ход. Она все еще где-то здесь, в доме.
Он с трудом протиснулся через все разрушения, думая почти безлично: она уничтожила картины. Потом я буду смертельно зол. Сейчас он не чувствовал гнева — им владел страх перед тем, что где-то, возможно наверху, притаилось безумие, готовое в любую минуту развернуться как пружина.
Вошел в столовую. Никого. Поднялся по лестнице. Конечно, она в спальне — сверкнула мысль. Но и там он увидел, что ее нет, а дверь в гардеробную нараспашку. Видны ее платья и его костюмы, висящие там. В гардеробной никого. Он осмотрел остальные комнаты. Внезапно вспомнил о картинах в мастерской. Выбежал через кухонную дверь, перемахнул через лужайку, уже покрытую вечерними тенями яблонь, и влетел в мастерскую. Картины, сложенные у стен, не тронуты, цела и та, что на мольберте. Но Линды нет и тут.
Значит, она действительно ушла — без машины? Без всякой одежды? Он вернулся в спальню и стал просматривать вещи. Да, не хватает ее нового зеленого платья, серого костюма и еще нескольких платьев. И нет нового чемодана, который она хранила на верхней полке. Она ушла. Ушла из дома пешком с чемоданом в руках.
Он присел на кровать. Может, это он сошел с ума и все ему померещилось?
Она стояла у машины и, глядя ему прямо в глаза, искренне, уверенно говорила, что все будет хорошо, что она согласна лечиться. «Я сделаю все, что скажет Билл». Она махала ему вслед рукой, когда он уезжал. Как мог произойти такой скачок — к этому бешеному хаосу разрушения — там, внизу, и к этой записке, с ее злобными выпадами? Даже если бы она выпила все, что было в доме, она бы никогда…
Поднявшись с кровати, он поспешил в гостиную. Бутылки с джином и виски по-прежнему стояли в баре. Содержимое в них не убавилось. Он открутил крышки и глотнул из каждой. Нет, не разбавлены. Где-то еще наверху у нее припрятана бутылка. Он начал искать повсюду с яростной сосредоточенностью. Наконец, в одном из бельевых шкафов, под стопкой покрывал, обнаружилась бутылка джина, заполненная примерно наполовину. Значит, перед тем как уйти, она хлебнула изрядно. Но у нее, кажется, была еще одна, спрятанная в коровнике?
Он задумался, машинально глядя на бутылку, потом так же машинально нагнулся, чтобы водворить ее на то же место, и вдруг заметил — что же это такое? — открытку, спрятанную вместе с бутылкой. Поднял ее. На открытке — лесистые горы и озеро. Канада, озеро Кроули в Манитобе. Адресована ему. С трудом вникая в смысл, прочел:
Билл Мак-Аллистер. Не веря своим глазам, взглянул на штемпель. Отправлена пять дней назад. Уже три дня, как получена. Из-за того, что все, связанное с Биллом, вызывало у нее тайный невротический ужас, Линда, видимо, спрятала открытку. Значит, она знала, что Билли нет в Нью-Йорке. Знала, когда он думал, что ему удалось, наконец одержать победу над ней, знала, когда, провожая его, стояла у машины. «Обещай мне, Джон… Я все сделаю, но только если это Билл. Не обращайся ни к кому другому…»
Вся ее капитуляция — обман. Еще одно из ее фантастически мудреных предательств. Провожая его в Нью-Йорк, она знала, что он не сможет добиться своего. А теперь, когда он вернулся — его ожидало вот это…
Вернувшись в спальню, он закурил. Это — самый серьезный кризис за все время их брака. И он понимал, что должен иметь в запасе силы, и все же не мог преодолеть апатию.
Она ушла с чемоданом, пешком и без денег. Или они у нее были? Могла она планировать все это заранее и припрятывать деньги? Но куда она отправилась? В Нью-Йорк? Если бы он вернулся к «Рейнс и Рейнс» и получил кучу денег — тогда конечно. Но не теперь. И уж, конечно, она не собиралась возвращаться в маленький городок в Висконсине, где родилась и где пять лет назад умерли ее родители, вскоре после его женитьбы на ней… Так куда же она могла отправиться? Не куда ей идти.
Ну, а если она сошла с ума? Если напряжение, в котором она всегда находилась, в конце концов прорвалось? Уничтожить картины, разбить пластинки, кинуться наверх, побросать что-то в чемодан и выбежать из дома, чтобы пойти — куда? Некуда — только голосовать на дороге и сесть в первую проходящую машину?
