— Это отверстие выходит к корням большого старого дуба за сараем. Если кто-нибудь будет подходить, то собаки, когда этот человек будет еще за полкилометра отсюда, прибегут к корням дуба и станут лаять без остановки в течение тридцати секунд. Вы их обязательно услышите. Затем они отойдут на исходные позиции и будут лаять до тех пор, пока я их не остановлю.
Он усмехнулся:
— Видимо, завтра ферму обыщут. Дед будет им все показывать. Собаки залают перед деревом, когда они будут подходить. Тогда вам лучше сидеть как можно тише.
Он начал подниматься по лестнице, затем указал на другое кольцо, вбитое в стену лаза:
— Если произойдет что-то неожиданное... Например, если меня поймают и вам надо будет отсюда выбраться, поверните это кольцо на сто восемьдесят градусов, а затем нажмите на любую из половин бетонной крышки. Она повернется.
Мирек задал вопрос:
— А если на люке будет стоять жирная свинья? Я бы не хотел, чтобы одна из этих красоток свалилась мне на голову.
Глаза Антона расширились, и он с удивлением посмотрел на них:
— Черт возьми! Я и не подумал об этом. Ну, не знаю, постучите сперва по крышке чем-нибудь вроде кружки. Это их распугает.
Наконец он вылез наружу и, наклонившись, сказал:
— Желаю вам выспаться. Увидимся вечером.
Оба в один голос ответили:
— Спасибо, Антон!
Когда люк закрылся, они услышали его ответ:
— Да не за что!
Через четверть часа они уже лежали в своих кроватях с выключенным светом. Несмотря на ужасную усталость, Мирек никак не мог настроиться на сон. Он думал об Антоне. Что заставляло Антона идти на такой риск? Казалось, он получает от этого удовольствие. Наверное, это был не просто обыкновенный ребяческий авантюризм. Может быть, это была религия? Мирек сомневался в этом.
Вдруг его отвлек от размышлений голос Ани, исходивший из кромешной тьмы:
— Мирек, ты не спишь?
— Нет, Аня.
— Что... Что случится с Сильвией и Альбином?
— Лучше не задавай мне таких вопросов и вообще не думай об этом.
Через некоторое время она сказала грустным голосом:
— Они были очень симпатичной парой.
— Да, — согласился с ней Мирек.
— Но, наверное, они совершили какую-то ошибку... Нам в этот раз повезло. Но если мы еще раз попадем в подобную переделку, счастье может от нас и отвернуться.
Несколько минут оба молчали, затем Аня спросила:
— Мирек, ты помнишь, как еще во Флоренции сказал мне, что, если я превращусь для тебя в обузу, ты бросишь меня без особых угрызений совести.
— Да, помню.
— Так почему же ты не бросил меня тогда, в лесу?
— Ты знаешь ответ на этот вопрос.
— Нет, не знаю. Тех полицейских ты убил сразу, ты не думал ни секунды, прежде чем сделать это. Так почему же ты не убил меня? Я ведь тогда была для тебя помехой.
Он ничего не ответил, и Аня, подождав несколько минут, позвала:
— Мирек!
Она услышала, как он громко вздохнул и сказал:
— Да я и сам толком не знаю.
Затем он повернулся на другой бок и поправил свою подушку, пытаясь улечься поудобнее в такой узенькой кровати. Этот вопрос он и сам задавал себе много раз. Он думал об этом все те часы, пока пробирался к ферме с ней на плечах. Он знал ответ на этот вопрос, и этот ответ его я радовал и пугал. Он опять услышал голос Ани:
— Мирек, не надо влюбляться в меня... Я никогда не смогу любить тебя, никогда... Я же монахиня и навсегда ею останусь.
Ответа она не услышала. Он опять поправил свою подушку, а затем воцарилась безмолвная тьма.
Глава 16
Полковник Олег Замятин получал нагоняй от шефа КГБ, стоя по стойке «смирно».
Чебриков редко промывал мозги своим старшим офицерам в присутствии подчиненных. На этот раз он был по-настоящему разъярен, так что проигнорировал трех молодых майоров, в ужасе застывших рядом со своими рабочими столами.
Чебриков кричал, приблизив свое красное лицо почти вплотную к лицу полковника:
— Почти два часа! Прошло почти два часа, прежде чем они поставили этот вонючий кордон в нужном месте. Эти ублюдки из чешской армии не способны поймать даже мышку в ведре.
В ярости он повернулся к стене и уткнулся в карту.
— Ты же мог менее чем за час направить в эту деревню сотню полицейских из Брно. Так нет же — тебе нужно было ждать этих проклятых горе-вояк и твоего паршивого друга Шолохова!
Замятин осмелился вставить слово в злостную филиппику своего босса:
— Товарищ Чебриков, но ведь этот человек очень опасен. Он отлично подготовлен к выполнению своего задания.
Тут Чебриков окончательно взорвался:
— Ну и что из этого? Ты думаешь, меня волнует гибель пары-тройки чешских полицейских? Да мне было бы наплевать, если бы он ухлопал даже батальон этих недоумков. Главное, чтобы он тоже был мертв.
Он ткнул пальцем в грудь полковнику.
— Если бы ты отдал правильные приказы, то информация о машине была бы передана на час раньше. А они все еще сидели бы в этом несчастном ресторане.
Чебриков повернулся к карте.
— Что ты собираешься делать сейчас?
Замятин вздохнул с некоторым облегчением. Он подошел к карте и пальцем очертил воображаемый круг.
— Все специальные службы и воинские части в этом районе, в том числе и наши армейские подразделения, ищут беглецов. А польская граница закрыта вот отсюда досюда.
Его палец провел линию от места, где на севере соприкасались восточногерманская, чешская и польская границы, до того места на юго-востоке, где польская граница встречалась с русской.
Чебриков рявкнул:
— Ты идиот! Может быть, ты думаешь, что Беконный Священник такой же придурок, как и ты? Он и не подумает посылать своего человека через эти участки.
Он подошел к карте и ткнул рукой в квадрат на ней.
— Я не сомневаюсь, что они находятся в убежище где-то здесь, в этом районе. Вероятно, они пробудут там дня два или три, но никак не больше. Потому что у этого ублюдка очень строгий график.
— Да?
Замятин слышал об этом впервые.
— Да. Сам товарищ Андропов так думает Он считает, что этот убийца будет стремиться любой ценой оказаться в Москве до десятого числа следующего месяца.
— Но при чем тут эта дата?
— Эта информация строго секретна.
Чебриков внимательно рассматривал карту.
