должным образом оценены приверженцами (amateurs) нашей науки.
Мы не думаем также, что поступаем опрометчиво, приводя здесь слова самого Фулканелли о том, что он более двадцати лет потратил на поиски Золота Мудрецов (Or des Sages), которое всё это время было у него под рукой. Это откровенное, смиренное и чуть ли не покаянное признание нас на первых порах смутило. Однако пример Фулканелли не составлял исключения. Наксагор, чью Разоблачённую алхимию мы с Учителем читали в очень точном рукописном переводе XVIII в., после тридцатилетних поисков таинственного вещества, которое он каждый день держал в руках, в сердцах восклицает:
«О великий Боже, в каком ослеплении ты держишь нас, пока в бесконечном своём милосердии не убедишься, что Делание нас не погубит!»
Мастер, склонив к моему плечу благородное строгое лицо, обрамлённое длинными седыми волосами, прокомментировал это так:
— Философское золото, полное всяческих примесей, окутанное густой тьмой, сопряжённое с печалью и скорбью, есть, тем не менее, единственная и истинная первоматерия (premiere matiere, prima materia) Делания, подобно тому как единственной и истинной первой материей (matiere premiere, materia prima) является ртуть, порождающая невидимое и всеми пренебрегаемое золото. Это важное различие, на которое обычно не обращают внимания. Оно значительно облегчает понимание текстов и позволяет обойти первые трудности на нашем пути.
Беседа продолжалась, зачастую в качестве свидетелей под неяркий свет большой керосиновой лампы призывались книги из шкафа.
— Продукт водной коагуляции с самого начала предстаёт в таком виде, что его нередко тут же выбрасывают, не утруждая себя даже самым поверхностным его исследованием.
Объясняя мрачную сцену, иллюстрирующую четвёртый ключ Василия Валентина[4] (издания «Minuit»), мы уже говорили об этом веществе, символически обозначаемом «навозом». Оно хорошо знакомо химикам, даже если они считают его никуда не годным остатком. Что-либо полезное извлечь из него, кроме как нашим способом, трудно, поэтому данный осадок не включают даже в разряд побочных продуктов. А между тем именно это вещество, по видимости нечистое, Философы называют слюной дракона (bave du dragon) и утверждают, что оно хоть и неблагородное, но очень ценное. Чёрное с трупным запахом, оно поднимается со дна герметического моря и распространяется по поверхности в виде схожей с гноем смрадной, пузырчатой пены, которую с такой радостью собирают алхимик и его жена из Mutus Liber. Они вычерпывают ковшом жирную бурду, покрывающую раствор. К этой бурде Фулканелли возвращается в главе Лесной житель своих Философских обителей. По существу, персонажи с картинки осуществляют на практике совет Мастера Арнольда из Виллановы, данный в его Розарии (Чётках) Философов:
«Собери чёрное вещество с поверхности, это масло — истинный признак растворения. Растворённое вещество, как и золото, поднимается вверх, где его отделяют от низших веществ. При этом обращайся с ним осторожно, чтобы оно не испарилось» (Lugduni, 1586, р. 17).
— Это и есть наш навоз, — подтвердил Учитель, — наш навоз, который Философы называют чёрной серой, природной серой, темницей для золота, гробницей короля, а также латунью, вороном, Сатурном, Венерой, медью, бронзой и т. д., и которому они приписывают очень важные и исключительно редкие свойства. Они по праву считают его самым стоящим подарком Создателя и утверждают, что без откровения свыше никак нельзя признать в этом отвратительном, отталкивающем на вид месиве Божий Дар, превращающий простого алхимика в Мудреца, а Философа — в искусного Адепта.
К примеру, Иреней Филалет уподобляет его золоту, так его и называя в главе XVIII, параграфе III, своего Introitus, заключал Фулканелли, выуживая ссылки из своей поразительной памяти. При этом его лицо озаряла добрая благожелательная улыбка, и он привычным жестом поднимал руку, на которой в этот вечер сверкало кольцо Бафомета[5] из трансмутационного золота, перешедшее к нему от тамплиеров энбонского командорства в Бретани.