Образ безумной, бродящей по округе жены придал ему энергии. Он должен сообщить в полицию.
Но «полицией» в Стоунвиле был Стив Риттер. И снова он как бы наткнулся на Линду — она все испортила и сделала это невозможным. Позвонить Стиву Риттеру и сообщить ему, а через него всей деревне, что Линда уничтожила его картины и убежала, что она сошла с ума! Потом подумал вдруг: что это со мной? Конечно же, она не исчезла таким образом. Она у кого-нибудь из своих милых, милых друзей — из этой компании Кэри. Конечно, у них. Он тут же представил себе ее театральное появление у старых Кэри или у Морлендов:
— О мои дорогие, я его бросила. Я больше не могла терпеть…
Конечно же, все это так. Она могла даже забрести к молодым Кэри, пока Вики ездила на станцию. Он так в этом уверился, что все как бы стало на свои места.
Сбежав вниз, позвонил молодым Кэри. Вики взяла трубку.
— Да, Джон. Мы вас ждем. Приезжайте сейчас же оба.
— Значит, Линда не у вас? — И сам удивился, что его голос звучит так спокойно.
— У нас? Нет. Я ее не видела с того вечера. По правде говоря, я собиралась позвонить, но так и не собралась. Ничего не случилось?
Джон вспомнил, что их могут подслушать.
— При встрече все объясню. Вики, не сможете ли вы или Брэд позвонить Морлендам и вашим родителям и узнать, не там ли она? Мне не хотелось бы делать это самому после того вечера…
— Сейчас же позвоню.
— Спасибо, Вики. Я приеду.
Он положил трубку. Если ее нет у Морлендов или у старых Кэри, ему, конечно, придется рассказать Вики и Брэду всю правду. И хотя с годами это стало привычным — покрывать Линду, он понимал, что на сей раз дело зашло слишком далеко. А Вики и Брэд поймут его правильно. Во всяком случае, они не отнесутся к этому как к непристойной сплетне, которую надо разнести побыстрее. В этом он уверен. Может быть, они смогут помочь разыскать Линду, прежде чем разразится скандал. А если ее нет ни у Морлендов, ни у старых Кэри…
Но она должна быть там, — думал он, выбегая к машине, потому что если она не у Морлендов, или не у старых Кэри и не изливает им свои горести… И снова ему представилось — пустые, мертвые глаза, оцепенелая фигура, бредущая куда-то с чемоданом. Он заставил себя прогнать это видение. Выводя машину на дорогу, подумал о Стиве Риттере. Могло ли это все-таки оказаться правдой? Мыслимо ли, что она убежала с ним? Нет, она сама признала, что это ложь — извращенное алкогольное вранье.
Но во всех случаях Стив Риттер — ее верный раб, так же, как и остальные обитатели деревни. Может быть, враждебность, которую он ощутил там, на почте, была уже связана с ее исчезновением?
Линда могла побояться, что компания Кэри не проглотит ее новую легенду. И могла «найти убежище» у кого-нибудь из жителей деревни, сделав их своими слушателями. Не слишком вероятно, учитывая снобизм Линды и желание, чтобы ее не только любили равные ей, но и уважали те, кого она почитает ниже себя…
Вместо того чтобы ехать коротким путем — мимо пустующего дома Фишеров, вниз с холма через лес, — он повернул налево, на дорогу, ведущую в Стоунвиль. Не станет он так вот сразу расспрашивать Стива — ситуация слишком деликатна. Ему нужен бензин. Надо завернуть на бензоколонку и посмотреть куда дует ветер.
Стемнело. В кафе-мороженом, расположенном в полумиле от деревни, уже зажглись неоновые светильники и слышались завывания проигрывателя-автомата. Он остановился у колонки. Из-за перегородки вынырнула миссис Риттер — худенькая, безвкусно одетая, растрепанные, седеющие волосы свесились на лоб. Бетти Риттер, обозленная и преждевременно постаревшая из-за того, что муж не обращает на нее внимания, была главной человеко ненавистницей в деревне. И Бетти — единственная в деревне, кто не станет тут же подхватывать сплетни. Она угрюмо включила помпу и накачала полный бак бензина. Но это была ее обычная угрюмость. Когда она подошла к ветровому стеклу, чтобы протереть его пыльной тряпкой,
