли, где он говорит, что символический икосаэдр — это неизвестный кристалл, витриол Философов, что он дух и воплощённый огонь, который, как мы видели ранее, не обжигает рук, что следует также из слов Бержерака, видевшего в этом небесном элементе как бы распылённый дух:
«…неудивительно, что, приблизившись к Солнцу, я не сгорел, ведь сжигает не огонь, а соединённое с ним вещество, солнечный же огонь не смешивался ни с каким веществом».
Насколько Савиньён де Сирано в этом новом освещении не похож: на изменчивый и причудливый образ, внедрённый литературой в сознание большинства людей, опираясь на ложную молву о Сирано, возникшую из-за крайностей его пылкой и скоротечной юности.
Фулканелли разделил эти два облика одного человека, использовав с этой целью, как увидит читатель, для учёного автора книги Иной мир, единственно достойного бессмертной славы, написание фамилии, призванное совместить официальные данные книги записей о крещении и фантазию парижского дворянина, более богатого духовно, нежели материально. Идея превосходная, мы ей тоже последовали, избрав из нескольких вариантов, принятых самим нашим героем, форму Сирано Бержерак. Частичка «де» слишком напоминала о говорливом бретёре и мечтательном галанте — известном персонаже трагикомедии Эдмона Ростана. И какое в конечном итоге имеет значение, что Философ сообщает противоречивые сведения о своём социальном статусе в тот или иной период — Фулканелли не проявлял к этому никакого интереса, тем более оправданно, что, став Адептом, Бержерак всё равно стал выше его!
В заключение, вслед за Яфетом несчастного Скаррона, не имевшего, впрочем, ничего против Савиньёна, повторим его в какой-то степени жестокие слова:
Читатель, без сомнения, заметит, что Философские обители открывает Саламандра на фронтисписе, а завершают в качестве своеобразного эпилога эдинбургские Солнечные часы. Эти два символа выражает один и тот же предмет, углублённый анализ которого, рассеянный по всей книге, неопровержимо свидетельствует об огромном труде, потраченном нашим Мастером на своё открытие, о невиданных усилиях, потребовавшихся для проведения полного объёма подготовительных работ.
У нас и в мыслях нет дополнять сведения, которыми Фулканелли так щедро уснастил страницы своей книги, использовав свои исключительно богатые знания и приобретённую в результате тщательного изучения древних авторов осведомлённость в герметической риторике, исключающую опасность разглашения тайны. Но нам посчастливилось долгое время быть восторженным свидетелем неутомимых трудов нашего Учителя у печи, и мы поделимся кое-какими воспоминаниями, которые, надеемся, будут