Мы действительно читаем на латыни у Николя Лангле-Дюфренуа (Жан-Мишель Фаустиус отмечает, что в данном случае был взят более совершенный список, с которого Открытый вход был переведён и напечатан в 1663 г.) в «Introitus Apertus ex Manuscripto perfection traductus et impressus Londini»:
«Наше золото нельзя купить за деньги и даже получить в обмен на корону или царство, ведь это Дар Божий. Мы и впрямь не можем владеть нашим совершенным золотом, по крайней мере в привычном смысле слова», а для нашего искусства надо, чтобы это было наше золото[6].
— Не просто так, — подчёркивал Фулканелли, — Мудрецы дали нашему драгоценному телу имена планет Сатурна и Венеры.
«Счастлив тот, — восклицает Филалет, — кто может приветствовать эту неспешную (tardambulonem) планету. Моли Бога, брат, чтобы сподобиться такой благодати, потому что это зависит не от идущего и того менее от алчущего, но единственно от Отца Светов».
Что же касается Венеры, то к ней прибегают лишь для того, чтобы по аналогии указать, каким образом Сера появляется на свет. Читатель вместе с Фулканелли увидит, что этот философский реагент рождаётся из герметического моря и при сильном перемешивании воды образуется в виде пены (écume), которая поднимается наверх, густеет и плавает по поверхности. И поймёт, сколь серьёзна будет ошибка, если за меркуриальную материю он примет свинец, а за источник серы — медь.
Но какой минеральный активатор, одинарный или двойной, вызывает гниение Ртути, в результате чего образуется чёрная Сера, жидкая, вязкая, с металлическим отливом, как у воронова крыла (plumage du corbeau), так что она даже получила имя чёрной птицы (volatile noir), которую латиняне называли Phœbeius ales, птицей Аполлона (oiseau d’Apollon), что наводит на мысль о тёмном солнце (soleil obscur), о летучем золоте (or volatil)? Какой химический катализатор был предметом наших частых бесед с Мастером?
Думается, сейчас самое время ещё раз рассмотреть и обсудить с пользой для наших зашедших в тупик братьев связанные с этой проблемой соображения, высказанные Фулканелли на страницах его второй работы.
Среди солей, которые могут способствовать возникновению тайного философского огня (feu secret et philosophique), важное, судя по всему, место занимает селитра. Во всяком случае, такой вывод вытекает из этимологии этого слова, ведь греческое νίτρον — нитрон, означающее нитрат калия (собственно nitre — селитра), происходит от νίπτω — niptô или νίξω — nizô — промывать (laver); между тем Философы рекомендуют промывать огнём (laver avec le feu). Всякая их очистка, всякая возгонка — по существу огненная промывка или отмывание, как пишет Николай Фламель. При контакте с расплавами селитра плавится сама и частично превращается в карбонат калия или ощелочивается. Карбонат раньше называли тартратом (sel de tartre — татарская, тартарская соль), по-гречески это звучит τρύξ — trux со значением винный отстой (lie de vin), отходы, остаток. Корень здесь τρύγω — trugô — осушать (dessécher), сушить, что указывает на действие огня. Это слово, кроме того, наводит на мысль об обиходном французском слове truc (трюк), означающем некий скрытый приём (precédé caché), сопряжённый с ловкостью или хитроумием. Относительно Делания этот трюк состоит в применении тартрата, образовавшегося при воздействии селитры, который рассматривается как сущность тайного огня или как одно из его составляющих, упоминания о чём столь упорно избегают в своих трудах алхимики.
Согласно аббату Эспаньолю (Происхождение французского языка) слово truc происходит от τρύχω — trukhô — ударять (frapper) и фокус (tour de passe-passe). Но τρύχω означает прежде всего истирать (user par le frottement), изнурять (épuiser), утомлять (fatiguer), терзать (harceler), мучить (tourmenter). Эти значения обусловливают выбор тайного огня, определяя способ его использования и воздействия на философскую материю. Огонь именно терзает — высушивает, прокаливает, выжигает — материю.
Теперь несколько замечаний относительно соли, которая при плавлении приобретает вязкую консистенцию, способную, в частности, акцентировать цвет, даже, казалось бы, самый мимолётный. Цвет — видимое проявление тайной серы (soufre secret), и по нему Мастер определяет природу своих тинктур. Среди последних важное место в многоцветной гамме Великого Делания занимает универсальный дух. Этот spiritus
